Чем больше мы погружались в это дело, тем глубже понимали, что попали туда, где все дела делаются с ужасающей быстротой. Когда фюрер выдвинул свою теорию блицкрига – то есть молниеносной войны – то казалось, что за вермахтом навсегда закрепилось звание короля скорости. Мы были быстрее всех своих противников и в Польше, и во Франции, и при нападении на Совдепию – и именно поэтому мы нападали, а они были вынуждены отчаянно защищаться. Но тут все было наоборот. Местная русская армия тоже была невероятно быстра, по крайней мере, незасекреченная информация гласила, что при большинстве учений отрабатывалась именно скорость перемещения и выполнения задачи. К тому же их танки на одной заправке могли пройти вчетверо дальше наших, были почти неуязвимы для огня наших танковых и большинства противотанковых орудий, а снаряд из их пушки мог с легкостью пробить четыре наших танка насквозь.

Кроме того, мы узнали, что местные русские возвели танковую войну в ранг спорта, назвав ее танковым биатлоном. Что удивляло – так это странная структура их армии, тоже доступная любому желающему из открытых источников. В местной русской армии имеется относительно немного солдат, но зато огромное количество панцеров – почти двадцать тысяч единиц. Причем большинство из этих машин относятся к классу основных боевых панцеров, которые в наших условиях считались бы тяжелыми или даже очень тяжелыми. Кроме этого, в запасе у местной армии было множество колесных и гусеничных машин для перевозки и поддержки в бою моторизованной пехоты – их общее количество, как мне кажется, не уступало общему количеству панцеров. В сочетании с большим количеством самоходной артиллерии на танковых шасси это обеспечивало местной армии просто огромную пробивную мощь и потрясающую маневренность. Скорее всего, нам самим предстояло убедиться в этом в самое ближайшее время.

Впрочем, помимо военного дела, был еще один аспект, которым мы не могли не поинтересоваться. Но это знание принесло нам одни сплошные разочарования. Я имею в виду информацию о том, каким наш Фатерлянд стал в этом будущем к 2018 году. Ведь даже если я русский немец, но я все равно немец – судьба Германии меня волнует не меньше, чем судьба России, а то, что мы узнали, повергло нас с гауптманом в состояние глубочайшего пессимизма. Германия, которая внешне выглядела процветающей страной с богатым населением, на самом деле была унижена и растоптана хуже, чем после так называемых Версальских соглашений.

Приезжие из арабских и африканских стран насилуют немецких женщин прямо на улицах, и если не насилуют, то распускают руки и не дают прохода, а немецкие мужчины не в состоянии защитить своих матерей, сестер, жен и возлюбленных. Кроме того, Германии запрещено иметь какие-то собственные государственные интересы, за исключением интересов поработивших ее американских плутократов. Германия тратит огромные деньги, чтобы кормить неповоротливый аппарат надгосударственной общеевропейской бюрократии, и в ответ на это получает визгливые истерические указания, с кем ей стоит иметь экономические связи, а с кем нет. И самое главное заключается в том, кто это визжит – битые нами Польши, Норвегии, Франции, Бельгии и Голландии. И в то же время рейхсканцлером Германии работает жирная мерзкая баба, при одном взгляде на которую приходит мысль, что таким место не в политике, а на кухне, среди горшков и сковородок… Неудивительно, что в Фателянде все так плохо, как не было даже во время Веймарской республики.

Да, кстати, ни один из наших солдат не имел права заходить в ту комнату, в которой находилась техника, необходимая для доступа к этому интернету – поэтому все, что мы узнали, должно было остаться среди нас. Если такая информация разойдется по солдатам, то их боевой дух сильно упадет. Ибо зачем нам сражаться, если победа врага все равно предопределена, а магистральный путь истории ведет наш поезд в тупик, из которого, кажется, нет выхода.

Если вы думаете, что это самая ужасная ситуация, то вы ошибаетесь. Когда наши изыскания в мутных водах этого так называемого интернета были в разгаре, и гауптман Зоммер хотел взять с собой все, и даже больше, чем все – вдруг совсем рядом с домом, гулко прогрохотала длинная пулеметная очередь, а через некоторое время за ней еще одна, уже покороче. Стреляли явно из нашего МГ, да и других пулеметов поблизости быть было не должно. Гауптман Зоммер с руганью выскочил во двор, где выяснил, что рядовой Ганс Мелцер, пулеметчик с нашего бронетранспортера (который мы поставили возле мостика чрез небольшой ручей), обстрелял русскую полицейскую машину, ехавшую к дому господина Тимофейцева. Говорит, что у него не выдержали нервы. Ничего, в штрафной роте ему нервы-то подлечат.

Много раз я убеждался, что русский язык по части ругани значительно превосходит немецкий. Вот и сейчас командир нашей роты, даже в состоянии сильнейшего эмоционального стресса, не смог выдавить из себя ничего, кроме дюжины свиноголовых собак и десятка набитых дерьмом голов. Бедновато, однако, на фоне того, что должно было начаться в ближайшее время – ибо машина, у которой оказалось разбито лобовое стекло, бодро развернулась почти на одном месте и шустро, будто водителя подгоняли черти, умчалась обратно, в сторону Красновичей. Это происшествие подсказало нам, что наше присутствие обнаружено местными властями, представителя которых мы обстреляли, и теперь следует ждать принятия ответных мер.

Но, видимо, сегодня голова дерьмом была набита не у одного нашего Ганса. Не успели мы как следует отругать его, приказать удвоить бдительность и не поддаваться на провокации, пока мы собираем тут манатки на выход, как из черного облака показалась колонна грузовиков с эмблемами нашей дивизии. Чуть позже выяснилось, что мой заместитель, ефрейтор Кляйн, услышав стрельбу, сообщил о ней по телефону лейтенанту Рикерту, которого как раз в этот момент допрашивал по поводу межвременной дыры генерал Модель, только что вместе со своим штабом добравшийся до Красновичей. Полк моторизованной пехоты – это как раз его вклад в общую неразбериху.

* * *

Тогда же и там же.

Максим Алексеевич Тимофейцев, либеральный журналист и модный блогер.

Едва немцы встревоженными котами выскочили за порог, я тут же схватился за клавиатуру. Пришло время бросить в их суп небольшого, но очень вонючего дохлого кота. Раз уж они считают меня не добровольным сотрудником, которого требуется уважать, а военнопленным, о которого можно вытирать ноги, то пусть знают, с кем связались! Я им сейчас устрою диверсию мирового масштаба. Быстро, пока ни тот, ни другой не успели вернуться, я включил Аську и отправил по разным адресам несколько сообщений.

Одно – в редакцию НТВ (где у меня есть определенные завязки) о том, что здесь, в Красновичах, есть совершенно убойный сюжет. Я им уже подкидывал работенку, так что меня там должны хорошо помнить. Если НТВ пришлет сюда съемочную группу, то я нагажу сразу и немцам, и ботоксному карлику, чтобы у него не было простора для маневра. А то у него еще хватит ума сговориться с фашистами за нашей спиной – ведь диктатор всегда помогает диктатору. Сообщение о том, что здесь творится, должно как можно громче прогреметь в независимой прессе и как можно шире разойтись по интернету.

Другое послание я отправил своей девушке Марине. Ну как своей – встречаемся иногда, ведь ничто человеческое мне не чуждо, как и ей тоже. Короче, связь у нас чисто сексуально-эмоциональная, поскольку я тусуюсь на одной стороне Луны среди заядлых оппозиционеров, а она на другой, то есть среди верных запутинцев. Я уже давно уговаривал ее бросить эту дурь, но она хранит идеологическую верность господину Пу, и в постели ласково называет меня своим маленьким несогласным. Еще у нее есть одно замечательное свойство – она всегда до конца выслушивает все мои, как она говорит, бредни. Правда, потом, выслушав мои дифирамбы Великой Америке и продвигаемым ею либерализму и демократии, она в пух и прах разносит все мои умственные построения несколькими, как ей кажется, неоспоримыми аргументами.

Мой отъезд в творческий отпуск она приняла спокойно. Я и не рассчитывал, что к своему возвращению застану Маринкину постель пустой, но она пока хранила верность именно мне. Один раз за все это время встретились в Москве, и два раза она приезжала на поезде ко мне в деревню на несколько дней – побродить по весеннему лесу, послушать чирикающих птичек и позаниматься со мной сексом на настоящей русской печи. Она у меня отвязная и совершенно бесстыжая. Но в данном случае она была ценна для меня мне не своими сексуально-эмоциональными свойствами, а связями в патриотическо-запутинской тусовке, и еще своим папой – армейским генералом, который мог бы хорошенько колыхнуть местное армейское болото. Пусть повоюют немного, а то эти бездельники только зря жрут свои усиленные пайки и изнашивают фильдеперсовую форму от Юдашкина.

Еще несколько посланий я отправил своим друзьям и знакомым, чтобы они как можно шире разнесли их среди широких кругов общественности по обе стороны фронта. Пусть даже кто-то будет за немцев, как я в начале. Плевать! Самое главное – успеть поднять как можно больше шума. Пусть все знают, что злобный враг уже стоит у ворот, а то эти немцы по-хозяйски расположились у меня дома, хлебают мой кофе, жрут мою колбасу и нагло курят мои сигареты. А я за своевременное предупреждение кого надо, глядишь, еще и орден заработаю, за заслуги перед Отечеством. Для этого надо будет только суметь своевременно слинять от этих поганых фашистов, и при этом не попасться совкам из того мира. Они моментально поставят меня к стенке как классово чуждый элемент.

* * *

20 апреля 2018 года 09:35. Брянская область, Унечский район, поселок Красновичи.

Антон Васильевич Агапов, майор полиции и старший участковый Красновичского сельского поселения.

Утром, не успел я прийти на службу, а у администрации меня уже ждал опирающийся на свою палку дед Михалыч… Этого персонажа с подведомственного мне хутора Кучма, старого как Мафусаил, известного борца за справедливость и порядок, знала вся округа. Не было такой дыры в районе, в которую ушлый дедок не сунул бы свой нос в поисках неустройств и беспорядка, доставляя немало хлопот как разным незаконопослушным гражданам, так и служителям порядка вроде меня. По большей части он только мешал нашей работе (а дилетанты всегда мешали и будут мешать профессионалам), но, честно сказать, будет очень жалко, когда этот беспокойный и неуемный, почти девяностолетний одинокий старик отойдет наконец от нас в мир иной.

Обычно это шебутной дед не боялся никого и ничего, но сегодня он был явно напуган.

– Слышь, товарищ майор, ЧэПэ у нас, понимаешь… – угрюмо сказал он мне, против обыкновения даже не поздоровавшись, – опять на нас немцы напали.

– Какие такие немцы, Мыхалыч, и на кого они напали? – не понял я сути вопроса. – Быть может, ты с немецкими туристами чего не поделил?

– Какие туристы, товарищ майор, окститесь, – обиделся старик, – обыкновенные немцы напали, которые фашисты. Я тогда пацаном был, а этих тварей хорошо запомнил. И запашок их специфический, и речь гортанную, будто гуси за речкой гогочут. Осемь годков тогда мне было, но страху натерпелся на всю жизнь. А ты говоришь, туристы…

Сказав это, он вдруг замолчал и испытующе посмотрел в мою сторону.

– Да ты, товарищ майор, поди, еще ничего и не знаешь? – произнес он после не очень продолжительной паузы. – Скажи, ты какой дорогой сегодня на службу ехал?

– Какой, какой, – раздраженно ответил я, – обыкновенной, как каждый день. Но всяко не мимо вашей несчастной Кучмы!

– Вот в этом все и дело, – Михалыч ткнул в небо сухим прокуренным пальцем, – ехал бы мимо нас, так знал бы, что нас посетило невиданное явление природы, похожее на упавшее на землю большое черное облако. Вот оттуда эти фрицы и вылезли.

Я с сожалением посмотрел на старика. Я-то думал, что его на почве его склочности хватит Кондратий, а к нему тихо, бесплатной квартиранткой, подселилась веселая тетка Шиза. Натерпелся страха на всю жизнь, и теперь ему вместо зеленых чертей повсюду будут мерещиться немецко-фашистские захватчики.

– Не веришь, – вздохнул дед, – ладно, официально тебе заявляю, могу даже в письменном виде, о том, что во дворе у моего соседа, московского туриста, седни ночью видел несколько человек, одетых в немецкую военную форму, и с оружием, которые между собой гуторили по-немецки. Еще я видел два бронетранспортера – один возле черного облака, а один возле дома того дачника. Если моя информация не подтвердится, черт с ним, можешь привлекать меня за ложный донос, клевету и все прочее, что положено в таких случаях. Я старый, мне уже все равно. Но людей-то жалко. Фашисты опять пришли, а они ничего не знают…

И тут я понял, что отвяжусь от назойливого старика только в том случае, если поеду с ним в эту Кучму, посмотреть на его «фашистов». Скорее всего, это реконструкторы с муляжами винтовок, хотя в любом случае, если эти люди находятся на моей территории, я должен знать, кто они такие и чем дышат.

– Ладно, Константин Михалыч, – сказал я, – заявление писать не надо. Потом напишешь, если что, а сейчас садись в машину, и поедем, посмотрим на твоих немцев.

– Ты это, майор, – с сомнением сказал тот, – хоть автомат с собой возьми и кого-нито из своих архаровцев, а то, неровен час, твой пистолет против их винтовок будет просто плюнуть и растереть.

– Так я же с ними не воевать собрался, – как маленькому объяснил я Михалычу, – я же все-таки участковый уполномоченный, а не какой-нибудь армейский майор… Мое дело – задерживать преступников и поддерживать порядок.

– Дурак ты, майор, прости господи, хоть и большой вырос, – со вздохом ответил дед, – ну чисто как хохол – пока не помацаешь, не поверишь. Немцы же, тебе говорят, там, которые фашисты! С ними только воевать, по-другому никак.

Михалыч меня уболтал и, несмотря на все мое неверие в «фашистов», я приказал помощнику участкового сержанту Васе достать из оружейного ящика две «ксюхи» и подсумки с магазинами, после чего присоединяться к нашей честной компании. Сержант Вася у нас ну просто красавчик с плаката. Представьте себе – парень два метра ростом и спортивной фигурой, да и лицом из себя недурен, натуральный блондин, кровь с молоком – так что весь женский пол в округе, как и заезжие туристки, от него просто млеют и тают. Но самое главное его свойство – это широкие плечи, здоровенные кулаки и добрый взгляд голубых глаз, из-за чего даже завзятые бузотеры в Васином присутствии соглашаются жить дружно. На хозяйстве остался второй мой помощник сержант Сергей и делопроизводительница Анюта, которым я приказал паники пока не поднимать, никуда не звонить и никому ничего не сообщать. Мол, мы сначала сами во всем разберемся и внесем ясность.

Короче, так втроем и поехали. Я сел за руль, Михалыч, как проводник, на пассажирское место, а Вася вместе с автоматами и прочей снарягой разместился на заднем сиденье. Навьючивать все это на себя, чтобы походить на ряженых, не хотелось. Хотя у меня в прошлом, в молодые годы, были командировки на Кавказ, да и Вася во время своей срочной службы тоже не генеральские дачи строил. Опыт, как говорится, не пропьешь, хотя в изложенных Михалычем немцев-фашистов нам откровенно не верилось. Если бы верилось, то я бы не стал так подставляться и повел бы себя совершенно по-иному…

Все эти наши разговоры в пользу бедных, конечно, отняли много времени, так что выехали мы только около десяти часов. Ехать нам предстояло километра четыре – то есть, с учетом плохой видимости, дождя и скользкой дороги, на дорогу предполагалось потратить не больше пятнадцати минут. Еще с дороги Унеча-Сураж, при подъезде к повороту на Кучму, с левой стороны, через хмарь и морось стали прорисовываться контуры лежащего прямо на земле огромного черного облака, похожего на застывший в воздухе дым от горящих покрышек. Очень странное, скажу я вам, облако – я даже и не знал, что сказать. Никогда не видал подобного. Однако недоброе предчувствие уже закралось в мое сердце, и я молча вглядывался в странное явление, пытаясь понять, что же это может быть.

Сержант Вася, напротив, коротко, но емко выразился несколькими чисто русскими непечатными выражениями, а потом сказал, что если Михалыч не соврал нам в своем рассказе, то эта штука должна быть ничем иным, как межвременным порталом, через который к нам сюда лезут немцы из времен Великой Отечественной. Вася у нас фантазер – то есть любитель фантастики – запоем читает разные книжки про то, как наши парни попадают на ту войну и лихо крошат разных фашистов. «Эх, товарищ майор, хочу туда, на войну, сражаться за Родину, а не разбирать подробности пьяной драки на школьной дискотеке» – говорил он мне во времена приступов душевной откровенности. Вот, блин, еще один опоздавший родиться человек. А мне и в своем времени неплохо – главное, как следует делать свое дело, и Родина тебя не забудет.

Повернув с главной дороги в сторону Кучмы, мы проехали еще метров восемьсот. И тут нас обстреляли из пулемета. Это было так неожиданно, что мы все оторопели. Впереди в серой дождевой мути, багровой бабочкой трепетало дульное пламя, очередь грозно выговаривала «та-та-та» – и все это выглядело чудовищно нереалистичным здесь, на мирной земле Брянщины… Из моего рта непроизвольно плотным потоком вырвались самые грязные ругательства. Да что же это за чертовщина такая?

Огонь велся прицельно с дистанции метров в триста. Поэтому прежде чем я успел что-то сделать, несколько пуль ударило в капот, лобовое стекло – пробитое в нескольких местах, оно брызнуло осколками; а позади меня охнул и выматерился сержант Вася – очевидно, его зацепила одна из этих пуль. Например, та, что свистнула совсем рядом с моим ухом. Полицейский Форд «Фокус» – это все-таки не бронетранспортер. Тело само вспомнило опыт прошлых кавказских командировок – руки до упора вывернули руль, а нога до предела вдавила педаль газа – и Форд, визжа шинами по мокрому асфальту, заложил крутой полицейский разворот с заносом, после чего на полном газу принялся уносить наши задницы из этого опасного места.