Я нашел это место сразу. Он лишь едва присыпал тело песком, и рука со сведенными смертельной судорогой пальцами всё ещё сжимала увядший пучок травы.

Солнце показалось из-за горизонта, и горячий как лёд зелёный луч разрезал предрассветные сумерки. Туман с тихим шелестом полз по девственной глади берега. Узкие суетливые волны самоотверженно гнались за утренним бризом. Повеяло тиной, сыростью и запустением. Луч выбрался на берег, стряхнул с себя капельки солёного сока и, крадучись, посеменил в сторону зарослей.

Я молил его, чтобы этого не произошло, но он таки коснулся перепачканных песком подушечек пальцев, и рука нелепо зашевелилась. Золотистое свечение окутало её, постепенно наполняя мертвенное тело призрачной энергией.

Девушка вскрикнула и села. Заметив меня, она, казалось, что-то мгновенно припомнила и в испуге отпрянула. Я ринулся следом и крепко схватил её за хрупкие, по-юношески угловатые плечики. Она приоткрыла рот в беззвучном крике и отчаянно попыталась вырваться.

– Не бойся меня!

Её взгляд неистово метался вокруг, не в силах сосредоточиться на чём бы то ни было. Я взял её голову в руки.

– Смотри мне в глаза!

Она застонала и отвела взгляд. Её дрожь передалась мне, и я почувствовал острую боль внизу живота. Захотелось взвыть от тоски, захлестнувшей с головой, но я прогнал от себя могильный холодок этого чувства и, стиснув зубы, требовательно выдавил:

– Посмотри на меня!

Я встряхнул её и на мгновение глаза девушки оказались против моих. Безумный взгляд маленького затравленного зверька… О, Боже!

Впрочем, этого было вполне достаточно.

Я не отпускал её, пока ветер не разметал пыльцу призрачной энергии. Мои руки сомкнулись.

– Спасибо, – раздался сзади тихий шёпот. Ощущение, похожее на лёгкое прикосновение томного полуденного ветерка, словно дружеское похлопывание, возникло между лопаток. Я устало опустил голову и хотел сказать Лауре что-нибудь тёплое, поблагодарить, в конце концов… но как всегда передумал.

– Ты всё ещё веришь, что если они не увидят своего тела, то обязательно попадут в рай? – я обернулся, готовый испепелить взглядом говорившую. Из-за кустов вышла Джонника, оправляя одежду, словно была там по нужде.

– Я не думал, что призраки могут…

– Она на самом деле может, – участливо прокомментировала Лаура.

– Если захочу…

– Если сильно захочет.

– Но проблема в том, что я никогда не хочу! – и они обе звонко захохотали. Как малолетние школьницы, в самом деле!

– Я когда-нибудь убью вас обоих! – хотелось добавить словечко покрепче – невинный розыгрыш почему-то окончательно вывел меня из себя – но, по большому счёту, это не стоило усилий, ибо не имело никакого значения. Ни для кого…

– А мы и так уже мертвы, – придурковато потупилась Джонника, демонстративно покусывая ноготок. Порою на поворотах её заносило не меньше моего, и тогда уже ничто не могло остановить этого призрака!

– Ты в этом уверена? – я стремительно поднялся и ухватил её за узкий подбородок.

Она прикрыла глаза своими прозрачными ладошками и коснулась расплывающимися в улыбке губами кончика моего носа.

Я прыснул. О да, я был вне себя от ярости! Рассвирепел, вскипел так, что готов был взорваться в любое мгновение. Как же я ненавидел её, их всех… или презирал. Презирал так, как презирают тех, кто совершил самый низкий поступок, какой только можно содеять на том и этом свете.

С другой стороны, впрочем, они были безразличны мне, ибо просто тени… а ещё, потому что я мог избавиться от них в любой момент. Они-то и оставались здесь лишь для того, чтобы тоска одиночества и печаль о несбывшихся судьбах таких вот несчастных, как эта утренняя девушка, не сильно печалили в ежедневных рейдах. К тому же мне нравилось считать себя благодетелем.

«А вот это уже действительно мерзко!» – подумал я, передёрнул плечами и выругал себя последними словами.

Впрочем, укоры совести, по сути, мне тоже уже давно стали безразличны… Равно как и весь этот суетливый мир!

Пока я беспомощно барахтался в привычном омуте внутренних переживаний, перемежавшихся то стужей ярости, то жаром равнодушия, Джонника едва сдерживала себя, чтобы буквально не застонать от удовольствия. Я сжал руки на её талии, дабы сделать больно, но она лишь откинула голову назад и затряслась всем своим полупрозрачным телом в беззвучном истеричном хохоте.

Миг спустя балагурка уже висела у меня на шее, наиграно делая вид, что пытается восстановить дыхание. Она неподражаема в том, что касается дурачеств.

– Я люблю тебя, мой ловец, – вожделенно пролепетала Джонника, и я с омерзением оттолкнул её прочь. Она «споткнулась» о мёртвое тело и, упав, шизофренически громко рассмеялась. Казалось, её идиотическим шалостям на гране безумия не будет конца.

На мгновение поддавшись мимолётному приступу отчаяния, я с надеждой бросил взгляд на Лауру. Та всё ещё сидела, поглаживая окоченевшие пальцы девушки. Казалось, она была совершенно отрешена и полностью поглощена сим, несомненно, в высшей степени «увлекательным» действом, и только по едва заметной, робкой улыбке, намёком на гримасу застывшей на кончиках её губ, я понял, кое-что из моего невольного выплеска эмоций перепало и ей.

Хотим мы того или нет, но призраки, которые неотступно следуют за нами сквозь века на протяжении всей истории существования человечества, питаются энергией чувств, той, которой мы так щедро порою разбрасываемся. Так уж устроен этот скаредный мир, что ничто не может быть истрачено напрасно… Однако зачастую им этого кажется мало. В таком случае призраки неволят несчастных и силком заставляют делиться с ними. Для этого в их арсенале есть множество способов!

Если человек умирает насильственной смертью, то чем более мучительными были последние мгновения его жизни, тем меньше энергии остается душе, дабы воспарить к небесам. Словно воздушные шарики без воздуха, заблудшие души призраков скитаются по земле, пока, со временем, не находят способ восполнить потерю. Но тогда уж лучше бы они вообще никогда не появлялись на этот свет!

Я умею остановить их.

– Он вернётся, – задумчиво произнесла Лаура. – Они всегда возвращаются.

Я знал это наверняка, равно как знал, куда клонит призрак, и потому сказал, чтобы она ни о чем таком даже и не думала.

Когда мы вернулись к пристани, Малыш Эдди уже был там. Возраст этого «малыша» составлял, полагаю, больше тысячи лет или около того, и вне всяких сомнений этот призрак мог принять практически любую форму по своему усмотрению, но ему нравилось оставаться таким, каким он был на момент своей гибели. Дивная сентиментальность, свойственная умудрённым опытом, не так ли?

Малыш вежливо, но дипломатично сухо, приветствовал нас и отошел чуть-чуть в сторону. О нет, он нисколько не боялся меня, скорее просто гнушался. Я вообще не был уверен, что смогу справиться со столь матёрым призраком. К счастью, у нас было соглашение, своего рода паритет. Эдди мог ошиваться в «местах боли» – больницах, питаясь страданиями пациентов и бросовой энергией родственников. Он не спешил, в отличие от других, ибо точно знал, что рано или поздно, так или иначе непременно добьётся своего. Возможно, именно эта основательность сослужила ему хорошую службу на протяжении прошедших веков.

Вне всяких сомнений, я был далеко не первым ловцом духов, с которым Малыш заключил своё соглашение. Это холодило безмерно! Пожалуй, в чём-то я даже боялся его, но всегда ставил в пример другим, подспудно опасаясь, как бы однажды он не догадался обо всём и невзначай не пришёл за мной. Так было и в этот раз.

Эдди взглянул на меня и по-детски добродушно улыбнулся, а потом едва уловимо подмигнул. Он дал понять, что знает всё, о чём я переживаю в данный момент, поэтому мне поспешно пришлось убеждать себя в обратном.

Наивно и глупо, но в противном случае надо было бы что-то решать немедленно, а я не чувствовал в себе сил даже для того, чтобы как следует разозлиться. Всё-таки общество призраков изматывает беспредельно, да и вообще это далеко не самая достойная и жизнеутверждающая компания для утреннего моциона. Впрочем, другой у меня никогда и не было, разве что беспросветно когда-то, в туманном позавчера, где-то на краю воспоминаний или, быть может, только грёз…

– Она не увидела своего тела? – зачем-то спросил Эдди, как будто это действительно хоть сколько-нибудь заботило его. Я окинул призраков ненавидящим взглядом, натужно засопел, но, дабы не дать новой жизни давешнему балагану, так и не ответил.

О да, это он наградил меня этой совершенно бредовой идеей о небесах, куда попадает нежить, если только перед развоплощением жертва не увидит своего мёртвого тела. Я хотел бы верить в благородные сказки былых времён, но совершенно точно знал, да что там знал, чувствовал, понимал, ведал, что распыляю их души в ничто.

Наверняка таким образом он просто потешался надо мной. У меня практически не оставалось сомнений, и однажды я собирался непременно сказать ему об этом, однако Лаура и Джонника постоянно болтались где-то рядом и, верно, превратили бы любой серьёзный разговор в фарс. Я не хотел этого, хотя сам не раз проклинал собственную нерешительность и, чего таить, в итоге всё равно – ограниченность.

– Как охота, Малыш? – Лаура посадила его себе на колени, уложив хрупкую детскую головку на грудь. Он поддался без тени смущения, даже позволил пригладить непослушные нежно-соломенные локоны, мерцавшие ореолом серебристой дымки. Святая невинность, Дева Мария с младенцем, как же, как же…

Эдди изучающим взглядом окинул Джоннику – мерзкое ощущение, как будто заглотнул и выплюнул её обратно, – и с тонкой иронией пролепетал:

– Не хуже, чем ваша, милейшие!

Он снова лукаво подмигнул мне, и я готов был возненавидеть его за это, но твёрдо верил, что в этот раз непременно должен держать себя в руках, иначе не ровен тот час, когда призраки не побрезгуют снизойти до труда растерзать меня на месте. При всех сложившихся обстоятельствах не стоило забывать, что в пищевой цепочке мы продолжали оставаться рядом, но никак не вместе.

Джонника иезуитски улыбнулась словам Малыша и зажала между пурпурных губ тонкий ноготок указательного пальца.

– У-ру-ру! – сказала она и театрально отвела взгляд.

Мне нравилось, когда она так делала. В эти минуты меня безумно влекло к ней.

Отпечаток солнца окончательно выполз из-за горизонта. Эдди как-то по-старчески пощурился, недовольно повернув к выцветшему диску своё моложавое личико, встал и, деликатно распрощавшись, в один миг растворился в утренней стуже. Я ещё раз ужаснулся мысли о том, что, возможно, однажды буду вынужден что-то предпринять по отношению к нему.

Проклятые ужимки, проклятая манера говорить… Конечно же, я должен буду просто убить его!

– Не торопи время, охотник, – послышалось сзади дуновением ветра. От одного холодного насмешливого тона, с которым прозвучали эти слова, сердце непроизвольно ушло в пятки. Я стремительно обернулся, но, стоило ли сомневаться, там уже никого не было. Именно за такие выходки я и ненавидел призраков больше всего.

– Неужто наш бравый охотник наделал в штанишки? – Джонника исполнила охальный жест и в очередной раз заливисто расхохоталась. Я бросил на неё свой самый злобный взгляд, на какой только был способен, но потом устало отмахнулся и побрёл прочь.

Джонника была младшей среди призраков, которым я имел неосторожность позволить ошиваться со мной. Пожалуй, ей было не более сотни-полутора сотен лет, но, надо понимать, умирала она исключительно тяжело. Пострадал ли при этом её рассудок или Джонника и прежде была такой, трудно утверждать однозначно, тем не менее, её помешательство не вызывало сомнений, будучи чем-то таким же очевидным как то, что день сменяет ночь или что за летом неизбежно следует осень.

Порою в пылу какого-нибудь очередного особо безумного дурачества она называла Лауру «мамашей» и та обычно при этом впадала в холодный ступор. Выглядели… нет, лучше сказать, предпочитали выглядеть они как сёстры – одинаково молодо, хотя для призраков, понятное дело, это исключительно вопрос личных предпочтений. Даже чертами лица они чем-то напоминали друг друга, разве что Лаура казалась немного старше или, точнее, более женственной.

Однако, насколько мне известно, их родство не являлось кровным, это, несомненно, было нечто большее, куда большее! Джонника – «истинный демон», другими словами, она приняла смерть от нежити, в течение долгих лет регулярно питавшейся её энергией. И я готов съесть собственные ботинки и пальто в придачу, если это была не Лаура!

Когда я нашел Лауру, как призрак она была практически бессильна. Я оставил её только потому, что знал, за ней охотится демон! Тогда я впервые изведал об их существовании, по крохам собирая информацию о сущности и повадках, и с изумлением понял, что призраки по отношению к истинным демонам находятся в ещё худшей ситуации, чем люди по отношению к ним. По крайней мере, у призраков нет ровно никакой возможности игнорировать демонов.

Потом пришла Джонника. Она поклялась, что будет паинькой, если только я позволю ей быть рядом с Лаурой. В любом случае тогда я ещё ни о чём не догадывался, да и она была безнадежна настолько, что ей удалось убедить меня. Трудно сказать, почему, но за этот шаг прочая нежить возненавидела её даже больше, чем меня когда-либо прежде. Разве что Эдди со свойственным ему хладнокровием относился к Джоннике ровно и бесстрастно переносил любые её дикие выходки.

– Чёрт подери, пора на работу, – произнёс я, с ненавистью разглядывая стрелки на циферблате часов. Не то, чтобы компания призраков доставляла мне удовольствие, да только среди людей зачастую становилось и вовсе невыносимо.