– Выразите свою заботу и беспокойство, используя «я-сообщения», например: «Я беспокоюсь о тебе, потому что заметил, что ты проводишь много времени за азартными играми».

– Избегайте обвинений, критики или угроз.

– Будьте готовы выслушать и понять точку зрения человека.

2. Предложите поддержку:

– Будьте терпеливы: Избавление от игровой зависимости – это процесс, который может занять время.

– Предложите свою помощь в поиске ресурсов: Группы поддержки: Анонимные Игроки (Gamblers Anonymous) предлагают поддержку и сообщество для людей, борющихся с игровой зависимостью.

– Консультации: Профессиональный консультант или терапевт может помочь человеку понять причины своей зависимости и разработать стратегии преодоления.

– Горячие линии: Национальная горячая линия по проблемам азартных игр может предоставить информацию и поддержку.

– Помогите человеку найти альтернативные занятия: Предложите заняться спортом, хобби или другими видами деятельности, которые могут заменить азартные игры.

– Установите границы: Чётко определите, какую поддержку вы готовы оказать, и что вы не будете делать (например, не будете давать деньги в долг).

3. Позаботьтесь о себе:

– Обратитесь за поддержкой: Если вы являетесь членом семьи или другом человека с игровой зависимостью, вам также может потребоваться поддержка. Рассмотрите возможность посещения группы поддержки для членов семьи или консультации с терапевтом.

– Установите границы: Защитите себя от финансового и эмоционального воздействия игровой зависимости вашего близкого.

– Не вините себя: Помните, что вы не несёте ответственности за зависимость другого человека.

Важно помнить:

Вы не можете заставить человека прекратить играть. Решение бросить азартные игры должно быть принято самим человеком.

Не покрывайте долги игромана. Это может усугубить проблему.

Будьте готовы к тому, что человек может отрицать свою зависимость или сопротивляться помощи.

Обращение за профессиональной помощью – важный шаг на пути к выздоровлению от игровой зависимости.

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

Случай пятый: «Метадоновая Одиссея: путь от комы к безумию и обратно»

Ну что я могу сказать? Ломка, друзья мои, это не просто плохое настроение или лёгкая головная боль. Это когда твой организм и разум, словно разъярённые звери, пытаются вырваться из клетки, которую ты им сам построил. Это когда пот течёт рекой, кости ломит, словно тебя заживо хоронят, и ты готов на всё, чтобы это прекратилось. Это – ад на Земле.

И вот, на этот раз мы, бравые парни из БИТа, спешим на помощь коллегам из «линейки». Диагноз: «Наркоман не выходит из комы». Ну, думаю, сейчас мы этого «спящего красавца» разбудим. Приезжаем – а там на полу синюшный мужик лет тридцати, и вокруг него – «озадаченная» врач. «Три кубика налоксона уже влила», – говорит, – а он как Спящая красавица, только вместо принца – я и со шприцем».

Осматриваю я пациента и понимаю: кома-то – метадоновая. А это, знаете ли, другая песня. Метадон – «зверь» коварный, выводит из комы медленно, а потом устраивает такое «веселье», что мало не покажется. Неврологические «приветы», психомоторное возбуждение – в общем, «танцы с бубном» гарантированы.

«Ну ладно, – говорит мой врач Вася, – добавим ещё два кубика волшебства. Может, проснётся, как от поцелуя принца.»

И как говорится, «Не буди лихо, пока тихо». Наш «Спящий» начинает розоветь, дышать… И тут начинается «шоу»!

Буквально с каждым чихом вылетала мокрота, как из брандспойта во все стороны, а наш, невысокого роста наркоша превращается в терминатора. Глаза безумные, мычание, как у маньяка, и давай всё крушить и ломать! Подойти страшно, в токсикологию его таким никак не довезти.

Вызвали «психов», а сами думаем, как «терминатора» усмирить. И тут мне в гениальную голову приходит идея: кидаю в него подушку! «Монстр» отвлекается, а мы с Васей делаем ему «подножку» и, как в индийском кино, дружно валим на пол.

Но что делать дальше? Решили завернуть его в ковер который лежал на полу, как в саван, и получился у нас «кокон». Но не тут-то было! Этот «кокон» начинает извиваться и ползти, как гусеница. Вася, не долго думая, запрыгивает на него верхом, а я, словно ковбой на родео, набираю диазепам (4 кубика, чтобы утихомирить «зверя»). Но увы! Седация не работает, как мертвому припарка. Вот так и скачем мы вдвоём на этом «живом ковре», а «гусеница» извивается и рычит.

Тут-то и прибывают наши «братья по разуму» – психбригада. Четыре пары удивлённых глаз смотрят на это «шоу», а у меня с врачом Васей пот градом льется.

«Ну, ребята, – говорит врач „психов“, – у вас тут смотрю, вечеринка в самом разгаре!»

«Ага, – отвечаю я, – присоединяйтесь. Диазепам не берёт!»

Два санитара садятся рядом с нами на извивающийся «ковер» и пытаются зафиксировать его в неподвижном состоянии. Врач «психов» смотрит в в глаза монстру, и выносит вердикт: «Диазепам ему что слону дробина! Нейролептики нельзя, будем пробовать оксибутират натрия. Это его должно усыпит.»

Фельдшер психбригады колет «снотворное» в вену шеи, и наш «монстр» начинает засыпать. Выдыхаем с облегчением.

«Ну что, – говорю, – будем доставать нашу гусеницу из кокона или подождём, пока она совсем уснёт? Тащить его в этом виде не вариант.»

«Рискованно, – отвечает врач „психов“, – но вести нужно быстро и аккуратненько. Раскатываем ковер и быстро грузим спящее тело монстра на носилках в машину психбригады для госпитализации его в токсикологию, пока не проснулся. Иначе им в машине балет на пуантах устраивать придётся».

Вот так и закончилась эта история. Мы с доктором Васей – мокрые, выжатые, но счастливые. Скорее бы в душ, чтобы смыть с себя этот «адреналин».

«Эхо без ответа» или история, но уже с трагическим исходом

Глубокая ночь опустилась на город, окутав его ветхие центральные улочки плотной завесой тишины, которую лишь изредка нарушал далекий гул запоздалых машин. Было около двух часов, когда резкий голос диспетчера по селектору вырвал меня из дремотного покоя. Вызов по поводу травмы – рутинная фраза, за которой, однако, часто скрывались человеческие трагедии.

Местом назначения оказался частный дом, затерянный среди более крепких строений в самом сердце города. Он выглядел так, словно давно сдался под натиском времени: покосившийся забор, ржавая калитка, угрюмо темнеющие окна. Дом дышал запустением, и сам воздух вокруг него казался спертым и тяжелым. У самой калитки, в слабом свете одинокого фонаря, меня встретила девушка. Ее силуэт дрожал – то ли от ночной прохлады, то ли от всепоглощающей тревоги, исказившей ее черты.

«Доктор, умоляю… – голос ее срывался, слова путались. – Он же убьет себя сейчас! Мы не знаем, что делать…» Она судорожно сглотнула, взгляд ее метался, словно ища спасения в моем лице. «Это мой брат… Ему двадцать пять. Он… он на эфедроне сидит». Последние слова она произнесла почти шепотом, будто боясь, что их услышат даже стены этого обреченного дома.

Эфедрон… Это слово прозвучало как приговор. Синтетический демон, порождение кустарных лабораторий, выжигающий душу и тело. Родственник амфетаминов, но с более короткой, яростной эйфорией и неутолимой, разрушительной тягой к новой дозе. Часто сваренный на кухне с марганцовкой, он нес в себе не только психоактивный угар, но и яд, медленно отравляющий мозг, ведущий к необратимому распаду личности, к тому страшному состоянию, что врачи называют «марганцевым паркинсонизмом».

«Последний день он не кололся, – продолжала девушка, ее голос крепчал от отчаяния. – У него ломка началась страшная. Документов нет, лечиться он категорически не хочет…»

«А к участковому обращались?» – спросил я, хотя ответ был почти очевиден.

«Да, – кивнула она с горечью. – Их опорный пункт тут рядом, в соседнем доме. Но они… они разводят руками. Говорят, ничем помочь не могут». Бессилие сквозило в каждом ее слове.

Я шагнул во двор, ощущая под ногами хруст мусора, и толкнул ветхую дверь. Внутри царил полумрак и хаос. Запах затхлости смешивался с острым, неприятным запахом пота и чего-то химического. По единственной освещенной тусклой лампочкой комнате метался молодой парень. Он был похож на загнанного зверя: глаза дикие, движения резкие, прерывистые. Он снова и снова бился головой о шершавую, облупившуюся стену, оставляя на ней кровавые отметины. Вся его голова уже представляла собой сплошную рану. Усадить его, обработать эти раны было совершенно невозможно – он вырывался с нечеловеческой силой. Вести же его в больницу в таком невменяемом состоянии, без документов и согласия, я по закону не имел права. Выход оставался один – вызывать психиатрическую бригаду.

Минут через пятнадцать тягостного ожидания, наполненного глухими ударами и бессвязным бормотанием парня, на пороге появились они: врач в строгом белом халате, фельдшер и два крепких санитара с непроницаемыми лицами. Оценив обстановку одним взглядом, санитары без лишних слов попытались схватить и удержать мечущегося пациента. Врач-психиатр предпринял попытку заговорить с ним, но парень, полностью поглощенный агонией абстиненции, не реагировал на слова, не шел ни на какой контакт. Его реальность сузилась до невыносимой физической и душевной боли.

«Хорошо, доктор, – обратился ко мне врач психбригады спокойным, почти будничным тоном. – Можете ехать. Это наш клиент. Мы тут сами разберемся». В его голосе не было ни сомнения, ни сочувствия – лишь профессиональная констатация факта.

Я развернулся и вышел из этого дома, оставив позади сцену отчаяния и боли. Ночь поглотила меня снова, и вскоре я уже спешил на другой вызов, стараясь вытеснить из памяти дикий взгляд обреченного парня.

А в семь часов утра, когда город только начинал просыпаться и первые лучи солнца робко пробивались сквозь утреннюю дымку, диспетчер вновь передала мне вызов. Адрес был до боли знакомым. Повод – «повтор, человеку плохо». Предчувствие беды холодком коснулось сердца. По приезде меня встретила та же гнетущая тишина, но теперь она была абсолютной, мертвой. В комнате, залитой бледным утренним светом, на полу лежало неподвижное тело. То, что еще вчера было головой, превратилось в кровавое месиво. Признаки биологической смерти были неоспоримы. Это был труп.

«Как же так? – вырвалось у меня невольно, обращаясь к оцепеневшим от горя родственникам, стоявшим у стены. – Его же должны были забрать… В больницу?»

«Нет, – тихо ответила сестра, ее лицо было серым, без слез. – Доктор осмотрел его… Сказал, чтобы мы утром сами везли его в наркологический диспансер. А если будет сопротивляться – обратиться к участковому инспектору, он поможет…» Голос ее прервался.

Он не дождался утра. Не смог.

Вот так и закончился этот вызов. Картина той комнаты, слова врача психбригады, безнадежность в глазах сестры – все это до сих пор стоит у меня перед глазами. И главный вопрос так и остался без ответа: как можно было оставить человека в таком состоянии, наедине с его агонией, обрекая на верную гибель? Этот вопрос эхом отдавался в моей душе, смешиваясь с утренним шумом просыпающегося города, который так и не узнал о маленькой трагедии, разыгравшейся в его ветхом сердце этой ночью.

«Газуй, шеф!»: из жизни водителей скорой помощи

Знаете, хватит, пожалуй, о страданиях и болезнях. Душа просит чего-то… ну, если не светлого, то хотя бы не столь драматичного. Давайте-ка я вам расскажу о наших коллегах, без которых работа на «скорой» превратилась бы в логистический кошмар и проверку на выносливость похлеще марафона – о наших водителях. Ведь пока мы, медики, колдуем над пациентами с фонендоскопами и шприцами наперевес, именно они виртуозно лавируют в городском потоке, доставляя нас к месту событий быстрее, чем мысль о чашечке кофе успевает промелькнуть в голове. Работа у них, скажу я вам, та еще карусель: вечный стресс, ответственность за наши драгоценные жизни (и жизнь пациента, само собой), и все это под аккомпанемент сирены и не всегда лестных эпитетов от других участников движения.

Когда я только начинал свой путь фельдшера, водители были не просто рулевыми – они были душой бригады. Мы были единым организмом, где каждый винтик на своем месте, и водитель был первым, кто подставит плечо, будь то перетаскивание носилок по узкой лестнице хрущевки или помощь в усмирении особо буйного «клиента». Со временем, увы, таких вот «своих в доску» парней становилось все меньше. Иногда попадались экземпляры, глядя на которых, хотелось спросить: «Простите, а вы точно с нами или просто мимо проезжали и решили подбросить?» Встречались и откровенно враждебно настроенные типы, словно мы им лично зарплату урезали.

Но, видимо, моя карма была чиста, или звезды так сошлись – мне с водителями по большей части везло. Никогда не забуду своего первого напарника за рулем – Ивана. Легенда, а не человек! Как только я, зеленый юнец, переступил порог подстанции, заведующий, окинув меня проницательным взглядом, определил меня на «свою» (бригаду) машину. Не подумайте чего, он на ней по ночам подрабатывал, создав нечто вроде элитного спецназа скорой помощи (помогал БИТам разгружать их вызыва). На эту бригаду брали только избранных, асов фельдшерского дела, к коим, по неведомой мне причине, причислили и меня, желторотика. Оснащение у нашей «ласточки» было – любая бригада интенсивной терапии обзавидуется: ларингоскоп, пункционная игла для всяких экстренных манипуляций, и даже – о, чудо! – электрокардиограф, который в те времена был роскошью, доступной лишь реанимационным и бригадам интенсивной терапии.

Иван, мой первый водитель, был полной противоположностью этой суровой элитарности. Добрейшей души парень, отзывчивый, с неизменной готовностью прийти на помощь и с шестым чувством на любую опасность. С ним мы прошли через столько всего, что хватило бы на сценарий для неплохого боевика с элементами комедии. Он умудрялся подвезти нас так близко к подъезду, что иногда казалось, он сейчас заедет прямо в квартиру. А ночью, когда я карабкался по темным, пахнущим кошками и сыростью лестницам, он всегда мастерски направлял свет фар или мощный фонарь, выхватывая из мрака ступеньки и возможные сюрпризы. Таскать носилки? Помочь при ДТП, когда рук катастрофически не хватает? Иван никогда не отказывался, он был частью команды до мозга костей.

Особенно запомнился один случай – аккурат на первой неделе моей работы, да еще и в мой день рождения! Представьте картину: на подстанции уже скромно накрыт стол (торт, лимонад, все по-простому), душа поет и требует праздника, как вдруг – вызов. Рядом, буквально в соседнем квартале, «человек ведет себя неадекватно». Классика жанра. Мы с Иваном мигом на месте. Я, прихватив увесистый бикс со стерильным материалом (мало ли что), отправился покорять четвертый этаж типовой панельки. Уже у подъезда, пропахшего всем сразу – от борща до перегара, я услышал истошные крики сверху. Поднявшись, обнаружил эпицентр веселья: мужчина в состоянии, которое мягко называют «не стоит в адеквате», пытался натянуть носки задом наперед, яростно отбиваясь от перепуганных родственников и не узнавая их в упор. Диагноз напрашивался сам собой – острое психическое расстройство. «Телефон есть у кого?» – крикнул я выглядывающим из дверей соседям. Нашлась трубка этажом ниже. Пока я спускался, наш буйный пациент, метаясь по площадке, с грохотом опрокинул батарею пустых бутылок в металлических ящиках – наследие бурных выходных. Грохот разнесся по подъезду, как артиллерийский залп.

Внизу этот звук произвел эффект разорвавшейся бомбы. Пока я дозванивался до психбригады, Иван, услышав канонаду, решил, что его фельдшера там уже разбирают на запчасти, и рванул в подъезд спасать. Не обнаружив меня на поле боя, он с тревогой вопросил у соседей: «Где доктор?!». Те, видя его решимость, указали на соседнюю квартиру: «Там спрятался!». Я же, связавшись с «психами», предусмотрительно позвонил и в полицию – мало ли, до приезда коллег нужно будет как-то утихомирить разбушевавшегося гражданина. Но Иван решил подстраховаться по-своему: добежал до машины и по рации вызвал подмогу с подстанции – «бригаду с мужиками» (видимо, самых крепких коллег), а диспетчера попросил продублировать вызов в полицию с пометкой «Нападение на медработника!». Для верности.

Я, ни о чем не подозревая, закончил переговоры, вышел из гостеприимной квартиры и спокойно спустился к машине. И тут началось! С воем сирены к подъезду подлетает наша бригада интенсивной терапии – ребята высыпают из машины… с какими-то палками в руках! Видимо, готовились к серьезной заварушке. Увидев меня целым и невредимым, врач БИТа выдохнул с облегчением: «Фух! Что там у тебя стряслось?». «Да больной с галлюцинациями на четвертом буянит», – отвечаю. «Ок, пойдем посмотрим», – скомандовал врач, и бригада, похожая на отряд зачистки, скрылась в подъезде. Не успели они исчезнуть, как к дому подкатил полицейский УАЗик, из которого выпрыгнули четверо бравых бойцов с автоматами наперевес. А следом, вальяжно припарковалась машина психбригады, откуда выгрузились четыре удивленных амбала в белых халатах. «Ооо! – протянул врач-психиатр, оглядывая собравшуюся компанию. – У вас тут веселье в полном разгаре! И где виновник торжества?». «Там, – махнул я наверх, – на четвертом. Наши БИТы уже с ним знакомятся».