Глава 2. Ожидание лета.

Начавшийся в марте, после окончания лыжного сезона, сильный кашель заставил, вконец замучившегося Платона, в начале мая временно прекратить приём своих лекарств от ревматоидного полиартрита, имевших множество побочных действий, в том числе и в виде астмы и кашля. Одновременно он начал искать возможные причины этого кашля.

Жена Платона Ксения приняла в этом, естественно, самое деятельное участие. В своём анализе и умозаключениях она зашла даже очень далеко:

– «У тебя кашель, скорее всего от… мозгов!».

– «Так может тебе на эту тему докторскую защитить?!» – поинтересовался муж.

Даже в зрелом возрасте Платон иногда относился к жене, как к сопливой девчонке, прощая ей редкие ошибки, шалости и едкие высказывания.

Всё началось с поликлиники по месту жительства. Платон теперь посещал её только вечерами после работы. Его внимание привлёк контингент посетителей. Это были почти одни женщины, причём пожилого возраста. У него невольно мелькнула мысль, что, как по Гоголю, редкий мужчина дойдёт с жалобой на здоровье до врача. Или вообще … доживёт до этого.

А тем временем в России вступил в должность новый президент, и Платона осенило: Из Питера приходит не только погода, но и… президенты! Что теперь будет с Россией?! Надеюсь на лучшее. Для этого теперь есть все основания. Хотя мы никогда богато не жили, да и привыкать не стоит!

Холодным и дождливым маем, Платон дописывал последнюю главу своего романа-эпопеи. Природа словно решила не мешать писателю, не соблазнять его хорошей погодой.

И в этом автор видел знак судьбы! В этот момент он подумал про себя: настоящий воин воюет и … в поле!

Теперь у Платона вечерами появилось больше возможности сидеть за компьютером, так как жена Ксения стала реже сидеть в «Одноклассниках».

Более того, она и несколько успокоилась по поводу излишне большого количества молодых и красивых женщин, влезших на страницу к Платону, где на фотографии 1976 года он выглядел почти, как Ален Делон.

Приехавшая из отпуска в Египте, Нона посоветовала Платону:

– «Платон! Тебе надо обязательно съездить в Египет!».

– «Зачем? На крокодилов я и здесь насмотрюсь!» – пошутил Платон, кивая на Надежду и Гудина.

Позже он уточнил Ноне:

– «Да Надька всё поёт: поезжай в Египет! А сама ведь не пустит, если даже в поликлинику сходить – проблема!».

Но трения в отношениях между Платоном Петровичем и Надеждой Сергеевной заключались и в другом.

Как женщина, чувствуя критическое и даже иногда насмешливое отношение Платона к её высказываниям, Надежда часто неуклюже пыталась обелить себя в его глазах. И иногда дело доходило просто до смешного. Платон часто по пути на работу отоваривался в ближайшем магазинчике, покупая себе еду к обеду. Он это делал, чтобы сэкономить время, и чтобы его, как мальчика, не посылали за кормом для всех, – что он считал уделом Гудина. Когда Надежда узнавала об этом, она немного расстраивалась и часто сама ходила за прикормом.

– «Вот, видишь? Я, как честный и порядочный человек, купила еды на всех!» – с укором как-то объявила она Платону.

Ещё бы! Ты купила еды на всех на общественные деньги, которыми монопольно и распоряжаешься! А я, на какие шиши их купил бы? А потом бы ещё выслушал капризные и беспочвенные претензии, что купил не то, не того качества и свежести! Да ну Вас на хер, с вашей едьбой! – про себя мысленно продолжил диалог с Надеждой Платон.

На следующий день он не стал спешить со своими покупками, и в результате оказался голодным. А всё потому, что Надежда Сергеевна в этот раз решила не тратиться на своих сотрудников, о чём никому заранее ничего не объявила. В этот раз её честность и порядочность куда-то вдруг внезапно исчезли.

Вот и слушай её в следующий раз!? Что «хотит», то и творит! – опять молча сокрушался Платон.

В результате этого и Гудин, готовый даже отравиться дармовщинкой, оказался «на бобах», вернее без оных. Поэтому Платон частенько посмеивался над Гудиным. В ожидании халявы, тот готов был голодать, ждать допоздна, до последнего, лишь бы получить свою бесплатную шакалью похлёбку-пайку из рук царственного Ширхана – Надежды Сергеевны. И Платон лишний раз убедился, что Надежда, по своей сути, даже полное говно. Её лицемерие и ханжество не знали границ.

То она по-дружески подсказывала Платону диагнозы его болезней, чем и как лечиться, куда для этого следует обратиться.

А то, вдруг, возмущалась тем, что Платон ходит по врачам иногда в рабочее время. Как будто многие из них принимают в другое время?

Хотя она сама, вставляя зубы, отсутствовала целыми днями, причём в течение почти месяца, при этом гордясь тем, что ей делают тщательно, долго и дорого.

Так, в основном, и протекала совместная работа Платона и трёх его сослуживцев, сидящих от него за стеной. Как обычно, через стену отчётливо слышались гул Гудина, иногда надолго перебиваемый громким, почти визгом, Надежды Сергеевны. Когда же за стеной вдруг становилось тихо, Платон понимал, что это, скорее всего, своим негромким голосом их поучает гениальный Алексей.

Тридцать три дня и тридцать три ночи мучился Платон от сковывающей всё тело, становившейся всё нестерпимей боли. Особенно, почему-то, пострадала область правого колена. И болело оно, главным образом, ночью, во, вроде бы, покое, в то время как его хозяин никак не мог найти ему места.

Лежание на любом боку почти тут же вызывало сильную боль в правой ноге, иногда, неожиданно проявлявшуюся даже в стонах во время сна. А лежание на спине неизменно приводил к храпу и, как следствие этого, лёгким толчкам, а то и к шутливым, даже ночью, посвистываниям озорной жены Ксении.

Чувствуя неудобство и некоторый стыд перед женой, Платон сразу переворачивался на бок в ожидании скорого нового прилива боли. Каждый день жить с болью – это, в принципе, невыносимо.

Но Платон выносил, и это, и другое…

Поиск причин кашля Платон решил вести как раз в то время, когда его участковый терапевт ушла в отпуск.

Ксения надоумила мужа воспользоваться поликлиникой РАМН, к которой Платон был давно прикреплён, но очень редко ею пользовался.

И вот такой редкий, опять летний, случай представился.

Платон добросовестно прошёл поликлинику по цепочке: терапевт – обычные анализы – рентген – функция внешнего дыхания (ФВД) – УЗИ – и снова терапевт. После чего он был направлен в противотуберкулёзный диспансер.

Но и там ничего подозрительного не обнаружили.

Затем последовал пульмонолог в окружном диагностическом центре. Опять ФВД – рентгенолог. Затем томография лёгких в платном диагностическом центре. Результат тот же – ничего нет!

И только по собственной инициативе совершённый Платоном поход к отоларингологу и платный тест на микрофлору горла дал некоторый результат. У Платона в горле обнаружили пресловутый, очень популярный в народе и на телеэкране, грибок «Candida albicans».

В конце концов, стала было вырисовываться и причина кашля. Во всяком случае, одна из них.

После этого диагноза Платон возвращался домой просто окрылённый.

Не успев войти в дом, он с порога радостно прокричал жене:

– «Ксюха! А во мне нашли грибницу! Я теперь – гриб!».

– «Какой? Подберёзовик, или подосиновик?!» – удивилась радостной шутке мужа Ксения.

– «Судя по волосам – белый!» – ответил Платон.

– «Или сморчок?!» – посудила она не по волосам.

– «Нет! Скорее боровичок!» – подумал он не о том, о чём подумала его проницательная жена.

Платон теперь снова вернулся к своим традиционным нестероидным противовоспалительным средствам (НПВС), и результат не замедлил сказаться.

Боль стала понемногу стихать. Платон надеялся, что уже в приближающемся отпуске сможет играть в любимый с детства футбол и кататься на велосипеде.

Лишь позже радость Платона была несколько омрачена новостью от специалистов, что «Candida albicans» на его кашель может и не влиять.

Надежда Сергеевна с жаром объясняла Платону, что врачи ничего не знают и не понимают, а у него явно, как, главное, было у неё самой, начало астмы.

Заботливая начальница сразу «прописала» своему подопечному лекарства, и каждый день спрашивала, начал ли он их принимать.

В доказательство своей правоты, Надежда громко, чуть ли визгливо, почти кричала, приводя примеры и аргументы, в том числе наверняка ею только что придуманные.

Увлекшись, она не заметила какого-то вопроса или просьбы Гудина.

– «Да помолчи, ты! Я тебе говорю!» – не выдержав, гаркнул Гудин на Надежду.

Платон, не исключая её правоту, всё-таки всегда доверял врачам.

Да и в лечении он всегда был дисциплинирован. К тому же от обилия и разнообразия принимаемых лекарств можно было не понять, от какого из них началось улучшение. По этой причине, кстати, он не стал пока принимать лекарства Надежды, которые с её слов должны были сразу дать эффект.

Ксения же предложила, во всяком случае пока, плюнуть на все добрые-вредные советы, и заняться излечением кашля и его возможных причин.

Платон не стал «грузить» своих детей лишней информацией о болезни их родителя. Ибо для него не было ничего более приятного, чем улыбки на лицах его наследников.

Платон сходил в гараж, отремонтировал пусковое реле стартёра, подзарядил аккумулятор, и сходу завёл машину. Та слушалась. Перед техосмотром предстояло лишь отремонтировать звуковой сигнал. Но у Платона не было под рукой необходимых справочников. И в поиске их или специалистов он отложил ремонт на неопределённое время.

Наконец в Москве началась жара. Проезжая на трамвае, Платон увидел, как на зелёных обочинах вдоль периферийных дорог, в тени редких деревьев стали появляться отдыхающие от зноя бомжи и собаки. Сморенные жарой и случайным куском хлеба, они спали, как убитые.

Возвращаясь пешком с работы, Платон шёл по Устьинскому мосту. Лёгкий, свежий ветерок обдувал всё его тело, доставляя ему истинное наслаждение от всё же наступившего тепла.

На этот раз московский воздух на редкость был чист и свеж. В его запахе даже ощущался привкус не так давно прошедшего дождя.

Готовясь к летнему, дачному сезону, Платон приобрёл диктофон, позволявший ему теперь оперативно фиксировать на аудио плёнку всё ценное, пришедшее в его голову. Автор не мог не порадоваться этому приобретению.

Теперь ни одна идея, фраза, мысль не могли проскочить незамеченными мимо бесстрастно фиксирующего их технического устройства.

С каждым годом Платон всё больше замечал, как преобразуется, просто преображается земля русская, в частности московская и подмосковная. Мир богател, богатела земля, страна и люди.

И всё это происходило вокруг Платона. Особенный прогресс был в области электроники, про который даже и говорить-то нечего, просто фантастический! Одни мобильные телефоны чего стоили.

В ожидании Ксении, ходящей по магазинам станции Бронницы, Платон присел на горизонтальную металлическую трубу, предназначенную для крепления лишь велосипедов, для чего к ней были приварены под углом небольшие обрубки арматуры. Однако Платон нашёл где-то место и для своего зада.

Когда появилась Ксения, Платон, поднимаясь с места, гордо заявил ей:

– «Вот видишь, какое преимущество моего треугольного зада? А ты всё недовольна!».

– «Ха-ха-ха!».

Лишь в ночь с 12 на 13 июня, в связи с затянувшимися прохладными ночами лета, Платон с Ксенией впервые ночевали на даче.

Вечером хозяин ощутил, как различные приятные запахи лета, перебивая друг друга, наполняли воздух, вызывая чувства радости и наслаждения.

И уже поздно вечером, на втором этаже, в уютной спальне, созданной заботливыми и умелыми руками супругов, Платон и Ксения лежали на широкой кровати перед цветным телевизором в верхнем, правом углу, и наслаждались негой тёплого, вкусного воздуха и пением соловья.

Чуть позже Ксения начала втирать в область правых колена и голени мужа мазь «Хондроксид». Когда её движения стали более осмысленными и ритмичными, Платону вдруг что-то вспомнилось давно призабытое, но очень приятное. И он в томлении закрыл глаза, вспоминая то самое, приятное время, надеясь теперь в связи с отказом уставшей жены, лишь на утренние сексуальные утехи.

Наступило утро субботы – первого выходного дня после ночёвки на даче. Опорожнившись и размяв больные конечности, Платон поинтересовался у Ксении:

– «Ну, ты, как? Готова?!».

– «Нет! Рука сильно болит!».

– «А зачем тебе рука? Она делу не помеха!» – несколько слукавил муж, вспоминая вечерние грёзы.

– «А ты, что, сам сможешь?».