Глава пятая. Допрос

Итак, первейшей нашей заботой стали пленные казаки. Василий Егорьев, благодаря попечительству присланного князем военного врача, пришел в себя. Самочувствие его улучшилось, и, по мнению доктора, допросить его было возможно. Он сказал нам, что хотя положение раненого еще тяжелое, угрозы жизни нет, поскольку сабельный удар пришелся вкось и вошел в тело неглубоко. Пулю, выпущенную из пистолета и засевшую в правой руке, чуть выше локтя, он удалил, и рана эта тоже не опасна. Майор решил провести допрос не откладывая, и мы вместе с лекарем пошли в избу, где находился сотник. Егорьев лежал на широкой лавке, бледный и осунувшийся, в разрезе рубахи была видна белая повязка. Глаза его недвижно смотрели на низкий закопченный потолок. Заблудов сел на табурет рядом с лавкой, врач встал в ногах сотника, писарь расположился за столом, а я подсел к окошку. У двери, в темном углу примостился седой капрал, пришедший с холщовым мешком, глухо брякнувшим об пол чем-то железным внутри.

– Знаешь, где ты? – спросил премьер-майор.

– В плену, известное дело, – тихо проговорил казак, он попытался усмехнуться, но вышла лишь болезненная гримаса.

– Вот, что, дядя. Раны твои не смертельны, коли скажешь всю правду, как на духу, поживешь еще на белом свете. А станешь юлить – сразу повесим. Ясно тебе?

– Как не ясно, ваше благородие, спрашивай, – отвечал казак.

– Ваше высокоблагородие, – поправил его писарь, но Заблудов махнул на него рукой.

– Кто ты таков? Имя, лета и звание.

– Василий, сын Егорьев, от роду сорок второй год, из казаков, допрежь сотник яицкого войска.

– У самозванца в каком чине служил?

– Есаулом Оренбургского полка.

– Не сильно-то тебя повысили, – заметил Заблудов. – Скажи-ка мне, Василий, куда и зачем послал тебя Пугачев?

Казак не отвечал, видимо, собираясь с мыслями. Понятное дело, он не знал, остался ли кто в живых и что успел рассказать. Уверенности в смерти поляка у него тоже не было. Ну, упал, а вдруг не умер и говорить начал. Подловил его майор, теперь либо надо сказать правду, либо от всего открещиваться.

– Что замолчал, дядя? Если память отшибло, так я могу помочь. Направлялись вы в Саратовскую губернию, в сельцо Иваньковское. А у тебя я спрашиваю, зачем? Сам скажешь или мне палача позвать, он у нас рыбу и ту разговорит.

– Ты, ваше высокоблагородие, и без меня все знаешь, чего тогда спрашивать.

– Что же, по-хорошему говорить не желаешь, – с сожалением сказал Заблудов.

– Профоса⁹ сюда!

Профосом оказался тот самый мрачный капрал у двери, под стать своей должности.

Я знал, что последует за его выходом на сцену, и тихонько выбрался из избы на улицу. Бывали случаи, вроде этого, когда пытки считались необходимыми, являясь средством дознания. Но я живо помнил, хотя и прошло много лет, как меня самого подверг им капитан де Перелен, и не стремился к созерцанию подобного зрелища. Походив с полчаса во дворе, я изрядно замерз и, перестав слышать глухие крики, собирался уже возвращаться, как стукнула дверь, на крыльцо вышел капрал. Он глянул на меня, кивнул, словно приглашая в избу, а сам неспешно сошел вниз с видом человека, исполнившего свой долг, на ходу раскуривая трубку.

В доме, на первый взгляд было все также, только писарь сноровисто скреб пером по бумаге, да текла по бороде сотника кровь от прокушенной губы, а сам он громко и прерывисто дышал. Правая его ладонь была замотана тряпицей тоже в кровавых пятнах.

– При тебе было обнаружено двести рублей в серебре и ассигнациях. Для кого сии деньги предназначены? – спрашивал Заблудов.

– Для управляющего.

– Как зовут поляка, что с вами был?

– Казимир Доплецкий или Дуплецкий, точно не скажу, его у нас все по имени кликали.

– Теперь ответь, откуда знаешь управителя имения?

– Прежде он постоялый двор в наших местах содержал, отсюда и знакомство.

– Кто из твоего отряда с Мокишевым еще знаком?

– Северьян Гущин, хорунжий мой.

– Скажи, почему именно тебе поручение самозванец дал?

– Падуров, полковник мой, ему меня присоветовал. Как позвал государь меня к себе…

– Я тебе дам государь, – прикрикнул строго Заблудов.

– Виноват, самозванец. Спрашивает меня, хочешь, казак, мне службу сослужить.

Я отвечаю, что да, хочу. Он и говорит, что полковник твой сказывал, будто ты знакомство водил с верным моим слугой Богдашкой Мокишевым. Так и есть, отвечаю. Он мне и приказывает, поедешь, мол, туда с поляком Казимиром, встретишь человека, на кого поляк тебе укажет и ко мне свезешь. Ваше высокоблагородие, ослабел я сильно, нельзя ли воды подать.

– Терпи, казак, атаманом будешь. Ладно, на последний вопрос ответишь, и напоят тебя и накормят.

– Спрашивай, – прошелестел голос сотника.

– По каким приметам должны были вы опознать того человека?

– То Казимира была задача, не моя.

– Поляк с ним, что знаком был?

– Нет, Казимир мне сказывал, что тот человек его не знает, как и он его. Человек тот на французском языке говорить станет. А поляка он по письму определит, – последние слова сотника были едва слышны, глаза закатились, и он замер.

Уж, как хотите, а стало мне его жаль. Понимал я, что повернись по-другому, лежать мне зарубленным поляком в том поле. И все же мог сотник сразу меня повесить, его была власть. Да вот не стал. Дал мне время побарахтаться, за жизнь побороться. Благодаря чему я и выжил.

– Все, достаточно, больше его спрашивать нельзя, умрет, – вмешался лекарь.

– Сворачивайся, – приказал писарю майор, поднимаясь с табурета. – Пошли ротмистр к князю, есть что ему рассказать.

Мы спешно отправились на постоялый двор и беспрепятственно вошли к генерал-майору.

Глава шестая. План

– Затем, полагаю, послать туда команду, село окружить, дождаться приезда подозрительного лица, да и накрыть всех скопом, – сказал Заблудов, когда мы уселись за столом генерала и тот прочел опросные листы.

– И как же господин майор будет определять, кто подозрительный, а кто нет? – охладил я его пыл.

– Что станете каждого встречного поперечного хватать, каждого бродягу проверять на знание французского? Мы и понятия не имеем, кем эмиссар самозванца может оказаться.

– И что ты предлагаешь, ротмистр? – спросил желчно Заблудов.

– Думаю, что действовать надо более тонко. Раскинуть вокруг деревни широкий невод и начать тащить только, когда станет ясно, что эмиссар внутри.

– И каким образом это станет ясно?

– Может быть послать поддельный казачий отряд?

– Чепуха полная. Поддельных-то вмиг раскусят, – майор посмотрел на меня как на дурачка. – Но даже пусть и найдем верных казаков, а дальше что? Авантюра чистой воды!

– Не скажи, Платон, – вступил в разговор князь. – Мысль-то дельная. Я и сам о таком подумывал. Исходя из допросов плененных казаков, мы знаем, что с управителем этим знакомы только двое: сотник и Гущин этот, так? Так. Связным же был поляк. И он ничего не скажет, потому как мертв. А теперь ответьте мне, знакомы ли лично поляк и эмиссар?

– По словам Егорьева не знакомы, – твердо ответил Заблудов.

– Согласен с господином майором, – сказал я, когда взор князя обратился ко мне.

– Иначе зачем поляк вез письмо? Это знак для эмиссара.

– И смотрите, господа офицеры, кто бы ни был эмиссар, он должен появиться в том селе и связаться с управителем. А как иначе? Управитель должен был свести его с поляком. Так что для нас главное лицо – управитель и, находясь рядом с ним, надобно ждать гостя. И я считаю, что встреча произойдет очень скоро, на то у них и был расчет. Нельзя прятать казачий отряд в селе долгое время, любая воинская команда случайно может войти в село, и разоблачение неминуемо.

Я видел, что глаза у князя загорелись, по его лицу было ясно, что он что-то задумал.

– Времени у нас мало, – заметил майор.

– Предлагаю вот что, – сказал нам князь, – посылаем тайную экспедицию, сие решено твердо. Командование поручаю секунд-майору. Возьмешь, Платон, село в такое плотное кольцо, что и мышь не должна проскочить. Действовать будешь под видом армейских фуражиров, такие команды примелькались, не удивят. Людей сам отберешь. Это одно! Другое, надобно набрать верных казаков из донской сотни, что следует с моим корпусом. В бой их пускать не велят, так пусть хоть в таком тайном деле послужат. Главную же роль отведем тому, кто будет за поляка. Он должен войти в доверие к управителю. Жаль, что без сотника тяжелее будет.

– Что же делать? – спросил Заблудов. – Взять с собой Егорьева? Так слаб он. Боюсь умрет по пути. Если только труп его представим?

От слов майора меня покоробило. Егорьев пусть и враг, но человек, так поступать с ним нельзя.

– Гущина взять, – предложил я. – Он тоже знает управителя.

– А можно ли ему доверять? – усомнился Заблудов. Но князь прервал наш спор.

– Как казака приневолить, то ваша забота.

Наша? Я-то здесь причем, подумал я, и уже собрался удивиться, как князь повернулся ко мне, посмотрел со значением и сказал:

– А, знаешь, Антон Петрович, доверю-ка я тебе сыграть роль поляка.

– А как же приказ подполковнику Коробьеву? – только и смог спросить я.

– Нужды нет, найду, кого отправить. Продумай лучше, ты как никто другой для такого дела подходишь. По-польски говоришь, не отпирайся! В Польше долго находился, обычаи и нравы их знаешь. Вот и выдать себя за шляхтича сможешь. Да и кураж в тебе есть. Кому как не тебе такое по силам?

– Помилуйте, ваше превосходительство! Я перед русскими за поляка себя выдать могу, а если эмиссар тоже поляк?

– А ты что скажешь, Платон? – спросил князь.

– Не думаю, что поляк. Зачем тогда язык французский? Тень на плетень наводить серьезные люди не станут, – резонно заметил майор.

Я и сам сообразил, что сморозил глупость. А Голицын посмотрел на меня:

– Так что?

Первым моим побуждением было отказаться. Негоже боевому офицеру лицедействовать. Да вот, Заблудов странно так на меня посматривал, словно спрашивал, под силу ли мне? И что-то в глубине души толкало: возьмись.

– Неожиданное, ваше превосходительство, предложение, хотя и лестное. Ну, а как не получится? – услышал я себя, точно со стороны.

– А ты попробуй! Глаза боятся, а руки делают. Ну нет у меня другой подходящей кандидатуры, а рискнуть стоит! Коли поймаем ворога этого, важную услугу окажем государыне! Надо нам за каждую ниточку дергать, авось узелок быстрее распутается. Опасен, самозванец, ох опасен, чем скорее его скрутим, тем быстрее победим бунт.

Ну что, согласен?

Пусть даже на мой искушенный взгляд вся планируемая князем операция была сущим безумием и сумасбродством, я утвердительно кивнул головой.

– Вот и отлично! – обрадовался князь. – Остальное по дороге утрясете. Сколько у нас времени на подготовку? День, не более. И то припоздать можете.

– Отговоримся, что береглись солдат, не спешили, – предложил я.

– Верно! Начинайте собираться прямо с сего момента. Я дам распоряжение, чтобы тебе, Платон, все выдавали по первому требованию. Собирайтесь, и завтра в путь.

Ты, Антон, не бойся, я Коробьеву и командиру твоему полковому пропишу, что особое поручение мое исполняешь, чтобы не искали тебя и шум излишний не поднимали. Ну, а майор сам себе голова. Приступайте, господа!

– Так точно, ваше превосходительство! Мы вскочили с мест и вытянулись.

– Имейте в виду, – сказал нам князь, напоследок. – Тайна полнейшая! Людей подбирайте тщательно! Докладывать обо всем только мне и более никому.

Вот так, сам того не желая, я стал участником тайной экспедиции. И честно скажу, предложение князя пришлось мне по душе. Видать соскучился я по секретным делам. Весь остаток этого дня мы посвятили подготовке и снаряжению. Премьер-майор показал себя человеком деятельным и расторопным, ничего сказать не могу. Свою команду в двадцать человек Заблудов отобрал быстро, взял солдат из егерского батальона, где раньше служил. А вот с казаками было не так просто. Две донские сотни под командованием войскового старшины Дениса Бурыки, следовали со штабом корпуса, но в боях не участвовали. На то был приказ высшего командования, боялись, что перейдут на сторону пугачевцев. И можно ли на них надеяться в таком важном деле, как наше? Вопрос не праздный, сами донцы неохотно служили против самозванца. Заручившись приказом генерала, мы отправились к войсковому старшине. Бурыке было лет под сорок, в густых темно-русых кудрях проглядывала седина. Горбоносый, с острым взглядом прищуренных маленьких глаз, он встретил нас очень недружелюбно, почти враждебно. Прочитав приказ о содействии, хмыкнул в усы и равнодушно заявил, что мы можем брать любого из его казаков, о чем он отдаст распоряжение. Мы переглянулись. Такого вояку на козе не объедешь. Не входя в подробности, Заблудов объяснил, что дело серьезное и секретное. Потому люди нужны проверенные в бою, не болтливые, а главное преданные государыне. Если он посчитал, что сиими словами убедит бравого казака, то просчитался. Бурыка с угрюмым видом выслушал майора и повторил, что мы можем брать любого, кого захотим. Заблудов начал закипать, я увидел, как стала пульсировать жилка на его виске, и поспешил на помощь.

– Господин старшина, – сказал я, – связанные словом, мы не сможем объяснить тебе, зачем понадобились нам твои донцы. Но поверь, в сем деле мало смелости да верности, нужно быть сметливым, расторопным, и за словом в карман не лезть. Представь, что тебе нужно пробраться во вражескую крепость, кого бы ты взял с собой?

– В крепость? – переспросил казак.

– В крепость, – сказал я как можно убедительнее.

Не знаю уж, проняли ли его мои слова, или он просто решил, что достаточно показал свою власть, но Бурыка немного помолчал, раскуривая трубку, и затем сказал, что найдет с десяток из тех, с кем бывал в разных переделках и кому верит, как себе. Из пришедших казаков мы отобрали семерых. Каждому было под тридцать, все – хорошие стрелки и наездники. Им было приказано снарядиться для похода и взять нужные припасы. Старшина, выступив перед ними, наказал во всем слушаться новых командиров. Забрав казаков с собой, мы распрощались с Бурыкой и отправились восвояси. Майор лично проследил за сборами казаков, после чего отвел их в расположение егерского полка, наказав ожидать здесь и никуда не отлучаться. Да еще и часового поставил.

      Что касалось Северьяна Гущина, то у меня была одна задумка, о которой я рассказал Заблудову.

– Попробовать можно, – согласился тот нехотя. – Не верю я, что бунтаря и вора можно исправить. Коли присягу давал и после к самозванцу переметнулся, сиречь предатель. Как такому довериться? Раз предал, так и другой предаст.

– Не согласен с тобой, господин майор, – сказал я. – Гущин предался самозванцу оттого, что все так поступили. Личных мотивов у него не было. Надо его попробовать переманить на свою сторону, и он будет нам верен.

Уже поздним вечером мы с майором пришли за Гущиным, содержавшимся в погребе постоялого двора. Великан выглядел понурым, но далеко не сломленным. Рана на руке была перевязана, а на подбородке замотана платком, завязанным на затылке, отчего вид его был несколько комичный. Учитывая его силу, солдаты крепко связали его по рукам и ногам так, что казак напоминал огромного серого червяка. В погребе не было так холодно, как на улице, но и теплым это помещение я бы не назвал. Чтобы согреться, Гущин напрягал мышцы и пытался хоть как-то двигаться. Заблудова он уже видел во время допроса и не удивился его появлению, но мой голос заставил его вскинуть голову.

– Никак, господин офицер! – воскликнул он. – Видишь, ваше благородие, судьба – индейка. Теперь вот я на твоем месте.

– Ты, Северьян, еще дешево отделался, товарищи твои все мертвы.

– Да уж лучше и мне помереть с ними, чем беспомощным дитятей смерти ждать, – заметил он с грустью.

– Не горюй, казак, я твоему горю помогу.

– Это как? – насторожился он.

– А вот так. Развяжите его, – приказал я солдатам.

В сопровождении конвойных, мы поднялись наверх и вошли в просторный каретный сарай.

– Здесь будет хорошо, – сказал я, обращаясь к Заблудову. Тот кивнул, наблюдая с интересом за всем происходящим.

Я сказал Гущину:

– Ты горевал, что приходится смерти долго ожидать, так она тебя здесь найдет и сразу.

Северьян настороженно озирался, видимо, ожидая от меня какой-то подвох. По моему приказу двое солдат перекинули веревку через потолочную балку, мастеря импровизированную виселицу.

– Выбирай, казак, смерть на виселице или от сабли.

– От сабли-то завсегда лучше.

– Тогда бери и становись.

С опаской Северьян вышел на середину, потирая руки, взял оружие. Глаза его загорелись, он повел могучими плечами, проговорил, оскалившись: