Для кого вертятся станки?

Если поискать, то можно и показатели найти, и картинку составить. Чтобы не тонуть в цифрах и не проводить анализ промышленности на двухстах страницах, возьмем самые простые из них: структуру промышленности и структуру экспорта-импорта. Давайте их и посмотрим.

Итак, структура российской промышленности на любимый наш 1913 год⁴. Абсолютный лидер в России – пищевая промышленность, которая составляла 37,4 % валового объема производства. (Для сравнения: в США пищепром составлял 21,2 %, притом что городского населения там было 42 %, а в России – 15 %).

Причем ассортимент производимой еды в России до чрезвычайности простой, если не сказать убогий. Абсолютным лидером являлось производство муки и крупы – 27 % от стоимости пищепрома. (Надо учесть, что мука была товаром дешевым, так что в реальности превосходство еще более подавляющее). За ним с небольшим отрывом следовала сахарная промышленность – 20 %. Потом идет винокуренно-дрожжевая и водочная промышленность – 8 % и почему-то отдельно – производство хлебного вина (кому охота, пусть разбирается в отличиях) – 12,5 %. Итого алкоголь в сумме занимал 20,5 % валовой продукции. Дальше по удельному весу идет табак (6,5 %), производство растительного масла (6 %), ну и по мелочам – пивомедоваренная (5 %) и крахмалопаточная (1,2 %).

Давайте вспомним те отрасли пищепрома, которые мы знаем по современной жизни. Гастрономия, молочная промышленность, мясная, рыбная, кондитерская, консервная… Все эти отрасли настолько ничтожны, что объединены в группу «прочие пищевые» и в сумме составляют 10 %⁵.

И таки что мы отсюда видим? А видим мы очень простую вещь: большая часть пищевой промышленности империи до чрезвычайности примитивна: 90 % производства приходятся на муку, сахар, масло, алкоголь, табак. Часть всего этого идет, конечно, на экспорт, но насильно туда выдавливали только сахарную промышленность. Почему, кто и чьи интересы лоббировал в правительстве – сейчас уже не разобраться, но сахар был товаром подакцизным. Кроме акциза, на него накладывали еще и дополнительный налог, а вот на экспорт он шел беспошлинно, поэтому потребление в стране было невелико. Все остальное экспортировали в разумных пределах.

И что следует из этого расклада? А следует отсюда крайне простая вещь: абсолютное большинство платежеспособных потребителей были настолько бедны, что денег у них хватало лишь на самую простую еду. Кто у нас основной потребитель? А крестьянин, кто же еще? Это его потребности в покупных продуктах сведены к такой вот минимальной «потребительской корзине»: мука⁶-крупа, растительное масло подешевле, алкоголь, табак, немного сахарку. Овощи он берет с огорода, молоко – у своей коровы (если есть), мясо по праздникам покупает у односельчан. А всякие там сыры, макароны, консервы, конфеты и пр. – развлечения для горожан, причем тоже не самых бедных.

Ладно, пойдем дальше. 29,8 % от валового производства составляла текстильная промышленность, причем в основном хлопчатобумажная (в США – 13 %). Русские ткани на мировом рынке большой ценности не имели, а по деревням «морозовские ситцы», как называли яркие, не слишком качественные хлопчатобумажные ткани, расходились неплохо. Далее: 3,8 % – химическая, 6,5 % – деревообрабатывающая и бумажная, еще 6,1 % – некие другие отрасли.

Но нас интересует не это. Нам нужна тяжелая промышленность, в первую очередь машиностроение. Согласитесь, без нее не может быть развитой индустриальной державы. И вот смотрите, какая хитрость – в одну графу, довольно приличную (16,4 %), объединены добыча полезных ископаемых, металлургия, производство металлоизделий, машиностроение. А вот сколько чего? Что тут относится к добыче угля, что – к производству ложек и вилок, а что – станков и паровозов? Отделять машиностроение от металлообработки и горного дела – задача, достойная Золушки, но той помогала фея.

У нас роль феи играет сайт «Istmat», напичканный огромным количеством самого разнообразного статистического материала. Оттуда мы узнаем, что удельный вес импортной машиностроительной продукции в 1913 году составлял 43,6 %⁷, а всего импортировано её было на сумму 179,3 млн руб.⁸ Составив простейшую пропорцию, мы получим, что произведено было оной продукции примерно на 225 млн рублей. Сколько она составляла процентов от валовой продукции промышленности?

Общую сумму мы подсчитаем без труда: пищепром нам дал 1,7 млрд руб. и около трети общего производства, стало быть, общий объем составляет около 5 млрд руб. Правильно? Таким образом, на продукцию машиностроения приходится 4,5 %. И это еще не все, потому что существует структура, и это тоже очень интересно.

Итак, 41,4 % составляет производственное машиностроение – тут особых вопросов не возникает. 20, 4 % – паровозо- и вагоностроение – тоже, в общем-то, машиностроение, но удельный вес его непропорционально громаден. Что отсюда следует? А то, что во многом тяжелая промышленность России продолжала работать на железные дороги. С одной стороны, неплохо, с другой – это ни разу не свидетельствует об индустриальном развитии. А о чем? Ну, в первую очередь – о протяженности страны. А уж как они используются – для развития регионов или для того, например, чтобы с большим комфортом довозить до рынка российские богатства, – это уже второй вопрос. Еще 10,7 % – военное и гражданское судостроение.

А вот следующие два пункта весьма сомнительны. 13,1 % составляло сельскохозяйственное машиностроение, к ведению которого относилось производство сельскохозяйственных орудий. Каких именно? Тракторов и комбайнов у нас не делали – совсем. Орудия начинались с серпов, кос и плугов и заканчивались жнейками-молотилками. Едва ли такое можно отнести к машиностроению.

Следующая позиция – электротехническое машиностроение (14,4 %). Казалось бы, уж здесь-то… Ан не спешите! Основной продукцией был кабель, более сложная электротехника ввозилась из-за границы. Так что еще четверть объема долой. Итак, валовый объем машиностроительной продукции в нашей бурно развивающейся державе – 3,5 % от общего.

Для сравнения: в США в 1914 году металлическая промышленность (металлургия, металлообработка и машиностроение) давала 17,6 % валовой продукции промышленности, плюс 8 % – добыча полезных ископаемых, да еще отдельно 3,8 % автомобильная. Итого получаем почти 30 % против российских 16,4 %. Это не говоря о том, что и сами суммы, судя по ВВП, там куда больше.

Второй показатель, по которому можно судить о характере экономики, – это структура экспорта-импорта. Итак, что мы имеем по состоянию на 1913 год⁹?

Основная, идущая с колоссальным отрывом, группа экспортных товаров – это продовольствие (54 %), а в нем 33 % – зерно, прочее по мелочам. Далее – лес и целлюлозно-бумажные изделия (10,9 %). Следующая группа – текстильное сырье и полуфабрикаты (8,9 %). Все остальные позиции меньше 5 %. 4,7 % приходится на промышленные товары народного потребления, и аж целых 0,3 % – на машины и оборудование.

Теперь об импорте. Тут основная группа – продовольственные товары (21,2 %). Затем, с небольшим отрывом, идет текстильное сырье и полуфабрикаты (18,3 %). Следующая позиция – машины и оборудование (16,6 %). Потом – промышленные товары народного потребления (10,3), остальные позиции меньше 10 %.

Итак, в 1913 году было экспортировано машин и оборудования на сумму 3,1 млн руб., ввезено на 179, 3 млн. Как-то непохоже это на внешнюю торговлю развитой страны, вы не находите?

И наконец, еще один важный вопрос: в какой степени российская промышленность была российской? Можно сколько угодно спорить, на кого на самом деле работал Троцкий – но дураком он не был и в экономике понимал. И вот какой интересный факт подметил Лев Давидович, сравнивая США и Россию.

«Мелкие предприятия, с числом рабочих до 100 человек, охватывали в 1914 году в Соединенных Штатах 35 % общего числа промышленных рабочих, а в России – только 17,8 %. При приблизительно одинаковом удельном весе средних и крупных предприятий, в 100—1000 рабочих, предприятия-гиганты, свыше 1000 рабочих каждое, занимали в Штатах 17,8 % общего числа рабочих, а в России – 41,4 %! Для важнейших промышленных районов последний процент еще выше: для Петроградского – 44,4 %, для московского – даже 57,3 %. Подобные же результаты получаются, если сравним русскую промышленность с британской или германской»¹⁰.

Как такое может быть? С одной стороны, крестьянская страна с сельскохозяйственным производством на уровне феодализма, с другой – рекордное количество крупных предприятий. Только одним образом: если промышленность не выросла в результате естественного развития страны, а была импортирована. Тот же Троцкий пишет: «Тяжелая промышленность (металл, уголь, нефть) была почти целиком подконтрольна иностранному финансовому капиталу, который создал для себя вспомогательную и посредническую систему банков в России. Легкая промышленность шла по тому же пути. Если иностранцы владели в общем около 40 % всех акционерных капиталов России, то для ведущих отраслей промышленности этот процент стоял значительно выше».

Уже в конце XIX века 60 % капиталовложений в российскую тяжелую промышленность и горное дело были заграничными. Англо-французский капитал контролировал 72 % производства угля, железа и стали, 50 % нефти. Иностранцы вкладывали деньги в то, что им было нужно, развивая не экономику в комплексе, а отдельные отрасли – попросту пользуясь тем, что труд в России дешевле, чем в Европе. Формально их предприятия входили в российскую экономику, а фактически иностранцы использовали страну как колонию, производя нужные им товары и качая прибыли.

«Можно сказать без всякого преувеличения, что контрольный пакет акций русских банков, заводов и фабрик находился за границей, причем доля капиталов Англии, Франции и Бельгии была почти вдвое выше доли Германии»¹¹.

Можно ли вообще такую промышленность назвать российской? И какое будущее ожидало страну с такой экономикой, даже если бы не было войны?

Только одно: промышленный подъем уперся бы в отсутствие платежеспособного спроса и прекратился сам собой. Ну, выжили бы добывающие отрасли, работающие на заграницу, – нам-то что с этого? Проходили в 90‑е, знаем. Нефть, полезные ископаемые, золото вывозят по дешевке, производства при ближайшем рассмотрении оказываются «отверточными». Большевики могли себе позволить индустриализацию, потому что практически все производства были государственными и всё производимое – госзаказом, а государство в принципе, тем или иным способом, платежеспособно. А как это делать при капитализме?

«Думская делегация, нанесшая дружественные визиты французам и англичанам, могла без труда убедиться в Париже и Лондоне, что дорогие союзники намерены во время войны выжать из России все жизненные соки, чтобы после победы сделать отсталую страну полем своей экономической эксплуатации. Разбитая Россия на буксире победоносной Антанты означала бы колониальную Россию»¹².

И как только наступит удобный момент, они попытаются уже прямой военной силой приобрести себе русские колонии. В этом, а вовсе не в идеологическом или мировоззренческом противостоянии, смысл Гражданской войны.

Так что вовсе не так все было шоколадно в экономике. От Индии оторвались, до Европы не добрались, зависли где-то посередине, и вовсе не факт, что движение продолжилось бы. Тем более иностранным хозяевам русских предприятий совершенно не нужен был конкурент их основных заводов. Одно дело – создать в Питере или в Туле фабрику швейных машинок, чтобы поближе к потребителю, и совсем другое – сложное высокотехнологичное производство, да еще и пресловутый «полный цикл», когда все необходимое производится внутри страны. Интерес «мирового сообщества» к нашей стране всегда был один и тот же: в политике – сателлит, в экономике – сырьевой придаток. И с чего бы в начале ХХ века было иначе?