Это была тень, приставленная стать ее тенью. «Артем находится в изоляции, по обвинению против мирового порядка.

Это надолго», – сообщил Виктор, с наслаждением наблюдая за ее реакцией.

Но Лика уже не была той хрупкой девушкой. Она видела в его словах не приговор, а новое условие задачи.

Игра усложнилась.

Для ее плана требовалось создать «ту самую» картину – физический ключ, который Виктор должен будет уничтожить.

Но как сделать это под неусыпным оком Алисы, которая теперь жила в соседней мастерской и находила предлоги заходить по десять раз на дню? Лике потребовалась вся ее смекалка.

Она объявила, что начинает новый проект – «Симфония тишины», абстрактное полотно, которое должно передать звук пустоты.

Это была уловка.

Под видом подготовки она дни напролет «медитировала» перед холстом, в то время как ее настоящий труд, кропотливая подделка «вихря» – сложной, похожей на чертеж структуры, скрытой в слоях краски, – велся по ночам, в подвале, куда она пробиралась через потайной люк в своей кладовке.

Она использовала светящиеся в ультрафиолете пигменты, которые были невидимы при дневном свете.

Холст для «Симфонии тишины» она нарочито оставляла на виду, позволяя Алисе его изучать и фотографировать, давая Виктору ложное ощущение полного контроля.

Пока Лика вела свою тайную войну, в цифровой тени разворачивалась другая битва.

Ее вел человек по имени Линь, гениальный и несколько циничный программист, для которого код был и религией, и оружием.

Когда-то Артем помог ему, и Линь ненавидел, когда он оставался в долгу.

Ему стало известно о «деле» Артема, и он счел это личным оскорблением – талантливого ученого превратили в разменную монету.

Он начал тихую чистку их с Ликой электронной базы, стирая цифровые следы, которые вели к Виктору.

Именно Линь, проникнув в медицинскую сеть, обнаружил шокирующую правду:

Артем не был в изоляции.

Его держали в состоянии искусственной комы в частной клинике «Эдельвейс», чтобы выкачать из него остатки знаний и сломить волю Лики.

Решение Линя было дерзким.

Используя уязвимость в системе безопасности Виктора и подделав письмо от его имени, он отправил зашифрованный приказ в клинику:

«Вывести пациента Артема С. из состояния медикаментозного сна. Допустить к нему для «идентификации» гражданку Лику. Процедура срочная, санкционирована советом».

Когда Лике позвонили из клиники «Эдельвейс», ее мир замер. Голос на том конце провода был безразлично-официальным:

– «Вам разрешено посещение».

Их встреча состоялась в стерильной палате, где воздух был густым от запаха антисептика.

Артем был бледен и истощен, к его рукам были прикреплены датчики.

Но его глаза… Его глаза горели.

Они встретились с ее взглядом, и в ту же секунду между ними вспыхнула целая вселенная – безмолвная, яростная, живая.

Они не могли дотронуться друг до друга, между ними была пропасть из больничных поручней и предательства Виктора.

Но это было не нужно.

Они говорили молчанием.

Он – о боли, о борьбе, о том, что не сломался.

Она – о своей хитрости, о картинах-призраках, о войне, которую вела за них обоих.

Их глаза играли, вспыхивали улыбками, наполнялись слезами понимания.

В тот миг они были не двумя людьми, разделенными холодным замыслом, а единым организмом, единым духом, собранным из боли и надежды.

Они были нечто большим, чем один человек.

Это была симфония, звучащая в полной тишине.

Когда Лика вышла из палаты, ее сердце билось не от страха, а от предвкушения. Она увидела в глазах Артема не жертву, а союзника. Теперь она знала – он в строю.

Вернувшись в мастерскую, где ее ждала с притворным беспокойством Алиса, Лика была другой.

Ее страх испарился.

Она посмотрела на холст-приманку, на ящик с красками, и ее пальцы сжались в кулак.

Замысел Виктора овладеть ею – не только ее телом, но и ее волей, ее искусством – был разрушен в тот миг, когда глаза Артема встретились с ее глазами.

Теперь это была не ее оборона. Это была их общая атака. И Виктор, в своем высокомерии, даже не подозревал, что его идеально выстроенная клетка только что дала трещину, сквозь которую уже прорывался вихрь.

Глава четвертая

"Вихрь возмездия"

Ярость Виктора была холодной и тихой, как лезвие скальпеля. Когда он узнал о поддельных письмах, вскрывших его цифровую крепость, в его кабинете воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь треском сжатых костяшек.

Его не обошли – его переиграли.

Использовали его же систему, его имя. Это было личное оскорбление, вызов, брошенный в самое сердце его империи контроля.

– «Клиника “Эдельвейс” скомпрометирована», – произнес он голосом, лишенным всяких эмоций, кроме стального скрежета. – «Немедленно подготовить перевод. Место “Кронос”. Максимальная изоляция, максимальная безопасность. Он не должен видеть солнечного света, пока не сломается окончательно».

«Кронос» – бывший бункер, переоборудованный в тюрьму для самых ценных умов.

Место, где стены поглощали не только звук, но и надежду.

Но в тот самый момент, когда команда Виктора – люди в строгих черных костюмах – готовилась к транспортировке, мир погрузился во тьму.

В клинике и на прилегающих улицах разом погас свет. Аварийные генераторы не сработали.

Отключились все камеры, все датчики.

Наступила абсолютная, гнетущая тишина, нарушаемая лишь тревожными криками персонала.

В этой кромешной тьме, длившейся не более трех минут, и произошло невозможное.

Когда свет моргнул и вернулся, палата Артема была пуста.

Ни взломанных замков, ни следов борьбы. Только покачивающийся на потолке провод от сорванного датчика.

Он испарился.

Ярость Виктора перестала быть холодной. Она вырвалась на свободу с ревом дикого зверя. Он крушил все в своем кабинете, извергая проклятия. Его планы, его победа, его добыча – все было обращено в прах одним махом.

С единственной оставшейся у него заложницей – Ликой – нужно было разобраться немедленно.

Силу, которую он надеялся сломать медленно, теперь нужно было сокрушить быстро и жестоко.

Он мчался к ней, представляя, как будет наслаждаться страхом в ее глазах.

Но то, что он обнаружил в ее квартире, повергло его в ступень. Это был не просто беспорядок.

Это был ритуальный разгром.

Холсты были изрезаны, мебель переломана, личные вещи разбросаны и растоптаны.

Картина «Ода городскому вихрю» лежала на полу, пронзенная ножкой стула.

Казалось, через квартиру пронесся ураган ненависти.

На кровати, в своей комнате, мирно посапывала Алиса. Его «тень». Его страж. Разбуженная, она ничего не могла внятно сказать – только мычала о «врачах», «скорей помощи» и о том, что ее «укололи».

Она спала как младенец, в то время как мир Виктора рушился. Бессилие, острое и отравляющее, затопило его. Он стоял в центре этого хаоса, отдавая резкие, почти истеричные приказы полиции и спецслужбам.

«Найти! Немедленно! Всем отделом!»

Но в глубине души он уже понимал.

Полиция не найдет.

Это была работа профессионалов другого уровня. И он был прав.

Пока Виктор метал громы и молнии, в засекреченном операционном центре, связанном с Линем, царила спокойная деловая атмосфера.

Организация, которую сам Виктор считал мифом – «Ковчег» – провела хитроумную операцию под кодовым названием «Перелетные птицы».

План был выверен до миллиметра.

В клинике, используя отключение энергии как прикрытие, действовала группа в легких спецкостюмах с тепловизорами.

Пока охрана Виктора металась в слепой темноте, они, видя всех как на ладони, усыпили сонными дротиками всех, кроме Артема.

Его быстро упаковали в специальный саркофаг, блокирующий все сигналы, и под покровом ночи вывезли в грузовике с медицинской символикой, а оттуда – в частный ангар аэропорта.

С Ликой было проще, но не менее эффектно.

Группа захвата, переодетая в бригаду скорой помощи, по наводке Линя, прибыла по «вызову о буйном душевнобольном». Они вошли, не встретив сопротивления.

Два тихих выстрела дротиками – и Лика, и бдительная Алиса погрузились в глубокий сон.

Затем команда за десять минут умело и без лишнего шума создала видимость яростной борьбы – сломали мебель, разорвали картины, перевернули все вверх дном.

Алису уложили в ее постель, а Лику, упакованную в спецмешок и накрытую белой простыней, как тело, вынесли на носилках и погрузили в машину.

Ее путь также лежал в аэропорт.

Теперь они оба летели в Тибет, навстречу утренней заре, но в разных самолетах.

Разделенные во имя безопасности.

Под защиту могущественного покровителя «Ковчега» – старого ламы, чье влияние простиралось далеко за пределы горных монастырей и который давно следил за работой Артема, видя в ней не угрозу, а гармонию.

Виктор стоял у разбитого окна своей квартиры, глядя на просыпающийся город.

Ярость уступила место леденящему осознанию.

Он больше не был охотником.

Он стал мишенью в игре, правила которой ему были неведомы.

Он понимал: в борьбу вступили другие игроки, чьи ресурсы и методы были ему неизвестны.

И он знал, что эта война только начинается.

Война умов, технологий и влияний.

Но в самой ее сердцевине будет бушевать нечто более древнее и более мощное, чем любая технология.