Задача была совершенно невыполнимой. Хоть я и был полностью уверен в своем орудии, но требовалось отработать весь технологический процесс, а это дело не одного месяца. Но Сталин не стал слушать возражения и попросил позвать к телефону директора завода.

Елян осторожно взял протянутую ему трубку. Нам было слышно, как он коротко отвечал:

– Да. Да… Будет… Спасибо за доверие, товарищ Сталин.

Еще подержав трубку в руках, хотя из нее уже шли гудки, он задумчиво достал папиросу, помял ее пальцами, так что она лопнула, и бросил на пол. Наконец, Амо Сергеевич посмотрел на нас уверенным взглядом и твердо сказал:

– Пушке ЗИС-3 быть.

Нас порадовало, что Сталин заботливо и внимательно отнесся к нашей новой разработке, и что он так верит в наш коллектив. Но кроме уверенности в своих силах, еще требовалось переоснастить производство, а для этого не хватало оборудования. Заводу как воздух были нужны дополнительные станки, и тут нам очень помогли секретарь обкома партии Родионов и заместитель наркома госконтроля Ивановский. Они решили изъять у других предприятий, выпускавших не столь нужную для фронта продукцию, фрезерные и плоскошлифовальные станки, необходимые нам для производства орудий.

Правда, полученного оборудования все равно не хватало, и директор вместе с главным инженером отправились в Тулу. В тот момент положение города было угрожающим. Немцы перешли в наступление и рвались на восток. Почти каждый день шли бомбежки. Однако заводы героической Тулы продолжали работать, выпуская оружие для фронта. Секретарь тульского обкома Жаворонков, возглавлявший городской комитет обороны, сразу откликнулся на нашу просьбу, распорядившись демонтировать часть станков и передать их нам.

Пополнив станочный парк, Елян смог реорганизовать технологический процесс, введя специализацию цехов, которые стали выпускать только один механизм или даже деталь. Теперь станки выполняли лишь одну-единственную операцию, и их не приходилось постоянно переналаживать, на что раньше уходило много времени. Снизились и требования по квалификации рабочих. Понятно, что хороших специалистов быстро не обучишь, а с одной или двумя операциями вполне мог справиться и выпускник ФЗУ. Все эти меры позволили сильно упростить производственный цикл, значительно поднять выпуск деталей и перейти на поточное производство. Как на удивительное чудо смотрели мы на круговой конвейер, на котором происходила окончательная сборка танковых пушек Ф-34. Это казалось немыслимым, но тем не менее было фактом – пушка собиралась на конвейере. Очень скоро на конвейере начали собирать и ЗИС-3, а общий выпуск орудий достиг пятидесяти штук в день.

Конечно, почивать на лаврах мы не собирались и упорно продолжали совершенствовать орудие. Наше конструкторское бюро постоянно упрощало конструкцию. Не дремали и технологи, предлагавшие новые изменения. Огромную лепту в усовершенствование производства внес Елян, показавший себя прекрасным организатором. В результате общих усилий к маю сорок второго года ежедневный выпуск достиг ста орудий. Чтобы представить, насколько это огромная цифра, достаточно сказать, что в то время вся промышленность Германии производила меньше пушек, чем один наш завод. Об этом, правда, мы узнали только после войны, но правительство страны оценило трудовой подвиг заводчан, наградив коллектив Сталинской премией. Многие сотрудники получили ордена, а директору завода присвоили звание Героя Социалистического труда.

* * *

Отправив сообщение, Куликов вновь вернулся ко мне и перешел к следующей теме:

– Что вы можете рассказать по стрелковому оружию?

– В ближайшее время основным оружием пехоты останется «мосинка». Сейчас все делается для увеличения ее производства: конструкция максимально упрощается, убираются лишние выступы и антабки, ложе больше не покрывается лаком, и материал для него берется подешевле. Но вот почему-то почти всю войну наша промышленность не могла перейти на выпуск укороченного варианта винтовки. Эту ошибку надо исправить. Ведь разве «мосинке» нужен такой длинный ствол? Прицельная дальность в два километра явно излишняя. Даже с оптическим прицелом трудно попасть в цель на расстоянии свыше километра. Вот в немецкой армии уже давно перешли на карабины, которые гораздо удобнее. С длинной винтовкой трудно развернуться и в окопе, и в тесной городской застройке. Она мешает при движении по лесу, демаскирует замаскировавшегося бойца, затрудняет посадку в транспортное средство.

– Хорошо, я поставлю этот вопрос в первую очередь. Очень нужное нововведение, не требующее больших затрат, не снижающее боевые качества и к тому же дающее экономию в производстве. А автоматические винтовки мы разве не будем производить?

– Ну почему же, в ближайший год выпустят достаточно много АВТ. Но эта мера вынужденная и временная. Хотя конструкция Токарева в целом неплохая, но у автоматических винтовок низкая кучность. К тому же винтовочный патрон имеет избыточную мощность, что приводит к быстрому износу деталей, а повысить их прочность без значительного увеличения веса затруднительно. Поэтому, когда эвакуированная промышленность развернет производство ручных пулеметов и автоматов, то выпуск АВТ будет свернут. Теперь пройдемся по пистолетам-пулеметам. Они позволяют достичь высокой плотности огня, что крайне важно в условиях современной войны. Сейчас основным автоматом у нас является ППШ. Конструкция у него в целом удачная. Вот только желательно заменить круглый барабанный магазин коробчатым «рожком».

– Но у него маленькая емкость, – не согласился капитан.

– Зато куча других достоинств, вот считайте. Стоимость производства рожка на порядок меньше, чем у диска. Его легче менять, так что экономится время на перезарядке. Рожок очень удобно носить в карманах, за голенищами сапог, в подсумках и в разгрузке. Он не гремит при ходьбе. И наконец, вес автомата с барабаном слишком большой, чтобы с ним можно было удобно управляться.

– А ведь вы правы, вставлять диск в автомат действительно неудобно, и конструкция у него достаточно сложная. Какие еще недостатки у ППШ?

– Прицел следует заменить. По-моему, у первых автоматов он был рассчитан на дальность пятьсот метров, но на таком расстоянии попасть фактически невозможно. Надо установить предельную дальность метров двести. Скорострельность у него слишком большая. Не помню точно…

– Тысяча выстрелов в минуту, – быстро подсказал Куликов.

– А оптимальной является десять выстрелов в секунду. Я не знаю, возможно ли модернизировать ППШ, но скорострельность желательно снизить. Но в любом случае ему на смену придет новый автомат. Уже в начале следующего года будет объявлен конкурс, и победит конструкция Судаева. Вот только он не сам ее придумал, а ему поручили доработать проект, разработанный каким-то простым лейтенантом^[10]. ППС и стал в итоге лучшим автоматом Второй мировой войны.

– Вы говорили, что в ваше время самым популярным в мире стал автомат Калашникова. Как нам найти этого конструктора?

Я задумался, вспоминая биографию сержанта, ставшего генералом:

– Надо спросить у Жукова. Когда он перед войной командовал Киевским военным округом, то лично вручал именные часы одному сообразительному танкисту с конструкторской жилкой. Калашников тогда изобретал различные приспособления для танка. Жуков его заметил, наградил и послал на сержантские курсы. Еще примерно помню, когда у него день рождения. В ноябре позапрошлого года он как раз отмечал юбилей – девяносто лет. Так что найти его будет нетрудно. Вот только в ближайшее время рассчитывать на него не стоит. В нашей истории Калашникову понадобилось несколько лет, чтобы научиться профессионально конструировать. К тому же создать эффективный автомат можно будет только после того, как мы перейдем на промежуточный патрон, а это достаточно сложно.

– Промежуточный? Вроде бы попытки разработать новый стандарт проводились, но довольно вяло. Расскажите, пожалуйста, подробнее о промежуточном патроне, внедренном в вашей истории.

– Как я уже сказал, винтовочный патрон длинной 54 миллиметров для ручного автоматического оружия неприемлем из-за своей избыточной мощности. В свою очередь, 25-миллиметровый пистолетный патрон малоэффективен. Выходом станет создание новой гильзы с промежуточной длиной 39 миллиметров. Автоматы и ручные пулеметы, использующие его, будут обладать одновременно и небольшим весом, и большой эффективной дальностью. Заодно при его разработке можно будет избавиться от большой шляпки мосинского патрона, которую так не любят оружейники.

Капитан что-то почеркал у себя в блокноте:

– Наверно, тогда удастся снизить вес ручного пулемета раза в два, – поделился он результатами вычисления. – ДП-27 весит двенадцать килограммов, и носить его очень неудобно. Так что нововведение могло бы быть очень полезным, но менять патрон во время войны весьма нежелательно.

– Ну, Дегтярев сможет и без замены патрона снизить вес пулемета в полтора раза.

– Так, так, так, – заинтересовался Куликов. – И что же он изменил в своей конструкции?

– Ничего не менял, а просто создал все заново. И, насколько я помню, ствол у его нового оружия не съемный.

– Но он же будет перегреваться.

– Нет, если стрелять короткими очередями, то не будет. От тяжелого диска отказались, как и в ППШ, и питание теперь ленточное. По внутреннему устройству ничего сказать не могу, кроме того, что пружина теперь находится в прикладе.

После ручного оружия подошла очередь гранат.

Для борьбы с бронетехникой существующих РПГ фугасного действия явно недостаточно, нужно разработать кумулятивные. Основное требование для них, впрочем, как и для противопехотных – производство с использованием холодной штамповки. Тогда можно будет выпускать их в достаточном количестве.

– Насколько я понимаю, – задумался капитан, – при столкновении с броней кумулятивная граната должна всегда быть направлена донышком вперед. Как этого лучше добиться?

– Нужны хорошая балансировка и стабилизаторы, сделанные из матерчатых лент.

– Мы начнем их разрабатывать, но все-таки дальность броска гранат небольшая. Скажите, что можно улучшить в противотанковых ружьях?

– Уже все улучшено, – заверил я. – Остается лишь как можно скорее наладить их выпуск. Дегтярев и Симонов еще летом разработали отличные системы – эффективные, простые в обслуживании и технологичные в производстве. До 1943 года они будут с успехом использоваться для борьбы с легкими и отчасти даже средними танками. А потом насыщение наших войск артиллерией сделает их ненужными.

– Ну что же, рад это слышать. А то мы уже пытались наладить выпуск копий немецкого PzB-39, но у него слишком много недостатков. Так значит, в производство будут запущены обе модели?

– Да, обе. Конечно, более дешевое в производстве ПТР Дегтярева будет выпускаться в больших количествах, чем ПТР Симонова. Зато последнее имеет высокую скорострельность. А вот с пулей для этого ружья надо еще поработать. Новая, с вольфрамовым сердечником, броню пробивает хорошо, но вот заброневое действие у нее слабое. Хорошо бы еще создать под данный патрон осколочный снаряд, чтобы можно было подавлять огневые точки противника. В танк из этих ружей попасть еще можно, а вот в пулемет практически нереально. Ну и, конечно, желательно добавить оптический прицел, пусть самый плохенький. Но самое главное, это продумать тактику применения ПТР.

– А в чем тут проблема?

– Пробития брони еще не достаточно, чтобы вывести танк из строя. Чтобы его подбить, требуется пятнадцать, а то и двадцать пробоин.

– Значит, надо настаивать, чтобы все противотанковые ружья батальона вели сосредоточенный огонь по одной цели, – сделал вывод Куликов и тяжело вздохнул. – Придется побороться за внесение изменений в наставления. А ведь еще перед войной проводились эксперименты по обстрелу танков трофейными польскими ружьями, и там получалась похожая статистика.

– Еще есть много экспериментальных разработок, не пошедших в серию. Например, легкая противотанковая пушка ЛПП-25, которую, возможно, уже начали разрабатывать. Вес у нее очень маленький. В походном положении килограммов двести, а в боевом вообще сто пятьдесят. Там даже предусмотрены ручки, чтобы расчет из трех человек мог переносить ее через препятствия.

– Но эффективность снаряда, наверно, не очень большая?

– Да нет, он пробивает сто миллиметров брони. Это достигается применением гильзы от 37-миллиметровой зенитки, позволяющей разогнать подкалиберный снаряд до скорости тысяча семьсот метров в секунду. А еще для борьбы с бронетехникой хорошо бы начать выпуск ручных противотанковых гранатометов, пусть даже с небольшой дальностью выстрела. Но, боюсь, на это потребуется очень много времени. Ведь помимо разработки реактивного двигателя, еще понадобится создать кумулятивный заряд.

Закончили разговор мы уже за полночь. Я пообещал записать все, что еще удастся вспомнить, но тех сведений, которые Куликов уже получил, было достаточно для того, чтобы поспешить скорее передать их руководству страны. Капитан не стал ужинать и сразу распорядился готовиться к отъезду.

– Сейчас вы сообщение отправлять не станете? – уточнил я на всякий случай.

– Меня ждет самолет, и я быстрее доставлю все сведения сам, чем если тратить время на шифровку, передачу и дешифровку. А вы, товарищ Соколов, точно не хотите лететь со мной?

Мысль о том, что можно будет жить в нормальных условиях, в квартире с горячей водой и с туалетом, питаться в наркомовской столовой, была очень соблазнительной. Но все это сейчас отступало на второй план. Поэтому, тяжело вздохнув, пришлось отказаться.

– В Генштабе я ничем помочь не смогу. Сколько бы я ни прочел воспоминаний наших полководцев и сколько бы ни играл на компьютере, великим стратегом меня это не сделало. Все, что я еще вспомню по современной технике и военному делу, я вам передам. Кстати, много людей информированы о моей персоне?

– Кроме товарищей Сталина и Берии, только два человека.

– А как вы объясните остальным происхождение информации?

– Для вас мы придумаем следующую легенду. Девятнадцать лет назад вы по заданию партии были направлены за границу, где и жили все это время. – Капитан усмехнулся, ведь как раз лет двадцать назад Советский Союз распался, и я действительно оказался в другой стране. – Это объяснит и вашу осведомленность по планам вермахта, и незнание многих нюансов советской жизни, и непривычные речевые обороты, которыми пользуется товарищ Соколов. С началом войны вы смогли получить важные сведения и недавно перешли линию фронта в районе Андреаполя. Ваше командование я соответствующим образом проинструктирую, а начальника особого отдела дивизии мы заменим.

– А что, прежнему доверять нельзя?

– Нет, почему же. Сейчас на этой должности находится капитан госбезопасности Дружинин. Он старый большевик, верный и надежный. Но в этом деле, чем меньше людей будет в курсе, тем лучше. Поэтому особистом назначим человека, который уже знает и о шкатулке, и о вас. Правда, он работал по другому профилю, и звание у него небольшое. Но ничего, справится. Все новые данные будете передавать ему. Сами понимаете, держать на передовой мощную радиостанцию неразумно. Ему же мы отдадим ваше удостоверение сотрудника ГУГБ НКВД с настоящей фамилией и очередным званием лейтенанта госбезопасности, которое мы вам присвоим. Строго говоря, после почти двадцати лет выслуги вам положено более высокое звание. Но сами понимаете, бюрократические проволочки. Ведь на самом деле вы у нас никогда не числились.

– А Танин?

– Оставим на прежней должности и объявим благодарность, но в курс дела вводить не станем. Не его уровень. Чтобы помочь адаптироваться в новом мире, предоставлю в ваше распоряжение сержанта госбезопасности Авдеева. Можете задавать ему любые вопросы. Для человека, который два десятка лет не был на родине, это будет вполне естественно. Официально он будет числиться вашим ординарцем. У вас его, кстати, нет, а по должности положено. Через него также сможете передавать особисту дивизии письменные и устные сообщения, если не будет времени сделать это лично. У вас имеются какие-нибудь просьбы?

– Есть, и очень большая. Надо эвакуировать как можно больше людей из прифронтовой полосы. Я, конечно, понимаю, что вывезти все население будет затруднительно но, по крайней мере, надо спасти всех детей.

– Я займусь этим вопросом. Ситуация с транспортом очень тяжелая, но мы сделаем все, что только можно. Если бы мы знали, что будут вытворять фашисты на оккупированной территории, и как долго продлится война, то приложили бы больше усилий для эвакуации населения.

Отдав мне печать для запечатывания конвертов с секретными данными и, на всякий случай, маленький шифровальный блокнот с перечнем позывных и частот, капитан быстро попрощался, и поспешил к ожидавшей его «эмке». При этом он машинально похлопывал себя по карману, в котором лежала стенограмма нашего разговора.

Но мои хлопоты на этом не закончились. Проводив капитана, я начал знакомство со своим ангелом-хранителем.

Авдеев, спортивного телосложения парень, приставленный ко мне «ординарцем», попросив разрешения, тут же поменял свою форму энкавэдэшника с лейтенантским кубиком на армейскую полевую и теперь выглядел как обычный боец РККА.

– Присаживайтесь, товарищ Авдеев, – пригласил я его. – У меня к вам серьезный разговор. Как я понимаю, вам отдали приказ быть моим телохранителем. – Осторожный кивок в ответ. – А в случае угрозы взятия меня в плен, вы должны не допустить этого любыми способами. Вплоть до ликвидации секретоносителя.

– Никак нет, товарищ лейтенант госбезопасности. В случае взятия в плен я должен держаться с вами рядом и помочь вам бежать.

– Ну а если я буду тяжело ранен?

– Тогда я должен сообщить об этом в центр, чтобы за вами прислали группу.

– Очень странно. Хотя, если учесть, что немцам обо мне ничего не известно, то это выглядит вполне логичным. Ну ладно, настаивать не буду. – Легкая улыбка показала, что чекист вовсе не лишен чувства юмора. – А теперь, раз вы назначены моим ординарцем, то покажите мне, как бриться опасной бритвой. Я, знаете ли, до недавних пор пользовался услугами цирюльника.

Авдеев достал из вещмешка бритвенные принадлежности и начал меня учить пользоваться столь необходимым аксессуаром, пообещав, что через уже недельку или две я смогу бриться самостоятельно. При этом он не забыл пояснить, что слово цирюльник устарело, и его уже не употребляют.