V

Горы в этих пустынных местах похожи на афганские. Песок, камни, мрачные ущелья. Ни заснеженных вершин, ни шумных речек, ни «зеленки». Все уныло, насквозь продувается ветрами, которые из года в год, из тысячелетия в тысячелетие шлифуют эти камни, обтачивают валуны, скатывая их со склонов.

Их база примостилась у подножия такой вот серой, пустой, поросшей травой горы. Несколько деревянных сборных домиков, огороженных колючей проволокой. Будка КПП, где от секущего песчинками, злого, холодного зимой и огненного, обжигающего летом ветра прячутся часовые. Полосатый шлагбаум. Вокруг на десятки километров – никого. Разве что раз в год забредет в эти края какой-нибудь незадачливый пастух с отарой курдючных овец. И снова – тишина. Но покоя нет.

Степной орел, что живет на соседней, такой же пустынной вершине, почти каждый день наблюдает одну и ту же картину.

Поутру, когда огненный диск солнца только-только отрывается от вершины, а в самой долине у подножия еще царят холод и сумерки, в лагере у ограды начинает тарахтеть дизельный генератор. Загорается электрический свет. Через несколько минут из соседних домиков выскакивают полуголые человечки. И бегом пускаются по тропинке, протоптанной между валунов и камней. Еще через полчаса из домика выходит сухопарый, уже одетый по полной полевой форме майор. Смотрит на часы, на небо. И начинает руководить процессом. Физ-подготовки.

Казаков служит теперь здесь. В республике. В организации, которая раньше называлась КГБ, а теперь переименована в КНБ. Вся разница в одном слове. Раньше это был Комитет государственной безопасности. А теперь – национальной. Суть же работы – прежняя. Охранять существующую власть.

Место это в горах – тренировочный лагерь собственного казахстанского спецподразделения под названием «Арыстан», что в переводе на русский значит «Лев».

Во вновь созданных государствах любят такие красивые, символические названия. Если в империи все было проще – группа «А», группа «Вымпел», то нынче – «Беркут», «Сокол», «Лев». И ничего, что в стране не водятся такие хищники. Зато звучно и красиво.

Сегодня у них по программе сложнейшее упражнение. Стрельба. Но не по мишеням.

Майор после завтрака построил свою группу на стрельбище. И начал инструктаж. Он знает биографии этих людей. Все боевые офицеры. Многие из них, как и он сам, бывали и на настоящей войне, в горячих точках. Но сегодня им предстоит делать нечто особенное. И он стал объяснять специфику упражнения. Сначала достал из кобуры тяжеленький короткоствольный вороненый пистолет, положил его перед собою на походный столик. Затем рассказал о тактико-технических данных оружия, постепенно подводя рассказ собственно к упражнению:

– Обычно при пулевом попадании в бронежилет человек испытывает сильный болевой шок. И на некоторое время теряет контроль над собою, впадая в ступор. В обстановке скоротечного огневого контакта такая заминка может быть роковой. Поэтому наша задача сегодня – научиться правильно реагировать на такую ситуацию. Максимально быстро оценивать происшедшее и продолжать действовать… Проще говоря, вы должны даже после попадания в бронежилет продолжать вести бой без заминок и в том же темпе. Сейчас вы разобьетесь на пары. И приступим к выполнению упражнения. Первая пара – Едигеев – Ескенбетов. Вторая – Ташиев – Аблаев. Третья – Абикенов – Ералиев. Четвертая…

Он расставил спецназовцев на нужную дистанцию. Показал – куда надо стрелять. И отдал команду.

Сначала тишина. Потом раздался одиночный выстрел. А вслед за ним – короткий вскрик. Майор увидел, как непроизвольно дергаются губы и лицо человека, которому в бронежилет попал кусок свинца.

У этого упражнения есть и еще одна важная цель. Убедить людей в абсолютной надежности бронезащиты. Чтобы чувствовали себя уверенно в любой ситуации.

Вслед за первым раздались новые хлопки. Еще и еще. Как говорится, пошла потеха. Кто-то споткнулся и упал после попадания. Другой отскочил, прижав руки к груди. Третий остался стоять скалой, не шевелясь, но по лицу видно, что он ощутил.

Отстрелялись. Начали разбор упражнения…

Указывая на типичные ошибки, майор Казаков одновременно наблюдал за тем, как за оградой лагеря готовилась к выходу в горы еще одна группа. Во главе ее был молодой, видно, только недавно прибывший с курсов повышения квалификации, старлей.

Да, когда-то, в восьмидесятых, он и сам уходил по горам от преследователей. Учился выживать в лесу, в снегу.

Как давно это было! И как недавно.

Тогда, в горах Алатау, он заигрался. И чуть не убил десантным ножом случайного туриста, набредшего на их бивуак. А потом был Афганистан, Чечня. И сколько с тех пор людей полегло…

В сердце привычно (как будто рогатиной ткнули) толкнулась картинка. Белокурая бестия, красивая деваха, лежащая в сухой траве. И голос старого казака: «Чего стоишь? Добей!»

Это его старая болячка. Замучила. Застряла занозой в сердце. Надо же, все забывается. И афганские моджахеды, и белодомовские сидельцы, и ичкерийские борцы за шариатское государство, а эта чертова баба так и осталась с ним. Продолжая мучить даже по ночам. Тогда он в горячечном бреду просыпается от этого кошмара. И лекарство у него одно.

Вот и сейчас майор отошел в сторону. Полез в боковой карман куртки, где покоится заветная фляжка из нержавейки. Открутил металлическую пробку на цепочке. И приложился к горлышку. Душистый пятизвездочный коньячок обжег гортань. Несколько хороших глотков. И сразу прибавилось сил. На душе тепло и радостно.

Теперь это у него уже не привычка, а потребность. Пьет он постоянно. Понемногу. Началось это тогда. С первой чеченской. Чтобы расслабиться, они все «принимали на грудь». Каждый день. А теперь уже сложился даже какой-то режим. Утром встал. Настроение поганое. Измотан. Измучен бессонницей. Не знаешь, что и делать. За завтраком, как говорится, принял кофейку с коньячком. И организм запускается в работу. Жизнь налаживается. К обеду опять чувствуешь, что начинаешь уставать. Особенно зимою, когда темно, снег, холод. Всегда найдутся товарищи, с которыми можно пропустить рюмочку-другую. И сразу бодрячком, руки в боки – пошел.

Ну а вечерком, как говорится, сам бог велел. Святое дело. Поправить здоровьишко. Тем более, что и компания соответствующая имеется. Женская компания.

Когда он убывал из России, Дубравин попросил его навестить в Алма-Ате однокурсницу Несвеллю Шакеро-ву, которая в его бытность «студиозом» была ему другом и ангелом-хранителем. Он навестил. Да так и остался ночевать.

И так уж повелось у них, что вечерние посиделки у красавицы казашки с тонким профилем Нефертити и гибким, смуглым телом стали постоянным его занятием.

Встречался он иногда и с Амантаем. Тот теперь большая шишка. Вице-премьер правительства. Но друзей старых привечает. И даже в чем-то помогает. Не так давно свел его с нужным человеком. Рахатом Кулиевым. Зятем самого «папы» и по совместительству заместителем председателя Комитета национальной безопасности. Но только Казаков этим знакомством не воспользовался. Что он может просить? Чин? Должность? Майора устраивает и его нынешнее положение. И то дело, которым он занимается. А в политику ему не надо. Он досыта нахлебался ею в России.

Были, правда, попытки втянуть его в это грязное дело. Дома, в Жемчужном, куда он заезжал на побывку, приходили такие чудные ребята из прорусской национальной организации «Лад». Пытались вести с ним предательские разговорчики о том, что русских в Казахстане притесняют и в связи с этим надо им отделяться и переходить под протекторат России. Приносили литературу в виде самодельного журнала «Русский обозреватель». В этом «Обозревателе» много чего было написано. Но его это не задело, не зацепило. А почему? Да потому, что он знает: положение русских в самой России не намного лучше, чем в новых государствах. И пока в Московии у власти так называемые либералы, оно нисколько не изменится.

Ну а в Казахстане все ясно. Здесь строят национальное государство. И власть здесь в руках коренных. Значит, надо налаживать отношения с этой элитой. Тем более, что народ здешний совсем не глупый. И если вначале на волне национальной истерии повыгоняли из органов всех русских, то теперь сообразили, что без специалистов – никуда. И начали возвращать. Правда, в основном на технические должности.

Но Казакова и это устраивает.

Так вот и прижился он на своей новой старой родине. Не заморачиваясь. И старательно выполняя свои служебные обязанности.

Хотя прошлое нет-нет да и напоминало о себе. Недавно был в Алма-Ате. И оказался рядом со зданием, где находилось их республиканское управление. Там, судя по вывескам, теперь базируются вполне себе гражданские организации – частная картинная галерея и еще что-то. Захотел посетить родные пенаты. Но когда он попытался было туда зайти, его не пустили. Вышел такой дядечка в штатском. И заявил, что галерея закрыта на смену экспозиции. Казаков, конечно, сообразил, что нет там никаких картин. А под прикрытием располагается какой-то технический центр или узел секретной связи. Его бывшие, да и нынешние сослуживцы свое гнездо просто так не отдадут. Они теперь все выросли в чинах, набрали силу. И по-хозяйски распоряжаются советским наследством.

Кажется, его подопечные в основном освоили сегодня то, что от них требуется. Можно и передохнуть. Инструктор объявил перекур, а сам привычно достал теплую от тела стальную фляжку. Встряхнул содержимое. Проверил – сколько осталось. И аккуратно вытер губы после пары глотков.

Так вот и живет. Не замечая, что живет за счет резервных сил организма. На подсосе…

VI

Погода сегодня преподнесла сюрприз. Синоптики обещали солнце и мороз. А уже с утра задул такой свирепый восточный ветер, что поднятый из степи снег через пару часов начал заметать дорогу в аэропорт. Хорошо, что его могучий черный полноприводный «сабурбан», с легкостью разметывая большими колесами сугробчики и языки снега на трассе, вовремя доставил их к месту старта. И теперь Амантай Турекулович сидел вместе с дядей Маратом в уютном зале для особо важных пассажиров, пил душистый китайский чай и разговаривал, то и дело поглядывая через стеклянную стену аэропорта Астаны в сторону взлетной полосы.

А там бушевала пурга. Снег под действием ветра, словно живое существо, волнами перемещался по полю. Снегоуборочные машины, выстроившись в колонну, светя фарами и огнями, раз за разом двигались по полосе, сталкивая снежные валы обратно. На белом ковре, там и тут, словно замерзшие левиафаны, стали без движения присыпанные самолеты. То ли настоящие, то ли призрачные.

Дядя Марат, маленький, сухой, но по манерам – властный и непростой дедушка сидел в черной дубленке и большом вязаном шарфе, попивая остывший кофе и периодически доставая племянника разными вопросами о современной жизни казахской элиты. Мишенью для его язвительных замечаний и подколок стала новая столица республики Астана – бывший Целиноград.

Зябко поводя худыми плечами под замшей, бывший заведующий организационным отделом ЦК, слегка усмехаясь тонкими бескровными губами, говорил о депутатах:

– Они как бараны! Назарбаев прислал в Мажилис проект закона о переносе столицы в Целиноград. Что они сказали? Вместо твердого «нет», начали блеять: «Сегодня у него день рождения. Давайте порадуем нашего президента. Проголосуем за этот законопроект. Не будем расстраивать его в такой день! Ведь это же явная глупость. Он побалуется и забудет об этой затее. И все останется, как было». Да, останется! Держите его за руки!

Амантай поежился в кресле. Дядя на пенсии. Уважаемый аксакал. Ему можно говорить все. Тем более, что он раздражен и уязвлен. Приехал на прием к Самому. А ему дали от ворот поворот.

Много их поперву приезжало сюда, старых представителей советской номенклатуры. Они и в Алма-Ате осаждали президента каждый божий день. Все хотели дать ему советы, как надо управлять независимой страной.

Может, это тоже стало одной из причин переноса столицы в эти бескрайние, холодные степи?

Все сегодня гадали на эту тему. Что двигало президентом? Очередная причуда? Каприз? Желание прославиться в веках? Сделать, как Петр I в России?

Туман. Полный туман. Сплошной туман.

И теперь они все были вынуждены мотаться и метаться между Алма-Атой и Астаной (Амантай по привычке называет Алма-Ату в русской транскрипции. Как привык. А не так, как решено нынешними учеными мужами).

Возник новый миграционный поток. Пять дней в неделю чиновный люд живет и действует в новой столице. В городе, который раньше назывался Целиноградом, а еще раньше Акмолинском, Ак-Молой. В переводе – «белой могилой». А на выходные все возвращаются к «отцу яблок», то есть в Алма-Ату. И это понятно. Разве мог бы свободный человек поселиться в таком месте? Летом жара. Под сорок. Зимой мороз. Под пятьдесят. И самое главное – постоянные степные ветра, которые зимой дуют с такой силой, что сбивают человека с ног. Земля суровая, бесплодная. Жизнь тяжелая.

Сюда, на берег болотистой речки Ишим, всегда ссылали за тяжкие грехи. Царь – революционеров. Сталин – врагов народа. Точнее, не «врагов народа», а их жен. Лагерь так и назывался – «Алжир», что расшифровывалось как «Акмолинский лагерь жен изменников Родины».

Ну а когда великий вождь и отец всех народов почил навеки, то лагеря расформировали. Остались только воспоминания и островки зеленых оазисов в бескрайней степи. Сам Амантай Турекулович помнит, как после университета их направили на военные сборы в эти края. И тут, рядом с их палаточным городком, посреди дикой природы, они как-то обнаружили длинные аллеи из деревьев и кустарников. Знающие местные объяснили: это остатки «Алжира». Бараки и вышки-то сожгли, а деревья остались.

И вот Назарбаев решил строить столицу нового Казахстана в этих гиблых местах. Город переименовали в Астану, что значит в переводе «столица», и начали отстраивать. Почти с нуля. Потому как расселить все многочисленные министерства и ведомства в имевшемся административном здании бывшего обкома партии было невозможно.

А агай Марат все не унимался. Критиковал новую столицу:

– Гостиницы тут вообще никудышные. Сегодня ночью я проснулся от запаха дыма в номере. Потому, что с утра затопили печь, а дымоход прохудился. И дым стал проникать в незамазанную щель. Вот такой тут сервис, племянник. Как тут можно работать?

– Агай, сейчас уже начали строить новые большие гостиницы, – словно оправдываясь, ответил Амантай, поглаживая стриженый затылок. – Президент распорядился и коттеджи строить для чиновников. Вы видели, вдоль дороги стоят?

– В этом коттедже, когда задует такая вот пурга, и дверь-то не откроешь наружу, – парировал дядя Марат. – Смотри, как метет. И стена дрожит.

Амантай промолчал. Чего спорить-то. И так все понятно. Мысли текли в привычном русле. Вот он уже вице-премьер правительства. Высоко поднялся. А счастья нет. Вроде все нормально. Дети подросли. Жена пошла работать. А ему все чего-то не хватает.

– Наверное, он боится китайской угрозы, – продолжал излагать свои догадки о переносе столицы дядя. А то Алма-Ата находится недалеко от границы. Точно. Ведь мы, казахи, всегда боялись этого восточного соседа…

Амантай усмехнулся про себя. Он-то знает, что не китайцев боится президент. А своих. И страх этот зародился в декабре 1986 года, когда на площадь вышла молодежь. И хотя впоследствии в книгах «папа» писал, что он приветствовал то выступление, на самом деле все не так. И, по-видимому, уже тогда он понял, что столица для него чужая. В этом большом городе в любую минуту люди могут оказаться перед дворцом. И именно страх заставил его отгородиться от них тысячами километров бескрайней холодной степи.

Амантай вспомнил тот декабрь: «Да, демонстранты и двадцати минут не простояли бы здесь на площади. Живьем бы померзли на таком ветру. Превратились в ледышки».

К их столику то и дело подходили все новые и новые пассажиры, заполняющие этот элитный зал. Завидев его, почтительно здоровались. Подходили, слегка наклонившись и протянув обе руки вперед. Все, как всегда.

Дядя Марат, видно, от скуки, продолжал философствовать все на ту же тему:

– А может, он хочет разбавить, смешать население страны? Ведь не секрет, что русские и другие некоренные живут в основном на севере республики. И близость к России, а также некоторая доля сепаратизма могут привести к тому, что они, например, захотят отделиться. И уйти в Россию? Может, поэтому он хочет, чтобы сюда, в центр страны, перебралось как можно больше народа с юга и возник этнический баланс?..

Вице-премьера уже начало раздражать это стариковское брюзжание: «Вот привычка. Уже вроде на пенсии. Сидел бы дома. Нянчился с внуками. Розка, дочка его, уже сколько нарожала! Ан нет. Все-то ему надо знать. Привычка политиканствовать осталась с ним навсегда. Старики не хотят уходить молча». Амантай вспомнил покойного отца. Похороны. И на минуту выпал из реальности. К жизни его вернул милый девичий голосок. Красивая молоденькая русская официантка собрала со столика использованную посуду. И, почтительно склонившись, спрашивала:

– Амантай Турекулович, не хотите ли еще чашечку кофе?

Он одним взглядом охватил ее – полные белые ноги в колготках, коротенький передничек, большая волнительная грудь, милое круглое личико. Стоящий экземпляр. Но, вздохнув, отказался:

– Нет! Спасибо!

Официантка ушла. А мысли за нею: «Здесь очень много красивых молодых русских местных женщин. Из семей кержаков, которые ехали сюда еще с первой волной столыпинских переселенцев перед Первой мировой войной. Менталитет и нравы у них простые и строгие. До свадьбы – ни-ни». Одна такая, за которой он слегка приударил, объяснила ему точку зрения местного женского населения на свободную любовь. Было это после ресторана, когда он пригласил ее «в номера»: «Не дам! Женись! И тогда хоть ложкой ешь! А сейчас не дам!»