С тех пор император, формально являясь верховной (и не следует забывать, божественной) фигурой и символом власти, по сути, становится официально освобождён от принятия каких-либо политических решений. Он доверяет это дело фактическому правителю, которым и был сёгун. Окидывая взглядом историю страны, можно заметить, что это именно та система, к которой Япония всегда была предрасположена (что показывало место рода Фудзивара в системе власти), но которую до определённого момента просто не решалась построить на самом деле.

Это во многом обеспечило стабильность императорской власти в Японии и позволило сохранить незыблемость одной династии до наших дней, что является уникальным примером в истории. Как уже говорилось выше, что бы ни происходило в стране и как бы ни были недовольны люди, император точно был ни в чём не виноват: виноваты были исполнители, которые на самом деле правили.

Их и нужно было свергать, смещать, назначать новых – в общем, проводить различную политику, направленную на достижение мира, гармонии и счастья в стране. А потомок Солнечной богини оказывался как бы выше этого (что не отменяло политических дрязг за троном).

Ёритомо стал первым сёгуном, взявшим на себя фактическое правление страной. Свою воинскую ставку он основал в городе Камакура – на побережье Тихого океана, недалеко от тех мест, где в своё время пребывал в ссылке. Помимо ностальгических воспоминаний о юношеских годах, влекущих его в тот край, в пользу Камакуры говорило и её географическое положение: окружённое горами с трёх сторон и океаном с четвёртой это место было идеальным для основания там города, где базируется военное управление страной.

Эта система правления, которую мы называем «сёгунат», носит в японской историографии название бакуфу. Их в японской истории было три, и их принято называть по месту расположения или по роду, стоявшему у власти. Первый японский сёгунат (период с 1192 года по 1333 годы) носит название города, в котором находился в то время центр военной власти, – Камакура.

Благодаря политике Ёритомо управление страной изменилось и стало более эффективным, чем прежде. Если до этого правящий императорский род был заинтересован в получении прибыли и поддержании своего могущества, но при этом не слишком контролировал происходящее за пределами столицы, то бакуфу ставит перед собой более масштабную задачу и крепкой рукой начинает править страной, используя для этого новые механизмы и инструменты.

Ёритомо учёл все ошибки, допущенные Киёмори, и решил их не повторять. Важным отличием от прежней власти было то, что знатное происхождение больше не имело решающего значения, власть бакуфу строилась на одной простой идее – верности. Именно она приносила наибольшие дивиденды: в награду за неё наиболее преданные самураи получали должность дзито («земельный глава»). Им выдавалась во владение земля, поручалось собирать налоги, следить за порядком и достойно управлять своим владением, регулярно отчитываясь перед сёгуном.

Ещё одна новая должность, введённая Ёритомо, называлась сюго – «защитники». Сюго, назначаемые в разные провинции и регионы, должны были нести военную службу и подавлять восстания – для этого у них был необходимый военный ресурс и поддержка центрального правительства. Эта система стояла у истоков появления спустя несколько столетий крупных и независимых феодалов даймё, но до этого Ёритомо не дожил.

Созданная им система управления страной преданными самураями, награждаемыми землёй и властью за преданную службу, казалась устойчивой и надёжной (и это действительно было впервые в истории страны), однако время обнажит один её существенный недостаток. После смерти Ёритомо выяснится, что она зависела во многом от личности сёгуна, а его последователи не смогли удержать её в строгости и порядке. Кризис власти в правление последующих сёгунов сопровождался постепенной потерей контроля над регионами: без жёсткого и внимательного контроля система неизбежно сыпалась.

Сёгунат, построенный Минамото Ёритомо, часто называют двумя фамилиями: Минамото-Ходзё бакуфу. Всё дело в том, что после смерти Ёритомо среди его наследников не оказалось столь же талантливых политиков, которые сумели бы удержать преимущество рода Минамото. В японской истории так бывало весьма часто: верность правителю после его смерти начинает больше ничего не стоить. А Ходзё, о которых пойдет речь ниже, с самого начала показали себя не самыми преданными людьми.

Ходзё Токимаса был человеком, верным роду Тайра, поэтому именно в его владения был направлен в ссылку юный Ёритомо. Но, почувствовав потенциал этого мальчика, Токимаса выдаёт за него замуж свою дочь и начинает помогать в организации восстания против Тайра. Расчёт оказался верен: его дочь стала в итоге женой сёгуна, а сам он – его тестем. И после смерти самого сёгуна они наконец могли вести ту политику, какую считали нужной. Одна беда – у Ёритомо остались наследники.

После смерти отца сёгуном стал двадцатилетний Минамото Ёрииэ, но за власть ему пришлось конкурировать с собственной матерью и её могущественным кланом, и силы были явно неравны. В итоге этого противостояния его заставили отречься от власти, а ещё через год он был убит у себя в поместье по приказу собственного деда.

Его младший брат Минамото Санэтомо, ставший сёгуном в одиннадцать лет, с самого начала понимал, что спокойного правления не получится, и больше увлекался сочинением стихов, нежели политическими вопросами. Но от судьбы всё равно не уйти – в феврале 1219 года его закалывает мечом его собственный племянник на ступенях святилища Хачимангу в Камакуре. После этого прямая линия от Минамото обрывается, и власти Ходзё больше никто не мог помешать.

Однако представители этого рода по хорошей японской традиции занимали должность регента (сиккэн), не правя формально, но управляя всем на самом деле: сёгун выбирался из боковой ветви рода Фудзивара. Таким образом, в Японии складывается в тот момент очень странная ситуация, когда во главе страны формально находится император, но на самом деле правит сёгун, хотя на самом деле сёгун тоже ничего не решает, а всем заправляет его регент.

Надо сказать, регенты справлялись с задачей не лучшим образом. Ходзё, хоть и стремились поддерживать порядок, заведённый основателем камакурского сёгуната, но неудачно: политика не была их коньком, чрезмерная власть развратила, и крепкого централизованного управления не получилось. А потом и вовсе случилось то, чего никто не мог ожидать: из-за моря на Японию двинулась огромная вражеская армада.

В середине XIII века на материке происходят невообразимые перемены. Орды кочевников – свирепые татаро-монголы – проносятся по странам, покоряя и уничтожая всех на своём пути. Они добираются и до Китая, подчиняя себе великую империю, но воинственный свирепый дух толкает их дальше, к новым подвигам и завоеваниям. Выясняя, что ещё можно покорить в этом регионе, они узнают, что к юго-востоку лежит маленькое островное государство Ямато, совершенно неразвитое в сравнении с покорённым ими Китаем. Предстоящая победа кажется им слишком лёгкой, чтобы всерьёз продумывать сражение.

Об этом говорит и характер послания, направленного императору Японии в 1268 году. Вальяжно и уверенно в себе Хубилай-хан – внук прекрасно нам известного Чингис-хана – пишет:

«Нам известно, что с древнейших времён правители даже маленьких государств стремились поддерживать дружеские связи с владыками соседних земель. В столь же большой мере наши предки, которые обрели Срединную Империю, стали известны во множестве дальних стран, которые все преклонились перед их могуществом и величием.

Мы просим, чтобы отныне вы, о правитель, установили с нами дружеские отношения, дабы мудрецы могли сделать Четыре Моря своим домом. Разве разумно отказываться поддерживать отношения друг с другом? Это приведёт к войне, а кому же нравится такое положение вещей? Подумайте об этом, правитель».

Император, получив это письмо, был в панике: ещё никогда иностранные государства не объявляли о готовности вести войну с Японией, он даже не очень представлял, как это может происходить. К счастью, он вовремя вспоминает, что в Камакуре находятся люди, которые должны заниматься такими вопросами, и направляет делегацию суровых монгольских воинов к сёгуну в надежде, что тот разберётся.

Сёгун оказался непреклонен: предложение монголов было отвергнуто, а посланники вынуждены были вернуться ни с чем. Японцы же начинают готовиться к сражению. Ходзё обращаются к самураям с призывом забыть старые распри и объединиться во имя спасения страны.

В 1274 году монголы направляют к берегам Японии флотилию, равной которой по мощи никогда ещё не бывало в тех краях. Общая численность войск составляла около 25 тысяч человек, включая китайских и корейских солдат. Тёмным ноябрьским вечером корабли захватчиков прибыли в бухту Хаката, а на рассвете состоялась первая битва, принёсшая неожиданности обеим сторонам.

Монголы быстро сообразили, что им достался не столь простой противник, как они рассчитывали. Безрассудную храбрость японцев, их звериную ярость в схватках, которая впоследствии станет известна и другим народам, включая американцев в XX столетии, монголам довелось увидеть первыми. Кроме того, они тогда сражались на незнакомой территории, тем более прибрежной – в не самой привычной для них обстановке.

Японцы тоже вынесли из сражения немало уроков. Они привыкли к галантным поединкам: так, в начале сражения выходил лучник и после изложения своей родословной посылал первую стрелу (непременно с тупым наконечником) в лагерь противника, это было сигналом к началу боя. Но теперь монголы убивали лучника до того, как он успевал сказать хоть слово.

Воспитанные на героических рассказах о храбрости японцы бросались первыми в бой, каждый мечтал сразиться один на один с монгольским воином и снести ему голову острым мечом. Но монголы стояли плотной линией и методично убивали всех смельчаков. Это было не время для героических поединков, а настоящая борьба за жизнь. И монголы были куда более опытными воинами, чем японцы.

Укрывшись после битвы за ограждениями, самураи приходили в себя и отправляли просьбы о подкреплении в Камакуру. Впрочем, подкрепление ещё не успело прибыть, а судьба битвы была решена. Той ночью случился сильный ветер, принёсший с собой разыгравшуюся откуда ни возьмись бурю. Корабли бросало по волнам, а некоторые разбило о прибрежные скалы. Около 13 тысяч человек погибли в этом стихийном бедствии, и монголы были вынуждены отступить. Так закончилась их первая попытка вторжения в Японию.

Было понятно, что на этом война не закончится: обе стороны, померившись силами, стали всерьёз готовиться к следующей встрече на поле боя, которая состоялась лишь через семь лет. В этот раз монголы снарядили войско куда больше прежнего и направили его на трёх с половиной тысячах кораблей к острову Цусима. Японцы встречали их во всеоружии, но при виде такой армады сердца их дрогнули: должна была начаться самая решающая битва в их истории.

Методика встречи вражеских кораблей была хорошо освоена: японцы подплывали на небольших лодочках к монгольским кораблям, рубили свою мачту и по ней вскарабкивались на борт вражеского судна. Один из самураев по имени Кусано Дзиро проник на корабль, был осыпан дождём стрел, потерял в бою левую руку, но сжёг корабль и захватил 21 голову.

Битва не была молниеносной. Несколько дней монголы стояли у берегов Японии и, ожидая флотилии с подкреплением, отбивали отчаянные и зачастую эффективные атаки японцев. Стояла ужасная жара, некоторые корабли начали гнить. В довершение на монгольских судах разыгралась эпидемия, уносившая множество жизней. Но численное превосходство было по-прежнему на стороне завоевателей, и когда армада объединилась, японцам стало по-настоящему страшно, что они скоро будут уничтожены и «не останется семени, чтобы наполнить девять провинций». Оставалось только возносить надежды богам и надеяться на чудо.

И боги вняли мольбам. 15 августа 1281 года на горизонте появилось маленькое облачко, через несколько часов превратившееся в глухой мощный ливень. А потом случился тайфун, равного которому по силе не было ни до, ни после этого дня. Снова тяжёлые корабли метало «как божественные гадательные стебли» по поверхности воды, било о скалы, накрывало целиком многометровыми яростными волнами – около половины монгольского флота в течение нескольких часов превратилось в щепки.

Так божественный ветер (его впоследствии так и назовут – ками кадзэ – 神風) дважды помог японцам отразить вторжение на их землю. Говорят, Хубилай-хан планировал ещё одно вторжение, но не сложилось: Япония осталась непокорённой.

Несмотря на триумфальную победу, сёгунат Ходзё оказался в несколько сложном положении. Отличившиеся самураи требовали вознаграждения за свою службу и рассчитывали на достойную награду за проявленный героизм. Однако в Японии традиционно лучшим вознаграждением были земли, а война с монголами, несмотря на все вложенные усилия и на важность для японского народа, не дала ни пяди новых земель.

Недовольство воинского класса нарастало, они почувствовали себя обманутыми, и ничем хорошим для бакуфу это кончиться не могло. Если бы у власти в то время был такой мощный лидер, как Минамото Ёритомо, возможно, он бы сумел твёрдой рукой сдержать волнения, покарать недовольных и восстановить порядок, но в то время правил Ходзё Такатоки, который больше всего на свете любил собачьи бои, танцы и секс. Этих увлечений было явно недостаточно, чтобы противостоять ходу истории.

В 1318 году императором становится тридцатилетний Годайго с активной жизненной и политической позицией. Он решил воспользоваться слабостью бакуфу, чтобы наконец вырвать у самураев и вернуть императорскому роду законную фактическую власть. В 1333 году начинается инициированная им «реставрация Кэмму», на очень короткое время вернувшая власть в стране императору.

Несмотря на смелость и амбициозность, у плана Годайго были слабые стороны и проблемы, которые требовали разрешения. Главная состояла в том, что для политического переворота, который он намеревался совершить, ему не хватало очень важной детали – военной силы.

Дело в том, что император в то время не являлся в Японии столь уж важной фигурой. Как мы видели, императоров похищали, травили, смещали – в общем, вели себя с ними не самым трепетным образом, поэтому, как это ни удивительно, у символа божественной власти никогда не было воинов для своей защиты. Сперва Годайго начал обхаживать мятежные буддийские храмы, чтобы расположить к себе монахов-воинов и дать бой войскам сёгуната. Однако его план был раскрыт, и он, захватив императорские регалии, бежал из Киото в горный монастырь. Теперь пути назад не было.

Первым самураем императора стал Кусуноки Масасигэ, и теперь это имя олицетворяет верность Японии и незыблемой императорской власти – недаром его конная статуя возвышается рядом с императорским дворцом в центре японской столицы. Легенда, необходимая для героя подобного уровня, гласит, что император увидел во сне камфорное дерево (по-японски – кусуноки), тем самым узнав имя, которому суждено будет сыграть важную роль в его жизни.

Когда Кусуноки собирал войска, обнаружилось, что за императора согласно воевать немало воинов, недовольных неэффективным правлением камакурского бакуфу. Впрочем, и на стороне сёгуна было немало преданных и хорошо обученных самураев: численное преимущество было не в пользу Годайго. Но Масасигэ не зря считался отличным стратегом: хитрость в таких случаях зачастую была более надёжным оружием, чем количество солдат.

Уже в первом сражении проявился его военный гений. В 1331 году он укрылся в крепости Акасака и долго держал осаду, пока боеприпасы не кончились. Тогда он собрал солдат и предложил им следующий план. Они вырыли огромную яму в самом центре замка, сбросили туда тела погибших товарищей, сверху накидали сухих веток, а затем однажды ночью их подожгли. Пламя разгорелось очень быстро, и вскоре пожар озарил ночное небо, к удивлению и радости осаждающих. Когда они ворвались в догорающий замок, их взорам предстали сгоревшие тела, и не было ни одного самурая, кто бы не восхищался мужеством и решимостью Масасигэ и его воинов, совершивших такое красивое самоубийство. На самом деле, они, конечно же, незаметно ушли той ночью и скрывались в лесах, пока замок догорал. Последующее неожиданное нападение застало армию бакуфу врасплох.

Ещё одна любопытная история про Масасигэ рассказывает, как он выставил глиняных кукол в человеческий рост перед воротами замка, и войска противника, ещё издалека заметив их, во весь опор помчались в атаку. Они оказались жестоко обмануты, напав на кукол, но их разочарование продлилось недолго – вскоре лучники, сидевшие в засаде справа и слева от ворот, начали их расстреливать. Подобные примеры очень важны для понимания того, что далеко не всё решалось силой, отвагой и количеством людей. Военный гений и тщательно продуманная тактика были не менее важны.

Под знамёнами мятежного императора и бесстрашного Масасигэ постепенно собирается всё больше людей. Даже военачальник Асикага Такаудзи, которого сёгун направил воевать против Годайго, понимает, куда дует ветер, и переходит на сторону восставших. Он разворачивает войска, идёт войной на Киото и убивает там представителя сёгуната, тем самым нанося бакуфу удар в спину.

Позже к этой армии присоединился и Нитта Ёсисада, который атаковал Камакуру с моря, выбрав для наступления краткий момент отлива (нужно помнить, что с других трёх сторон город был защищён непроходимыми горами). Когда его войска вступили в город, сластолюбивому регенту Ходзё пришлось совершить сэппуку. И на этом закончилась история первого японского сёгуната.

Блестящие победы соратников сумели в итоге принести Годайго долгожданную победу, но вот распорядиться ею достойно у него не слишком получилось; всё начало рушиться, как только дело дошло до раздачи наград отличившимся воинам. Разумеется, такие великие самураи, как Кусуноки Масасигэ и Нитта Ёсисада едва ли были обижены результатами награждения, но вот тысячи простых солдат не получили вообще ничего.

Дело было то ли в чисто человеческой жадности Годайго, то ли в его наивном убеждении, что все вокруг воюют за идею и его светлое императорское имя. Как бы то ни было, бесстрашные самураи в награду за свои подвиги получили от императора искреннюю благодарность – и ничего более. Едва ли это могло помочь мятежному императору создать надёжную опору для власти.