Читать книгу «Тёмные времена 1. Раб» онлайн полностью📖 — Александра Леонидовича Кириллова — MyBook.

Глава 4. Ударник рабовладельческого труда

С утра я стоял навытяжку перед Гармахом.

– Мне сказали, что ты, северянин, сможешь сделать полив полей более лёгким?

– Смогу, с помощниками сделаем. Только для работы нужен шанцевый инструмент и кое-какие приспособления.

– Что нужно, нормально скажи?

– Кирки, лом, лопаты, нивелир или инструмент по дереву, чтобы его сделать, доступ к кузне нужен.

Строительство в эти века было на очень высоком уровне, такие высокие, красивые и мощные дворцы и крепости строили, так что инструмент и материал  был известен и сделан. Другое дело, что у Гармаха  в поместье много чего не было в наличии, зато была своя кузня.

Получив добро на производство работ, мы приступили к этому самому производству. Митрий вырезал из деревянных палок мне черенки для треноги нивелира, сам я изобразил на прямой палке что-то вроде мушки и целика от ружья, чтобы как-то выдержать "горизонт", заготовил себе глиняных пластин, на которых мелом буду записывать замеры.

Посмотрев на лопаты, я внутренне всплакнул и нарисовал лопату «гробарку» из будущего, затем дорисовал и нормальных размеров, а не расплющенную в коровью лепёшку, форму штыковой лопаты. Сделать их я поручил Твердыне, нашему кузнецу, который должен был договориться с местным кузнецом. Чтобы качать мехи я отрядил ему в помощь наших здоровяков Добрыню и Горыню, крупных и физически очень здоровых парней. Всё время рядом с нами и планируемым мной ноу-хау вился Амброс.

– Так, Амброс, для тебя будет дело, достойное такого человека.

– Что ты хочешь, северянин?

– Всё равно вертишься под ногами, поэтому лучше пойди к кузнецу и договорись с ним, чтобы он выделил железо на мои нужды.

– Я не могу туда пойти. Я не в ладах с кузнецом.

– Хорошо, тогда иди к девушкам и помоги им.

– Вот это другое дело, я пошёл.

– Иди, иди «Казанова».

Правда оттуда он скоро пришёл злой и весь раскрасневшийся – точно обсмеяли его девицы.

Мужики копали траншеи вдоль полей, «корыто» в земле под запруду между двумя полями. Я ходил со своим нивелиром, Митяй с импровизированной линейкой из палки тростника, вымеряя уровни, за ним болтался Амброс.

На все это дело смотрел Георгис.

– Свят, чем занят?

– Определяю высотные отметки, чтобы определиться, где сколько срыть придётся.

– Митяй тебе нужен?

– Да, у него ж метки.

– А почему эта «ошибка природы» просто так ходит. Пять плетей, иди сюда, слизняк!

Амброс приблизился и Георгис стал хлестать того кнутом. Мы с Митяем посмотрели на экзекуцию, которую получал Амброс, а я проговорил.

– Да, а все потому, что ходил просто так. Возьми какой-нибудь инструмент в руки, и ты уже при деле. Взял бы он, например, тот же молоток и мог бы сказать, что «уровень забиваю».

– Так его не надо забивать!

– Ну, так, Георгис же этого не знает. А так сразу видно, что бездельничает человек.

Когда были прокопаны канавы вдоль полей, сделаны небольшие запруды, мы запустили в них воду. По мере рождения оросительной системы мне в голову пришла очередная гениальная мысль – капельный полив, который используется в Израиле, Египте и других жарких странах. Шлангов у меня не было, но был тростник. Вот его то мы, предварительно выбив внутренние перегородки, укладывали вдоль рядов капусты, обмазывали стыки глиной, образуя из них длинные кабель-каналы. Затем возле каждого из растений дырявили дырочки, через которые под их корень начинала капать вода. А чтобы вода не утекала через открытый конец получившейся трубы, его забивали глиной. Девушки были сражены гениальностью решения и перспективой, что теперь не надо будет таскать ведра с водой через все поле, оно само поливается. Мы же были усталые, но довольные.

За эти несколько дней, что мы работали в поле, ребята познакомились с девчатами и женщинами и всегда возвращались с поля домой вместе. Мы болтали с ребятами, в шутку посмеиваясь над казусами, которые с нами случились в жизни или обсуждали местных жителей, а девушки были и участницами разговора, и слушательницами.

Рада, действительно красивая девушка горячей, южной красотой, вначале немного свысока общалась со мной, но видя, что я на её чары не поддаюсь, а на подколки спокойно отвечаю, без смущения и ответных наездов, как будто не замечаю их, изменила свою манеру общения, став меньше выделываться.

А слушая по вечерам рассказы, получая ответы на свои вопросы о непонятном, так вообще стали относиться ко мне, как к учителю, а я стал для народа «ходячей энциклопедией».

Рада ощущала то, что в знаниях между нами огромная пропасть. Она, обычная девчушка, которая ничего не видела в жизни, и северянин, который знал всё и почти на любой вопрос мог дать полноценный ответ. Это и манило, и пугало её.

В ходе моего бытия в качестве рабочей силы в этом поместье образовалась ещё одна проблемка. К сожалению, почтеннейший господин Гармах на супружеском ложе был гость редкий и крайне застенчивый, и как мне доложил Амброс, там он вообще не появлялся уже несколько месяцев. В какой-то великой сексуальной битве на очередном симпозиуме в агоре, его мужской жезл упал и подниматься на новые подвиги не желал.

Насколько я знал древнегреческие традиции, греки и их последователи – византийцы, умели наслаждаться жизнью. Весьма популярным увеселительным мероприятием у них были так называемые «симпосии» или «симпозиумы». После основной части пиршества наряду с винными возлияниями начиналась беседа, иногда интеллектуальная, иногда не очень. Беседовать могли на любую тему – о политике, о войнах, о литературе, на философские темы и темы морали, или обсуждать насущные вопросы – цены на урожай и заморские товары. Чтобы народ не слишком погружался в заумные речи, для них периодически выступали танцоры, акробаты, певцы, а заканчивалось все очень культурно – групповым единением с гетерами, пиршественный зал-то один был.

Диодора приехала на колеснице в поля и стала осматривать наш высокоинтеллектуальный труд, спрашивая у меня, что все это значит.

– Когда вернёшься в поместье, у меня к тебе будет дело, раб.

– Слушаюсь, блистательная госпожа Диодора.

В отличие от Гармаха, которому было за пятьдесят, Диодора была ещё в самом соку где-то под 30 лет, то есть довольно молодая и жаждущая большой и горячей любви, или хотя бы секса. Внешне она тоже была вполне обычной гречанкой, не страшной и не красавицей, нормальной.

– Северянин!

– Слушаю вас, великолепнейшая госпожа?

Она стояла и смотрела на меня, а пауза затягивалась. Наконец она выдала: «Зайди сегодня после полудня ко мне, есть для тебя дело».

– Базару нет, то есть буду со всем почтением, блистательная госпожа.

В назначенное время, я свинтил со стройки и отправился в женскую половину дома, где меня ждала Диодора. Возле сарая наши кузнецы выстругивали и насаживали на черенки лопаты и вилы.

Меня встретила её домашняя рабыня Агния.

– Госпожа ждёт вас.

От меня жутко несло божественным запахом немытого тела, ну и ладно, некогда мне было купаться. Тем более, что до реки путь неблизкий, а просто так меня туда никто из надсмотрщиков не отпустит.

– Святозар, ты знаешь, зачем я тебя позвала?

– Не могу знать, блистательнейшая госпожа.

– Шалунишка, все ты знаешь. Ты понимаешь, что об этом тебе нельзя будет рассказывать никому!

– Амброс, поганец, всё и так узнает. У него какой-то нюх на сплетни.

– Амброс! Да, мелкая гнида. Я его запорю, если он что-либо произнесёт лишнее.

– Давно пора – гнилой человек.

– Он полезен. Иди же ко мне, что ты «как не родной».

Я потопал к ней, попутно гремя цепью.

– Боже мой, как эта цепь мешает.

– Это точно, госпожа.

– Если я распоряжусь тебя расковать, ты же убежишь.

– Куда же я от вас убегу-то?

– Ах, льстец. Иди же и возьми меня.

В общем, чего греха таить, заниматься сексом – это не траншею копать, а гораздо более приятное занятие. Главное в этом деле, чтобы тебя в момент экстаза с голой попой не застал почтеннейший господин Гармах. Ибо Диодора с какого-то момента соития орала, как ненормальная, и все мои попытки её заткнуть успехом не увенчались. Она кивала головой, соглашалась и тут же снова забывалась и «улетала» в громкий экстаз.

– Ах, мой лев, ты подобен героям прошлого, ты словно Геракл в постели.

«А я такой, парнишка заводной!» – я процитировал слова из песни.

– Возьми же меня ещё раз.

– Подожди, блистательная, дай дух перевести, мне ещё запруду делать.

– Забудь о запруде, я – твоя главная работа.

– Госпожа, вернулся господин Гармах.

– А! Что? Да пошёл он … Ах да, мой муж пришёл. Иди раб, ты хорошо поработал. Я довольна тобой.

Я выперся из дома, а Агния всунула мне пустую амфору в руки со словами.

– Наполни её водой и принеси. Свят, ты же сделаешь со мной такое, как с госпожой?

– Сделаю, крошка, сделаю!

Я набрал свежей колодезной воды и отнёс амфору ко входу в дом, передав Агнии.

На стройке меня встретили улыбающиеся лица товарищей.

– Чем это ты разозлил госпожу, что она так орала на тебя? Бу-га-га!

– Зависть – плохое чувство. А вам, добры молодцы, скажу на будущее, что женщина, как и автомат Калашникова «АК-47», по своей природе трудолюбива и неприхотлива, но требует ласки и своевременной «смазки». Не будете этого дарить женщине, она пойдёт искать другого, а вам на память о себе оставит рога.

Наутро Гармах с Афиногеном, своей и его жёнушками, ещё какими-то родственниками и Агнией стояли и разглядывали систему поливной механизации.

– Головастый ты, северянин. Порадовал меня. Но раз ты такой умный, то должен мне ещё построить чего-нибудь такое, чтобы мне понравилось!

– А что может понравиться великолепнейшему господину Гармаху?

– Не знаю, придумай сам.

– Будет сделано, о почтеннейший господин Гармах.

После этого разговора, когда Гармах с Диодорой и толпой родственников-прихлебателей удалился, я стоял и думал: «Ну и какую же хрень тебе тут можно построить, учитывая, что с материалами и инструментом не очень?»

Парни тоже разбрелись по полю, выполняя прополочные работы. А я как пугало так и стоял посреди дороги, размышляя. За этими мыслями я и не заметил, как ко мне подошла девушка.

– О чем задумался, Свят?

– А, Рада! Рад видеть тебя! Да вот думаю, какую бы конструкцию построить Гармаху, которая у него будет, а у соседей нет.

– А помнишь, как ты рассказывал о бассейнах.

– Тут бассейны есть, причём очень даже хорошо построенные, я так не сделаю.

– А поющие фонтаны?

– Это нужен электродвигатель, подсветка и музыка, где ж я тебе его возьму?

Но тут меня осенила одна идея. Пару дней я ходил загадочный, вынашивая её. Как-то вечером после очередной ночной сказки ко мне подошла Рада.

– Свят, кто ты? Вы, северяне, совсем другие, чем мы и те люди, кто жил со мной в нашем селе. Но ты совершенно отличаешься даже от своих соплеменников.

– А ты тут родилась или нет?

– Нет, я фракийка, жила в Болгарском ханстве, а мой отец был тысячником у хана. Шесть лет назад пришли византийские войны и захватили наше село и отцовское поместье, угнав нас всех в рабство. Мне уже 18 лет и скоро выдадут замуж – засиделась в девках, а я не хочу. Пока удаётся оставаться свободной. А сейчас так вообще не хочу ни за кого из местных выходить.

Я легонько приобнял девушку.

– Все может измениться, и ты снова получишь свободу.

– Забери меня отсюда…

– Рада, мы сами попали в эту западню. Так что пока все мы живём и работаем на Гармаха.

– Ты же не смирился с пленом?

– Нет, конечно, но пока я не увижу путей, как освободиться, буду приспосабливаться к ситуации.

Пока мы стояли с Радой у околицы за нами наблюдали маслянистые глаза одного человека. А вечером, когда госпожа Диодора изволила пить чай, этот человек докладывал ей.

– Несравненная госпожа Диодора, раб по имени Свят обнимал и приставал к Раде.

– А что эта болгарка?

– Я не видел, но точно знаю, что она позволяла себя целовать этому северянину. Они задумали побег, я уверен в этом!

– Значит, непокорная Рада оказывает внимание этому варвару, хм. Это надо исправить. Живо у меня замуж отправится, иначе от её красоты не останется и следа.

Я же был поглощён новой идеей, которую подкинула мне девушка. Почему не сделать Гармаху бассейн с надгробием, а как его ещё назвать? Будет бассейн, сверху сделаю площадку, обложенную декоративным камнем, и подачей воды, имитирующей водопад. А подъем воды сделать с помощью резервуаров-накопителей воды по принципу сообщающихся сосудов.

Глина, известь, камень есть, рабочие руки тоже, голова, точнее сказать, умная голова в количестве «одна штука», плюс менее знающие, но вполне сообразительные головы товарищей тоже есть. Значит, раз мы такие головастики, то рассчитаем объем резервуаров и толщину трубок. Как рассчитывать их диаметр в зависимости от давления я не помнил, но есть же руки моих товарищей. Вот и будут лепить трубки в уменьшенном масштабе, а я смотреть, как поднимается вода. Естественно, надо сделать уклон бассейна к водопаду, чтобы вода больше заполняла этот угол, в нем собирался бы больший объем, а значит, и давить она станет сильнее, выталкивая воду по трубкам вверх. Так что сварганим «шедевру».

Ну что, средневековый цемент, то бишь, смесь глины, извести и жирной земли у нас есть, облицовочный камень типа «плитка» тоже наломаем, не было гидроизоляции и клея. Чтобы её устроить на «объекте» пришлось использовать глину и казеиновый клей. А вот клей мне же приходилось изготовлять следующим образом: створаживать коровье молоко, смешивать продукт с кислым уксусом, промывать в воде и ощелачивать полученный творог в соде. После этого снова закисливал его, пока не избавился от жира, после чего полученную массу снова перемешивал с известью. Как тут не вспомнить добрым словом порошковое «пустое» в 0% жирности молоко будущего. Молоко, точнее творог, в соединении с едкой известью даёт нерастворимый в воде клей. Соорудив эту клейкую жижу, добавил в него уксуса, что по идее, должно было предотвратить его набухание и загнивание в воде.

Казеин – главный составной элемент молока. Свернувшееся при скисании молоко – творог – есть казеин, но не чистый. В обыкновенном твороге, получающемся натуральным скисанием молока, содержится значительное количество жира, молочного сахара и бактерий. Это информация для любителей молочной диеты – хотите склеить кишечник казеином – кушайте и пейте больше молочных продуктов промышленного производства. Правда, это в меньшей степени касается кисломолочных производных молока – кефир, тан, айран и аналогичные продукты благоприятны для живота, особенно, когда ему неуютно.