Представшая даль

Это был обычный «полуторный» матрац, ободранный по углам, обнаживший свою палевую мешковину, выставивший нехитрую механику из витых пружин, обуженных в середине и поэтому напоминающих большие песочные часы, и обдумчивое переплетение расчаливших их веревок.

Высокий, огрузневший, но все еще сохранивший военную стать мужчина в спортивном шерстяном костюме, брюки, точно лосины когда-то, в обтяжку, с белыми лампасами, рубашка с такими же, как белые лампасы, разводами на запястьях и на воротнике, стоял над матрацем и внимательно его озирал, свесив крупную, аккуратно стриженную, седую голову на грудь…

Наконец он поднял голову и посмотрел на меня. Какие-то мысли одолевали его и, видимо, ему хотелось с ними поделиться. Благо я ему незнаком – с соседями по площадке, или сослуживцами, он вряд ли станет делиться подобными мыслями! Там надо что-то «публичное», «общее», «нейтральное», как некогда это было – о погоде: «Ну и погодка, не правда ли?» С соседями или сослуживцами вместо этой – «ну, и погодка, не правда ли?» – ныне говорят, когда уж не избежать разговора, столкнувшись у лифта, или в магазине – о футболе, о вчерашнем фильме по телеку, о чем-то бесспорном, которое вообще-то, кроме слов, никаких мыслей не требует, но зато несомненно подчеркивает, что вот и я такой, капелька в капельку, как ты, как он, как все! А вот из души, или вообще что-то «не футбольное», «не общее» можно услышать именно от незнакомого.

– Вот смотрю на матрац – и удивляюсь… Ведь его перетянуть, перекрыть – пара пустяков… Нет, выбрасывают!.. Я по такому всякому, знаете, узнаю много интересного о людях! Такого и в газетах не вычитаешь… Да и в книгах! Боль-ша-я тут вилка!..

Хотел спросить, что же именно открылось моему собеседнику по поводу этого выброшенного к мусорным канистрам матраца? Но я лишь кивнул в знак согласия и сделал вид, что тоже осматриваю матрац, пытаясь из него извлечь это «интересное» и «негазетное». Я чувствовал, что человеку хочется высказаться. Мысль, если она стоящая, хоть сколь-нибудь общечеловеческая, требует, чтоб ее высказали… Он, конечно, же продолжит.

– Почему люди стали выбрасывать вещи? Любой газетчик или кандидат-социолог тут имеет готовый ответ: рост благосостояния – раз, немодно – два… Кажется, все? А все ли? Не-ет, далеко не все! Одно дело – «рост благосостояния» – другое – небережливость, шалопайство, непутевость… Ну, почему не отдать десятку за ремонт этого матраца и продать его по цене, которую он будет стоить? Рублей за сорок? Ведь в мебельном он новый – я интересовался как-то – стоит полста! Не жадность к деньгам, а уважение к вещи, к труду человеческому, понимаете? Ведь такими были наши отцы и деды! А ныне – все-все выбрасывают… Только потому, что в состоянии купить новое. Не знаю, не знаю – не по душе мне это… То есть, такой уклад, такой дух, наконец, такая психология… Какая-то отпетость!

Возьмите меня. Я полковник в отставке. Обеспечен! Я и жена. Дети выросли. Сами обеспечены. Жена тоже на пенсии. Моих двести пятьдесят да ее сто двадцать. За глаза нам хватает. А чего я скорблю над покойником – который здесь: и покойник, и гроб его? Да потому, что я, да и наверно вы, «из своего детства». Из какого детства? Да из деревенского!.. Был дом! Дом деда, дом отца! Дощечку нашел – туда, гвоздь – туда. Дед похвалит, отец, или старший, брат похвалит – хозяин растет! Из чего-то сделать что-то. А ныне, смотрю, детишки – из чего-то сделать ничто! Даже покупные игрушки впрах! Какой-то истребительный инстинкт у них… Нет дома, нет деда, нет хозяйства, не растет из него хозяин… Стало быть, квартира – не дом! Не та психология! Бездомность рождает – бездомность души… Нечем дорожить… Разве такого духа жизни хотим мы?.. Нет дома, нет бабушкиных сказок (телесказки – «Спя-я-ат уста-а-лые ре-бята…» – мертво! Это эрзац сказки, бездушные, стало быть, бездуховные!) Даже Пушкину нужны были сказки. Его бабки, няньки, мамки Арины Родионовны. «Там русский дух!» Вот что…

Какой-то агрессивный, истребительный дух к вещам! Особенно, к выброшенным. Лежит, смотрю, на этом вот месте, швейная машина «Зингер». Мальчишки ее поднимают по очереди над головой и – бух об асфальт. Кому первому удается разбить вдребезги… «Ребята! Лучше бы ее разобрали бы… Потом опять собрали… Ведь интересно – как она устроена! Остроумие изобретателя, техники!.. Вот, скажем, эта бомбешка, пружинка, вот видите, дрыгает: зачем? Это регулятор натяжения нити!.. В старину целое богатство было! На селе, помню, только у попа в доме была… Бабы мечтали, хоть бы глазком зыркнуть. Как это – «шьет сама»?

Послушали, ухмыльнулись, стали оттягаться. Скучно им стало… Если б не покалечили б головку – честное слово, подобрал бы, до ума довел бы. Может, кому-то подарил бы. Вот вы мне и скажите. Что это во мне – «жадность деревенская»? Барахольщик я? Ведь, нет-нет, и жена меня так называет. А она – учительница! Смеясь, вроде бы шутя. Стало быть, называет – а сама и сомневается… Что-то другое или еще что-то другое… Мало что – могу купить! Как эти ребятишки. Наверно, потому так жестоки ко всему – к газовым плитам, к холодильникам. Все камнями побивают! Хотел на садовый участок увезти – всюду опережают меня. И газовые плиты, и холодильники – все-все камнями успевают побить! Что же это с нами творится? Что же с нашими детьми творится?

Как-то гуляю по парку. Гляжу на поляне ребятишки. Выстроили батареи бутылок рядком… Ну, думаю, молодцы. И что подобрали в парке – хорошо, и что отнесут и сдадут – хорошо… Ну, там на билет в кино, на мороженное… Не в этом дело… Выдуть¹ бутылку – труд ведь!.. Значит, почувствовали, сорванцы!..

Зря умилялся… Вечно желаемое за действительное… Смотрю, отошли – теми же камнями по бутылкам! Только «дзынь!» слышу… Кинулся к ним. Что же вы, черти, делаете? «А что? Играть нельзя?..» Разве так играют? Мало что одни, пьянчуги и хулиганы, засеяли парк бутылками – вы их еще разбиваете!.. Чтоб люди покалечились!..» «А никто теперь босиком не ходит». Ходят – не ходят!.. И не в этом одном дело! Ведь играть надо по-умному, делать надо что-то красивое, или что-то полезное! Попробовал кто из вас выдуть бутылку? Труд ведь! Не в гривеннике дело – труд, человека, понимаете?

Стало им скучно меня слушать. Усмехаются, переглянулись, разбрелись скучные. Расстроил, видите ли, игру…

Да, квартира – не дом! Нет, видать, здесь простора для души. Особенно ребячьей. Хорошо делают, что всем, кто только хочет, дают участки за городом. Сады не сады, не знаю, что здесь «продовольственной программе» перепадает. Социологи – у тех и на это готовый ответ: «продукты», «оздоровительный фактор». Меньше профсоюзных путевок, или путевок в лагеря потребуется… Кажется все, что они знают. Может, и больше знают – да не принято больше говорить? Вот и мусолят одно и то же… Главный страх, – как бы не принято было за «единоличность», «за отрыв от общественных интересов»!.. А про то, что не бывает, видать, – не герои ведь люди в массе своей, обычные они люди! – «общественного интереса» без «личного интереса», о том, что из чего складывается, об этом от социолога и газетчика не жди словечка! Сразу на общие места разговор переводят… Вместо своей мысли – давай ветхозаветные цитаты толкать!

А ведь садовый участок – это целая психология! И у взрослых, и у детей… Взять внука моего… Из тех же – разбить, сломать, чтоб не существовало… Коль выброшено – стало быть, «мусор»… И что же, приехал летом на «дачу». Все еще стесняемся, не решаемся так назвать «садовые участки». А разве не дача? У всех-всех дома! А в уставе «небольшой сарайчик для хранения садового инструмента»… Слушайте, отчего мы такие ханжи?..

Вот пошли с внуком в соседнее село. Между селами – церковь. Один кирпичный остов… На малого – огромное впечатление… Вокруг – кладбище. Все лишь по телеку видел. И что же? Подобрал скобу. Зазубренные концы. «Что это?» Объясняю. Бревна скрепляли так. У порога домов деревянных, у крыльца, то есть, два кола забивались в землю, затем в них – скобу. Сапоги очищать от грязи. Вроде коврика от пыли у дверей городской квартиры!.. «Возьмем?» «Разве-что сам соорудишь…» «Конечно!» И даже обрадовался… Пробудилось чувство дома. Так сказать, вдруг «гены хозяина» пробудились. Улыбнулся. И смешно, и грустно. Идем, вижу, не бросает скобу, что возле церкви нашел! А дома – принялся горячо за работу. Колья тесать. «Слева от крыльца? Или справа?» «Думаю, не в этом дело… Что из окон гость виден… И то, что чистит сапоги от грязи… Уважает хозяев, дом их… Да и сам – воспитанный. Во всем, во всем он – дух жизни! Зайдет, на образа, на лампаду, перекрестится, сперва сняв шапку… Обедают хозяева – «хлеб-соль!» «Просим к столу – что бог послал!» «Благодарим, уже дома отобедал! Здравствуйте! Как живы-здоровы?» «Бог милует…» Целый разговор… Еще до дела! Ритуал – а не бессмысленный! Вроде разминки! Душу расслабляет – смягчает, расположение и приязнь друг к другу!.. Это только с первого взгляда – глупости… Не глупей нас с тобой люди были… Помудрей, пожалуй, были! Готовых решений-поступков – от образования, от коллективизма жизни, газет-телевизоров – не было: все самому надо было обдумать, взвесить, решить!..»

Смотрю, малый задумался. Топорик в одной, колышек в другой руке. Куда-то вдаль смотрит… Какой она ему вдруг открылась, эта даль? А ведь важно, чтоб хотя бы раз открылась? Понимаете меня?

Я кивнул. Но уже не механически. Передо мною тоже предстала какая-то даль. И мне хотелось ее отчетливей разглядеть. Уже одному. В нагрянувших мыслях. Отставной полковник спохватился.

– Заговорил я вас! Наверно, задержал вас? Как говорится: «спасибо за внимание»… По сути, тут чаще невнимательное внимание… Из – «видно, так надо»!

– Нет, внимание было и вправду не из этого… коллективно-равнодушного… невнимательного внимания. Я с интересом слушал вас. И от души – спасибо. Будьте здоровы!

Перед лекцией

Врач: Вот хорошо, что вы пришли! Вот выпишу вам рецепт и попрошу у вас совета… Понимаете, поручили мне в школе прочитать лекцию – «О половом воспитании». Им-то, директрисе и завучу, обе женщины, – почему-то всюду директора и завучи женщины! Педагоги – женщины! Что-то здесь ненормально, по-моему! Может, с этого начать бы? Да, так им-то, директрисе и завучу – что? Взяли и записали… мероприятие, так сказать… А я вот отдуваться! Стал готовиться – голова кругом!

Журналист: А в чем конкретно затруднение?.. Тут, по-моему, возможны две крайности… Обузить до физиологии, до зоологии даже. Или наоборот, растечься по древу – психология, социология, в общем вся «проблематика-конкретика», как говорят кандидаты!

Врач: Вот именно! Вот вы сразу нащупали камень преткновения! Не могу найти рамки лекции. Ни форму, ни конкретное содержание… Ведь и тема интимная, и у каждого это проклятое «половое созревание» со своими эксцессами, сложностями. Вы ведь меня понимаете? Не дети уже – знают, что хорошо, что плохо! Тут такие бывают у подростка нравственные муки, такие боренья души… Классики об этом лишь изредка – и то сколько сказано этим немногим! Одни замыкаются, становятся неуверенными в себе, этот, так называемый комплекс полноценности мучает, другие готовы удариться во «всепозволенность» и развратничать, третьи впасть в цинизм, ёрну²… Все взвинчены, нервны, неестественны, мечутся от застенчивой отчужденности и замкнутости – до наглой и вызывающей строптивости… Ад ведь! И вечно – мальчики против девочек, девочки против мальчиков!

Журналист: Чувствуется, начитались вы брошюр всяких…

Врач: Почему только брошюры? Я ведь сказал вам, что и классику мобилизовал… И «Крейцерову сонату», и «Дьявола» Толстого, и Бунина – от «Легкого дыхания» – до «Дела корнета Елагина» и «Визитных карточек»… Немцев и французов приобщил, что смог достать… Ведекинда и Андре Жида, и прочее. Ведь что получается? Ученые пишут как специалисты, а писатели как художники… То есть – ученые тут особые писатели, а писатели тут особые ученые. Ученые идут вглубь вопроса, писатели – вширь вопроса… Как мне тут не растеряться? Психология, педагогика, социология. Богом надо быть!

Журналист: Это у вас – творческая растерянность, от перегруженности. Не можете разобраться в своем добре. Выбрать, так сказать, самое драгоценное. Я думаю, вы на пути к написанию прекрасной, нужной молодежи книги… И ученой, и писательской. Популярной. Очень нужна такая! Сработайте, так сказать «на стыке» науки и писательства, специалиста и художника!.. Не возражайте! Поверьте, я знаю что говорю! Журналист ведь. Опыт, годы жизни и труда! Как соотнести – задачу, материал, форму… Наверно, все же научился чему-то? Это ведь для простаков – Пушкин подарил Гоголю сюжет «Ревизора» – и, пожалуйста, написал «Ревизор»! Подарил снова сюжет «Мертвых душ», извольте – готовы «Мертвые души»… Думаю, Пушкин не просто знал, кому «дарить сюжеты», чувствовал, уже как бы написанным, в Гоголе, и «Ревизора», и «Мертвых душ». Прозрел в личности писателя его будущие создания. Так сказать – «до-родность» видел! Если произведения всегда похожи на писателя, почему же писатель не похож на то, что еще не написано, на что он способен? Скажите, почему Пушкин не подарил ни одного сюжета ни одному из своих многих друзей-литераторов? Вот, стало быть, вам – Пушкин (знал кому дарить, прозрел будущее в настоящем, Гоголя в начинающем литераторе. У кого же нам учиться? Да и Гоголь не просто внял совету – зарядился творчески Пушкиным! Тоже свойство гения! Два гения, их творческое взаимодействие, душа для другой души, как ракетоноситель! Но, простите, отвлекся… Не драматизируйте свои муки, они благодатные… Читайте дальше! От школы, от лекции – даже так – от цикла лекций-бесед – ни в коем разе не отказывайтесь! Дорожите «вопросами-ответами». Тут почувствуете завязь формы. Да и организованное, отобранное, «самоограниченное» содержание… Главное – страстно желать помочь молодым! Любить их! Желать им помочь – пусть на базе собственных ошибок! И исполать³ вам! Пусть затянет, закружит, засосет… Интересно жить станет! Поверьте мне!..

Врач: Да! Вы верно говорите! Я это знаю, то есть, думал об этом. Но вот сомнения, сомнения, и еще раз сомнения…

Журналист: