– Если я правильно тебя понял… – наморщил лоб Эмбетос.

– Это может быть такой жребий, – сказал Айзевир. – У титанов они бывают идиотскими. Как пирог с глиной.

– Зачем делать пирог с глиной? – не поняла Иллария.

– Вот именно, – постучал по виску Айзевир. – Гляжу, вы начинаете понимать. Пирог с глиной – это безумие, но еще не такое безумие, при котором ты просто идешь на берег и запихиваешь в рот глину. Ты вначале ее готовишь. В безумии остается система: ты делаешь тесто, ты делаешь начинку, ты выпекаешь пирог. Ты знаешь, как делать пироги – значит, ты все еще не сумасшедший.

– Это и называется безумием, – холодно сказал Эмбетос.

– Ну так и объясните это титану. Кто-нибудь из вас, бессмертных эльфов, пробовал с ним поговорить?

– Поговорить?.. Это невозможно, он убивает всех, кто подходит ближе, чем на полет стрелы.

– И он такой громадный, что до него невозможно докричаться, – добавила Иллария. – Мы рядом с ним меньше муравьев.

– А попытки вообще делались? – спросил Айзевир.

Эльфы переглянулись. Они не были точно уверены.

Поначалу, возможно, и делались. Но если и так – они ни к чему не привели. И сейчас никому даже в голову не приходило, что с безумным титаном можно поговорить – его просто перестали воспринимать как разумное существо.

Слишком уж много народу он отправил в Шиасс.

– Ленивые дураки, – помотал головой Айзевир. – Я пойду и сам с ним поговорю.

– Если до разговора с тобой он просто всех убивал, то после разговора с тобой… хотя ладно, хуже стать не может, – пожал плечами Одриах. – Но ты делаешь ошибку, брат мой. Ты глупо сгинешь, я тебе этого не позволю.

– А, тогда ладно, – закинул ногу за ногу Айзевир. – Давайте сидеть и ждать, пока он сам сюда припрется. Тогда я все равно с ним поговорю.

– Пусть идет, куда хочет, – нетерпеливо сказал Эмбетос.

Он уже понял, что ничего разумного от этого гемод не услышит, и хотел поскорее вернуться к совещанию.

– Дайте мне что-нибудь летающее, – потребовал Принц-Бродяга. – Пока я дойду пешком, он там половину Гульрании сожжет.

– Эсветия, дай ему…

– …Пинка посильнее… – пробормотал король Одриах.

– …облаце – и пусть летит куда хочет.

Искусством творения облац даже среди эльфийских чародеев владеют немногие. Но чтица Эсветия была одной из лучших – и уже через несколько минут Айзевир закинул на плечи котомку, опоясался мечом, вспрыгнул на чудесное облачко, да и вылетел в окно. Немолодой для человека, двигался он по-прежнему легко, словно мальчишка.

Розыски Маруха не заняли много времени. Несложно найти того, кто упирается головой в облака и оставляет выжженную полосу шириной в семь вспашек. Без сна, без отдыха колоссальный титан мерно шагал на восток, проводя очередную линию смерти.

Уже скоро ему придется делать выбор. С юга на север в самую середку Гульрании врезается огромное море, деля континент на две части. Если Марух решит сначала заняться восточной половиной – у Тирнаглиаля и Человекии еще будет время в запасе. Если же он начнет с западной… времени не будет.

Хотя… что такое море для титана? Марух может бороздить его вброд.

Сейчас он пересекал реку. Страшные вспышки мгновенно вскипятили воду, убили всю живность на много вспашек вверх и вниз по течению. Правда, рекой все равно потом придется заняться отдельно, пройти по ней из конца в конец, чтобы убедиться в полном завершении работы. В том, что не уцелело ни одной икринки, ни одного рачка или головастика.

Что самой воды не осталось.

Гульрания населена гораздо плотнее Магизии. Если там Марух лишь однажды столкнулся с сопротивлением, с отчаянной атакой войска циклопов, то здесь на него нападали уже раз десять. Против него выступали рати, его пытались остановить волшебством, были даже безумные храбрецы-одиночки. И это только те, кого Марух Уничтожитель заметил, на кого обратил внимание.

Ему было бесконечно жаль этих созданий. Они не понимают, что так будет лучше. Марух нес гибель мгновенную, безболезненную. Одна вспышка – и больше никаких страданий, никогда.

А вот, кажется, еще один безумный храбрец-одиночка. Похож на эльфа, только более коренастого и с круглыми ушами. Рядом с Марухом он казался меньше муравья, но титан легко увидел даже цвет его глаз, различил даже грязь под ногтями.

И он летит на облаце. Гость из Сальвана, посланец богов?.. Марух родился в этом мире, и вправе творить в нем все, что пожелает, но он бы не удивился, если бы боги попытались ему помешать. Они вечно лезут не в свое дело.

Что ж, он убьет всех, кого к нему пошлют. Марух Уничтожитель чувствовал в себе большую силу, чем была у Катимбера. Обретенный жребий наделил его могуществом, которого нет даже у Аэтернуса.

Марух повернул голову к крошечному существу. Из глаз и рта титана вырвались снопы пламени. Испарился воздух, исчезли птицы, насекомые и воздушные хомунции. С воем улетучились духи – титанова сила выжигала все плоскости бытия.

Но облаце с круглоухим эльфом незнамо как успело переместиться. Оказалось прямо у виска Маруха… а потом исчезло. Крошечное существо запрыгнуло ему в ушную раковину.

– Мир тебе, титан, – раздался там тихий, но вполне отчетливый голос. – Может, сделаешь перерыв? Я долго до тебя добирался.

Марух так удивился, что действительно остановился. Не знающие усталости руки погасли, перестали уничтожать все вокруг.

– ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ БРОСИТЬ МНЕ ВЫЗОВ? – прогремело над полями и лесами.

– Не, это пусть другие делают, – донесся беззаботный голос. – Я драться ни хера не умею.

Круглоухий эльф говорил на титановой речи. Свободно и очень правильно. Впервые за много лет Марух услышал слова родного языка – и ему стало любопытно.

– Ты можешь уничтожить меня, титан, – прозвучало в ухе. – Но позволь вначале задать вопрос.

Марух заранее мог сказать, что за вопрос услышит. Зачем он это делает и нет ли способа его остановить. Он не всегда понимал языки циклопов, эльфов и других созданий, что отчаянно вопили под его ногами, но всегда догадывался о смысле их криков.

Есть ли смысл что-то объяснять? Какая разница, узнают ли они перед смертью о его мотивах?

– А вопрос такой, – прозвучало в ухе. – В чем смысл жизни?

– ВСЕ ОЧЕНЬ… ЧТО?.. – осекся Марух. – ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?..

– Я спрашиваю, в чем смысл жизни. А то ты, видно, уже все про все понял, раз решил уничтожить все к херам. Ну расскажи и мне, а то сдохну, так и не узнав, обидно будет.

– ТЫ НЕ БОИШЬСЯ СМЕРТИ? – искренне удивился Марух.

– До усрачки боюсь. А ты?

Марух не услышал страха в этом голосе. Тот звучал спокойно. Звонко, чисто, отчетливо…

– КАК ТЫ ГОВОРИШЬ ТАК ГРОМКО? – спросил титан.

– Рупор из ладоней сделал. Ты на вопрос-то ответь. Хотя бы на один из двух, но лучше на оба.

– В ЖИЗНИ СМЫСЛА НЕТ, – помедлив, ответил Марух. – И ПОЭТОМУ Я НЕ БОЮСЬ СМЕРТИ.

– Понятно, понятно. Сочувствую. Но в моей жизни смысл есть, представляешь? И у других существ тоже – мелкий такой смысл обычно, дерьмовый, но все-таки есть. И отсюда вытекает мой третий вопрос… но ты, может, уменьшишься? Или я и дальше буду тебе в ухо орать? Я так охрипну скоро.

– ПОЧЕМУ ТЫ РЕШИЛ, ЧТО Я БУДУ ОТВЕЧАТЬ НА ТВОИ ВОПРОСЫ, СМЕРТНЫЙ?

– Потому что ты не можешь меня убить, дубина. А уходить я отсюда не собираюсь.

Марух сунул палец в ухо. Поковырял там, ожидая услышать вскрик размазываемого эльфа. Но тот, видимо, погиб, не успев издать ни звука. Марух убрал руку и снова полыхнул вокруг всеуничтожающим излучением…

– Ты не можешь меня убить, – повторил тот же голос. – Я слишком глубоко залез. А вот я могу сделать очень многое.

– ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ, БУКАШКА? – чуть раздраженно спросил Марух, снова прерываясь.

– Например, могу сидеть тут и очень противно петь. Это полностью разрушит пафос твоего жребия. Это же твой жребий, верно? Раскатать нас всех в блин? Ты это замыслил, титан?

Марух с минуту стоял молча и размышлял. Проницательный смертный. Но что с того?

– А-ля-ля, ля-ля-ля, сегодня мы пойдем к бля…

– НЕ ПОЙ, – перебил Марух. – Я УДЕЛЮ ТЕБЕ ВРЕМЯ.

Он понял, что происходит. Смертный не надеется его одолеть. Он просто решил выиграть немного времени.

Видимо, там дальше – его деревня или город. Таким образом он хочет задержать Маруха, пока его соплеменники удирают от неизбежного. Такое с ним пару раз уже бывало, хотя и другими методами.

Что ж, ему не откажешь в самоотверженности. Он заслуживает того, чтобы узнать, что происходит.

И Марух масштабировался к минимальному росту. Сжался до того размера, в котором пребывают молодые титаны.

Крошечное существо едва успело выпрыгнуть из его уха. Под его ступнями снова возникло облаце, и эльф приземлился прямо перед Марухом. Он по-прежнему казался коротышкой рядом с титаном, но теперь разница составляла всего три головы.

Некоторое время они мерили друг друга взглядами. Марух, как всякий титан, был атлетически сложен, имел чеканное лицо, густые брови и крупный подбородок. Его глаза, глубокие и пронзительные, будто заключали в себе крошечные галактики.

А вот напротив стоял самый обычный, простецкой наружности смертный. Уже начинающий лысеть, с проседью в короткой бородке. Мутно-зеленые хитроватые глаза ощупывали титана, на тонких губах кривилась усмешка. Облачен он был в легкую дорожную тунику, а на поясе хоть и висел меч, но было видно, что это больше украшение, чем оружие.

– Ты не эльф, – заключил Марух. – Очень похож, но не эльф. Они бы ни за что не стали петь такие песни.

– Я человек, – сказал незнакомец. – Меня зовут Айзевир.

– Человек?..

– Ты про нас вряд ли слышал. Мы тут недавно появились. Как плесень на трехдневном хлебе – пока совсем чуть-чуть, пара пятнышек… но мы растем. Мы распространяемся. А если ты не прекратишь выжигать все живое, эта булка не позеленеет.

– И ты хочешь знать, зачем я это делаю, – наконец-то услышал ожидаемый вопрос Марух.

– Я знаю, зачем ты это делаешь, – отмахнулся Айзевир. – Чтобы убить всех, это и дураку понятно. А вот зачем тебе убивать всех… ну давай выслушаем твою версию. Я, в общем-то, уже догадался, но хочу услышать это из твоих уст.

– Если ты думаешь, что я хочу царить над миром смерти – ты ошибаешься, – сказал Марух. – Сидеть на горе черепов – не то, чего я желаю.

– О, правда? Жаль. Это, по крайней мере, было бы впечатляюще. Представь сам: миру конец, нигде не осталось ничего живого, и только на месте лесов Тирнаглиаля громоздится гора черепов, а на ней восседает безумный титан, держа один череп в руке. Это, разумеется, мой череп, поскольку я единственный, кто был тебе забавным собеседником.

Марух снова замолчал, пристально глядя на Айзевира. Не сумасшедший ли перед ним? Бесстрашен он до безумия, этого у него не отнять.

И… странное дело, но когда Марух смотрел на этого смертного, он не видел в нем страдания. Во всех живых существах видел, а в этом – нет.

– Ты неверно понимаешь меня, – наконец сказал он. – Я просто хочу все закончить. Подвести черту. Черепа и бесконечные смерти – это лестница в ничто, где никто не задаст в конце вопроса, потому что ответа все равно не прозвучит.

– Ох, как ты сейчас красиво сказал, – покрутил головой Айзевир. – Я не все понял, но ты должен меня извинить. Сколько тебе там лет, древний титан?.. тысяча?..

– Почти. Мне одна тысяча четырнадцать лет.

– Ну я в сравнении с тобой молокосос. Мне пятьдесят один годик. Но мы очень недолго живем, титан. Я еще не старый, но когда смотрю вокруг, то чаще вижу людей моложе себя, чем старше. Мы, люди, здесь новенькие. У нас еще полно тех, кто родился еще в старом мире… [цензура], да я сам в каком-то смысле тамошний, а не здешний. Я родился уже тут, на этом вашем сраном Тан-Ог, но зачали меня там, откуда мы все приперлись. Честно, я понятия не имею, как и зачем вышло так, что наш город перенесло сюда, к вам, но зачем-то это же все-таки случилось, верно? Будет [цензура] как глупо, если ты просто возьмешь и все испортишь в самом начале.

– Сколько вас сейчас, человеки? – спросил Марух.

– Тысяч пятьсот, и большая часть – идиоты, – пожал плечами Айзевир. – Но даже идиоты хотят жить.

Марух вздохнул. Он мог убить этого смертного усилием воли. Обратить его в пыль и продолжить свой долгий, упорный поход.

Но Айзевир – единственный, кто не кричит от ужаса, не стенает и плачет, не пытается убить Маруха. Единственный, кто пожелал с ним поговорить.

Да, он просто тянет время… или, возможно, надеется его отговорить. Но Маруху вдруг остро захотелось объясниться. Он взглянул в пытливые глаза смертного-однодневки и подумал, что они имеют право. Хотя бы в лице одного своего представителя – имеют право знать, что он не желает им зла, что он несет спасение.

– Рассказ будет долгим, верно? – как-то догадался Айзевир. – Пойдем туда, ниже по течению. А то здесь ты все так выжег, что даже присесть негде.

Марух пропустил мимо ушей укоризну. Молча кивнул, вырос в несколько раз и зашагал по борозде. Айзевир, которому эти рвы и овраги были непроходимы, чиркнул пальцами, сотворил новое облаце и воспарил в воздухе.

– Ты волшебник? – спросил Марух, глядя на это.

– Нет, – отмахнулся Айзевир. – Мне эту штуку эльфийская колдунья дала.

– Но сейчас же ты сотворил ее сам.

– Нет, просто она исчезла, когда я влез тебе в ухо, а теперь снова появилась.

– Разве магия облац так работает?

– Магия – это магия. Сраное волшебство. Оно работает, как тебе хочется.

Дойдя до зеленой травы, Марух и Айзевир остановились. Титан уселся прямо на землю, скрестив ноги, человек спрыгнул с облаца и скинул со спины котомку.

– Чай будешь? – предложил Айзевир, доставая фарфоровый кувшин и пергаментный сверток. – Отличный, эльфийский.

Марух не отказался. Вновь масштабированный до минимума, он глядел, как Айзевир разводит костер, как кипятит налитую в реке воду и сыплет в нее сушеную траву.

– Впервые я задумался о сути страдания, когда попал в темницу Таштарагиса… – начал он долгий рассказ.

Чай оказался терпким и бодрящим. Прихлебывая горячий напиток, Марух рассказывал свою историю и думал о том, что это последний раз, когда он с кем-то говорит. Последний час, который он посвящает чему-то, кроме следования жребию.

– …Так я понял, что жизнь – это ужасная ошибка, – закончил Марух.

– Какой глубокий вывод, – покивал Айзевир. – Но тебе не кажется, что ты слишком поспешил решать за всех? Я вот не считаю, что жизнь – это ошибка. И никто из моих знакомых так не считает. Давай проведем опрос и узнаем, сколько людей с тобой согласится, а? Вон, за рекой мужик какой-то на коне скачет – давай хоть его спросим.

– Жребий – это не то, о чем спрашивают у других, – терпеливо объяснил Марух. – Жребий – это внутренний огонь титана. К нему приходят самостоятельно, и он касается только меня одного.

– Не, вот тут ты ошибаешься. Тебя одного касается, что съесть на обед. И то лишь при условии, что ты не собираешься съесть меня, как тот огр. А если у тебя такой жребий – он, [цензура], касается и меня, и того мужика на коне, и вот этих муравьев, которые ползают у меня по штанам. Он всех касается.

– Нет, никого из вас это не касается. Особенно вас, людей. Я еще понимаю эльфов, которые были здесь задолго до моего рождения, но вы, люди… это не ваш мир. Вы только гости здесь. Всего пятьдесят два года назад на Камне не было ни единого человека.

– Но сейчас нас уже много. И станет еще больше. Мы очень быстро распространяемся.

– Я уже вижу. Истребление вас в самом начале будет благом для всех.

– Вот это – единственный пункт, в котором с тобой некоторые согласятся. Особенно эльфы. Но ты же не собираешься ограничиться только людьми. Или хотя бы разумными существами, которые, согласен, часто бывают теми еще муднями. Ты планируешь вычистить Камень вообще от жизни. Кстати, что насчет других титанов? Их ты тоже убьешь?

Марух не ответил. Это было больным местом в его жребии. Титан не убивает титана, это слишком глубоко сидит в подсознании.

Вероятно, со временем он придет к решению. Жребий адаптируется, противоречие будет разрешено.

– Ладно, вижу, ты еще не решил, – догадался Айзевир. – Но что все-таки ты будешь делать, когда закончишь? От горы черепов ты отказался… зря, кстати, охеренно бы смотрелось. Что же тогда? Просто сядешь посреди пустого места и будешь вечно сидеть и таращиться? Или убьешь самого себя?

– Так далеко я не заглядывал.

– А почему только Камень? Почему только эта планета? У нас тут нет монополии на страдание. Мир, откуда явились мы, жалкие людишки… знаешь, если верить моему покойному бате, там страданий еще больше. Не хочешь туда заглянуть? Может, вообще начать оттуда?

Марух молчал.

– А что насчет звезд? – указал на темнеющее небо Айзевир. – Я там не был, но болтал с мудрецами гномов – они говорят, что там тоже могут жить всякие типы. Наверняка они все идиоты… но вдруг они тоже страдают? Начни со звезд, не трать время на нас. Я вообще согласен, чтобы нами ты закончил… будет трудно, конечно, страдать тут все это время, но мы потерпим как-нибудь, ради благой-то цели.

– Ты насмехаешься надо мной, – спокойно сказал Марух. – Нарочно выставляешь мой жребий нелепицей в надежде, что я отрекусь от него.

– Нет, про нелепицу ты сам сказал. И раз сказал – значит, тоже об этом думал. Кстати, ты титан, ты должен знать – что там для нас всех планируется после смерти? В нашем старом мире были жрецы, которые обещали, что все будет так же, как здесь, только немного лучше. Но после того, как мы переместились сюда, они стали все переписывать, так что я теперь не знаю, чему верить.

– После смерти? – озадаченно спросил Марух.

– Да. Я там не был, я не знаю. Там ничего не будет? Если да, вопросов нет. Но если будет – ты никаких страданий не прекратишь, а просто переведешь всех в другое место. Или после смерти все будут под вечным кайфом? Скажи мне, титан.

Марух хранил гробовое молчание. Смертный задавал неудобные вопросы. Те самые, насчет которых он и сам неоднократно размышлял и надеялся в будущем разрешить… но пока не успел.

– Слушай, ты что, решил начать как получится, а мелкие детали продумать по ходу дела? – участливо спросил Айзевир. – Это несколько радикальный подход, тебе не кажется? Все-таки жизни миллионов. Если потом поймешь, что ошибся – уже не исправишь.

– Я не ошибся, – снисходительно молвил Марух. – Это мой жребий. Мир полон страданий – я слышу их.

– Ты так зациклился на страдании, что не слышишь ничего другого. А ведь кроме страдания есть и радость. Есть удовольствие. Есть счастье. Есть любовь. Ты испытывал когда-нибудь счастье и любовь, могучий титан?

– Когда-то испытывал, – проронил Марух. – Но страданий было гораздо больше.