Уйти под палубу, в духоту и неизвестность, Ивашка отказался категорически. «Как же я буду писать, если не увижу ничего», и Спесь согласился. Малая команда споро поместила его на место Эйрика и замерла по местам. Успели в аккурат, потому что волны уже надели белые папахи и ринулись на лодью, как запомнившиеся волхву горцы на трактир. Так же гневно они толкались в округлые бока, как в запертую дверь. И бурно выражались на неведомом языке. Только вот не было сейчас на них десятка княжеской стражи. Впрочем, строили в княжестве всегда не за страх, а за совесть. Лодья, или, правильнее, ладья, что от слова «ладная», ладно переваливалась через водяные бугры. Злой ветер вконец растрепал тучи, и по небу неслись лишь обрывки, длинные как хвосты у лис, что удирают от охотников. Время от времени от рулевого правила звучал глухой рык сусанина и ватажники споро что-то делали. «Не забыть потом спросить, что они творят», – успел подумать Ивашка перед тем, как подкравшийся вал залепил ему лицо мокрой и холодной пеной. Чувство тревоги исчезло так же быстро, как и возникло, потому что над волнами сверкнула Перунова зарница, и в свете её волхв увидел чёрные спины спасателей, что по-прежнему весело прыгали вокруг ладьи. «Людям беда, а они хохочут», – подумал парень, но тут же устыдился неправедной мысли. «Простите меня, звери морские. Не со зла, а со скудоумия подумал я», – мысленно взмолился он. Боги услышат и, коли захотят, то расскажут служителям своим. Ведь слушал же Ивашка рассказы воев, что на смертный бой без надежды витязь всегда выходит, дерзко хохоча Морее в её морду, чтобы не подумала кромешница, что он испугался. «Интересно… – заползла в голову спокойная мысль. – А почему слова «море» и «Морея» так похожи?» И тут всё кончилось. Повинуясь ласковой, но твёрдой руке Гриця, ладья скользнула между сердитых валов и выкатилась на залитое солнцем пространство. С неба улыбался Ярило, радуясь за людей своих, а белошапочные волны смирились перед крепостью ладьи и вновь стали ласково мурлыкать.

– Кажись, пронесло, – облегченно вздохнул Белый, хоть и молодой, чуть старше волхва, но уже седой дружинник, утирая с лица пот вперемешку с соленой водой.

– Порты сам стирать будешь, – ухмыльнулся Спесь.

– Тьфу!! Сколько можно, атаман?!! За такую волыну скальдов даже у нургов бьют, – обиделся дружинник.

– Ну, извини, не удержался, – попросил прощения Кудаглядов и продолжил: – Белый, вынеси кадку на палубу, надо же зверей поблагодарить, что не оставили без присмотра. Да и кликни всех, будем думу думать.

На палубе стали рассаживаться успокоившиеся после бури люди, и даже Спесь не сказал никому ни слова. Отвязанный от мачты Ивашка быстро писал, стараясь ничего не перепутать из своих воспоминаний, при этом прислушиваясь к вялому спору.

– Куда править-то, пане-братия? – вопросил сусанин.

– А куда правишь? – поинтересовался Геллер.

– Хм-м-м, прямо.

– Вот так и правь. Куда-нибудь придём, – вальяжно скомандовал Спесь, поудобнее устраиваясь на нагретых досках.

– Так пыва-то совсем мало осталось, – сожалеючи протянул Эйрик и, вдруг спохватившись, воскликнул: – О-о-о!! Зверей-то отблагодарили, а божествам морским совсем ничего?

– А кому именно?

Эйрик растерялся – на море кто только не правил, и все божества не славянские, чужие. Не плескать же за борт доброе пиво морским девам? Лучше самим выпить.

– Так… – подвёл итог атаман. – С этим разобрались. Теперь вторая дума – где искать ту самую Атлантиду?

– Ни-и-и… – донеслось от руля, – Шукать не нашенское дело, а то найдём, как обычно, приключений на одно место. Коли энтой Атлантиде надо, сама найдётся.

– Ну и хорошо. – Федорович был спокоен, пережитая тревога схлынула, оставив только негу и усталость. – Значит, плывём…

– Ни в коем разе!! «Идём», атаман, только «идём»! – возмутился сусанин.

– Ну, хай идём… Куда-нибудь и придём…

– Опять кого-то встречь несёт!

Крик дозорного, востроглазого Рыся, никого не взволновал. Ну, плывёт, ну и пусть навстречу. Всё-таки, кряхтя, Спесь Федорович поднялся с палубы и пошёл на нос ладьи. Порядок должон быть!

– А вот этот точно плывёт. Только где? Ничо не вижу.

– Так вон, атаман. – Рысь ткнул пальцем куда-то на правую руку. – Там на брёвнах, корячится.

Кудаглядов приложил руку ко лбу, присмотрелся, и в сердцах сплюнул за борт:

– И чего этим грекам дома не сидится?! Когда же эта одиссея кончится?!!

Всматривающийся в еле различимую точку среди волн, Ивашка смущенно прошептал:

– А как он здесь оказался? Мы же его ещё на Реке, нургам про… подсадили.

Кудаглядов посмотрел себе под руку и, встретившись взглядом с доверчивыми глазами волхва, ругаться не стал.

– Это не тот, это наш старый знакомый. Говорит, что царь какого-то острова. А по мне так – бродяга. Постоянно в морях-акиянах попадается. И вообще… – он повысил голос. – Больше ему не наливать, а то опять мимо своего царства прошкандыбает! Гриць!!!

– Шо? – спокойно поинтересовался кормчий.

– Ты зачем один глаз зажмуривал при последней встрече с этим проплыванцем? Он потом при встрече с аэдом таких страхов понапридумывал. Князю свиток прислали, так потом меня в людоедстве обвиняли.

– Да не может быть!! – поразился Белый. – Чтоб князь-солнышко на такую брехню повёлся?!! Ни за что не поверю!

– Я не говорю, что князь поверил, – нахмурился атаман, – Другие-то поверили! А князю обидно.

– А-а-а, другие… – облегченно вздохнул Белый, засучивая рукава. – Ну так, значит, приплыл грек, будет ему счас и Итака, и Пенелопа… И молоко с солёным огурцом.

– Не сметь! – грозно прикрикнул атаман. – Геноцид греческого населения – это не наш метод!

– А человека, пусть даже и грека, без похмелки оставить, как в прошлый раз, – это что не геноцид, что ли? – обиженно возразил ватажник, но рукава закатывать перестал.

– Нечо сравнивать! Это дело житейское, – сурово ответил Спесь Федорович и уже тише добавил: – И он так не считает, вон как гребёт. Обрадовался, поди.

– Молоко – это хорошо, – мечтательно произнёс Геллер, – Когда мы его попьём-то?

– А что так? – очень удивился юноша. – Пристанем к берегу и напьёмся власть.

– Эх-х-х… – огорчённо махнул рукой Володимир, но потом снизошёл к недоумевающему Ивашке и объяснил: – Всё дело не иначе как в проклятье. Как сойдёшь на незнамый берег, так вечно попадается молочко из-под бешеной коровки. Настоящее молоко можно испить только дома.

Тем временем странная конструкция из нескольких брёвен закачалась на волнах возле высокого борта. Перегнувшись, Спесь радостно заорал:

– Привет, Одиссей! Что-то ты совсем исхудал, опять к Цирке занесло, что ли?

– Хайре, атаман! Куда идёте?

– А как обычно! – Кудаглядов выдернул за руку высокого, загорелого до черноты, мужика. Из одежды на нём была только повязка вокруг чресл, но из пурпурной ткани.

– То есть куда глаза глядят? – уточнил грек, цепко оглядываясь. – Привет честной компании!

– Привет, привет… – хмуро буркнул Белый и сердито добавил: – Ты что это на нас напраслину возводишь?

– Какую-такую напраслину? – искренне изумился царь.

– Э-э-э, хлопче, – повернулся к Ивашке атаман. – Принеси-ка свиток из сундучка, он чёрной ниткой связан.

Оказывается, мотаясь по свету, грек время даром не терял и читать выучился почти на всех языках. Так что, развернув свиток, он долго вчитывался в написанное, потом аккуратно вернул бересту волхву и стал говорить. Говорил он долго и энергично, но, к сожалению парня, на незнакомых языках. В особо ярких всплесках ватажники уважительно кивали и переглядывались. Закончил свою речь царь на родном для юноши языке:

– Прав был великий мудрец, когда сказал: «Не стоит подходить к чужим столам и угощаться, если наливают!» Я же этому писаке всю правду рассказал, а он…

– Да брось ты, – утешил его Лисовин. – Встретишь – испортишь ему репутацию вместе с мордой. Ты лучше расскажи, что это за место и какие здесь берега.

– Берега как берега, – хмуро отвечал Одиссей, но испил поданный ему ковшик и подобрел: – Арапы здесь живут, человеческой речи совсем не знают, лопочут что-то по своему, но белых людей очень уважают. Пиво сразу принесли, я даже слова не успел сказать.

– Может быть, мы уже здесь были? – переглянулись атаман и подошедший кормчий.

– Не-а, – отверг идею царь Итаки. – Зубы у всех на месте, пивоварни, что из бревен сложена, ни у кого нет. А вашу народную забаву не только я знаю. Вон, в Египте народ до сих пор боится у моря селиться.

– В каком ещё Египте? – очень удивился Кудаглядов.

– Ну там, где ваша ватага подрядилась дом ихнему правителю построить. А построили гробницу.

– Так откуда же мы знали, что у него такое здоровье плохое? – искренне возмутился атаман. – Ну, завалили немного стены, с кем не бывает. Особенно с просяного пива, что, на беду себе, они придумали. Нашу-то варню надо, как положено, из бревен неохватных строить, а не из ихних пальмов. А он увидел – и сразу брык и не дышит. Зато какой дом получился, ни у кого такого не было!

– И не будет! – уверенно отрезал Одиссей. – Они теперь так только гробницы строят.

– А те хитрованы дошли хоть? – поинтересовался Гриць, поминутно оглядываясь на прави́ло.

– Это те, которым ты короткую дорогу до дома показал? – прищурился царь и, не дожидаясь ответа, закончил: – Нет, конечно. Сорок лет ещё не прошло.

– Заплатили бы, как договаривались, давно на родине были, – сурово отрезал сусанин и, хлопнув Одиссея по плечу, вернулся на свой пост.

– Так ты… это… – смущенно произнёс Спесь. – Можа, с нами дальше пойдёшь? Не надоело ещё болтаться?

– Не могу, друг, – сокрушенно вздохнул мореплаватель. – Домой надо, пора и на берег, возраст уже…

На прощание царю Итаки щедро налили пресной воды, снабдили продуктами и впредь посоветовали бить каждого со стилом в руке, не дожидаясь, пока этот грамотей гадость какую накорябает из-за шибкой своей образованщины. Перехватив его заинтересованный взгляд на Ивашку, Спесь нахмурился, и проворчал:

– Этот – наш!

Одиссей пожал плечами и легко спрыгнул на свой плот:

– Когда попадете в Итаку, заходите, рад буду!

– А ты, если к нам попадешь, князю передай, что выполняем мы его поручение!

На том расстались, и вновь ладья закачалась на волнах, торя путь в неведомое.

Ивашка сидел, прислонясь к мачте, и смотрел бесцельно вдаль. Развёрнутый свиток лежал на коленях, стилус был зажат в руке, но ни одного нового слова в быличке не появилось. Геллер посмотрел на свиток, проследил направление взгляда, пожал плечами и негромко спросил:

– Что случилось?

Парень поднял глаза, и неожиданно признался:

– Не знаю, о чём писать. Я же про Одиссея читал. Говорилось, что жил он давным-давно и вообще мифическая личность. А тут воочию увидел, и…

– И? – заинтересовался Володимир.

– Скажи ему, что он – выдумка, так, чего доброго, и в глаз получишь.

– Не, сразу не получишь, – дружинник присел рядом. – Этот Улисс сначала подумает. Хитрый он. И умный.

– Это я понял и писать про него, конечно, буду, видел же. Но всё равно не пойму, как мы с ним встретились и почему он до сих пор на свой островок не попал? Там же море такое маленькое, на чертеже земли нашей.

– Мы в океане, – меланхолично произнёс Геллер и, взглянув на волхва, продолжил: – Здесь не правят боги времени, не любят их морские божества. Ты не переживай, если повезет, мы ещё и Синдбада встретим.

– Как это, времени нет? – удивился юноша. – Мой пестун всегда говорил, что времени подвластно всё и все.

– Как тебе объяснить-то? – задумался ватажник. – Ты скажи, что твой учитель про богов говорил и про людей?

– Как что? Да то, чего всем известно. Тайн никаких нет. Боги наши нас сотворили, уму-разуму научили и отправили жить-поживать. От нас им почёт и уважение, от них нам забота и присмотр.

– Умён твой пестун, ох, умён. А скажи, коли тебе тяжко придётся, ты в храм побежишь?

– Зачем? – поразился такому вопросу Ивашка. – К умным людям пойду за советом, сам думать буду. Люди уже не маленькие дети, чтобы к тятьке по всем пустякам бегать. Сами должны со своими тягостями справляться. Негоже богов нашими делами нагружать.

– Это ты прав, – легко согласился Геллер, посмотрел на море и задумчиво продолжил: – А вот боги у нашего друга до сих пор ведут себя, как дети малые. Сильные, много умеющие, но жестокие дети. Всё лезут и лезут в дела людей, так и держат греков вместо игрушек. Вот и царь наш знакомый обидел кого-то из богов своих. А другие божки за него заступились, убить сразу не позволили. Попал Одиссей в их свару, так и мечется по морю-акияну, всё мечтает домой попасть. Бедняга.

– Так как же так? – прошептал парень. – За что мука такая? И глупая жестокость, нечеловеческая прямо.

– Так то ж боги. Не понять нам их дел.

– Я понимаю, что это не наши боги. У наших богов есть свои дела, которых я постичь не в силах. Но это просто от незнания, жизнь у нас разная. Но такой идиотской жестокости наши боги себе позволить не могут. Глупость какая-то…

– А ты у волхва про божеские дела спрашивал?

– Спрашивал, – усмехнулся воспоминаниям юноша и невольно потрогал правое ухо. – Словил «леща» и задание получил: понять Машку, старшую дщерь ковальскую.

– Суров, ох суров пестун твой, – покачал головой Геллер.

– Да добрейший человек, даже когда трезвый. Он же не сильно стукнул.

– Я не о затрещине, – отмахнулся дружинник. – А о задании. Суров, но умён! Ведь коли сможешь ты женщину понять, то дела божественные для тебя яснее света будут.

Спесь Федорович тем временем обеспокоился близостью арапских берегов. Поговорив с Грицем, приказал подобрать парус и, позвав Рыся, принародно поклонился в пояс.

– Уважь опчество, востроглазый наш. Посиди ночью, побачь, чтобы в берег не уткнулись. Да и народ подбери себе в помощники.

Немного заважничав от чести такой, Рысь, тем не менее, ломаться не стал и сразу согласился. Подобрал себе самых глазастых и отправился отдыхать под палубу. А Ивашка отправился искать своего «дядьку».

– Дядя Володимир, скажи-ка, неужто арапы такие воины сильные, что только при свете дня с ними встречаться можно?

Для начала Геллер похлопал рукой по доскам, приглашая садиться, потом сунул в руки парня веревку, показал, как надо её править и, только убедившись, что ученик понял урок, ответил:

– Нет, супротив наших арап не выстоит. Да и никто не устоит, в честном-то бою. Только вот ночью с арапами биться нельзя. Почему? А ты арапа, или, как они сами себя называют, негра видел? Вот то-то же. Ночью его не видно. Только глаза блестят и зубы белеют. Ну и представь: махнул я кулаком, попал… И всё, глаза заплыли, зубов уже нет. И куда второй раз махать? Никого же не видно. А народ дюже обидчивый, сразу за железо хватаются. Так что лучше с ними при свете солнышка встречаться, они тогда хорошо видны.

– А зачем драться-то? – поинтересовался волхв, ловко сплетая расхлеставшееся вервьё.

Володимир отложил канат в сторону, задумчиво посмотрел на море, почесал в затылке и неохотно сказал:

– А в самом деле, зачем? Не знаю, но иначе никогда и нигде не получается. Да и не со зла всё это. Удаль молодецкую показываем. Сам-то зимой на кулачки ходишь?

– А как же! – слегка обиделся Ивашка. – В честном споре и других посмотришь, и себя можно показать.

– Ну, знамо дело, – улыбнулся Геллер. – Девушки-то внимательно глядят. Да и синяки лучше всего поцелуями сводятся.

Не поднимая глаз от особо растрепанного вервья, Ивашка почувствовал, как на ланитах выступает предательский румянец. Но дядька только усмехнулся и раздумчиво сказал:

– Долго я думал, почему у нашего народа силы много. И понял! В хлебе нашем причина да в печах, что научили нас боги делать. Походили мы по морю-акияну богато, посмотрели… Нетушки у других народов хлебушка нашего ржаного, и печей-матушек тоже нет. Вон, нурги костры в домах жгут, галлы понапридумывали каминов каких-то. Другие тоже изгаляются, как могут. А вместо хлеба чего только не используют! Лепешки из чего только не пекут! А поставить тесто, погодить, да потом в печь его, истопленную по правде… Эх, лепота.

– Так что же, не наши совсем глупые?

– Нет, сынок. Есть, конечно, глупые люди, но народов таких не бывает. Просто у иных земля не такая или жарко слишком. А то и терпения не хватает, или ещё чего. Ведь есть у нас и ещё одна тайна. Любого примем к себе как родного. Будь человеком, уважай и соблюдай наши обычаи и станешь нашим, если не по крови, так по духу. Вот поверь моему слову, ежели всегда обычай этот соблюдать, то велика и сильна будет держава. Потому что сила наша в правде. Всё, на сегодня хватит, пойдём Лисовину подмогнём. Обед-то приготовить надо.

Ночь прошла тихо и безмятежно. Со спущенным парусом ладья дрейфовала недалеко от берега, но, кроме криков зверей, ничто не нарушало покой команды. Да и Рысь со товарищи зорко следил.