Кто виноват? (сборник)

Прежде всего, роман все время летит куда-то мимо.
Он совершенно не оправдывает ожиданий. От великого бунтовщика, политического эмигранта, связавшего традицию декабристов и народников в русском революционном движении, ожидаешь другого. Ну, например, чтобы он ответил на вопрос, кто виноват.
Кто виноват в наших проблемах?
Ответа нет.
Ты думаешь, ну, среда, наверное. А что еще?
Хрен.
В тексте вообще нет социального конфликта, конфликта героя с косной действительностью.
Конечно, показаны жестокие помещики и тупые чиновники. Короче, николаевская Россия. Но не она виновна в бедах наших героев. Она лишь фон, лишь печальная декорация к личной драме.

Еще одна деталь, которая в романе становится полной неожиданностью – в нем нет отрицательных персонажей.
Нет антигероя.
Сюжетообразующий конфликт происходит между хорошими людьми, людьми, к которым не возникает никаких претензий.
«Лишний человек» Бельтов (главный герой) совсем не такой, как Онегин или Печорин. Он никого не убил от скуки, никого не развратил, никого не обманул. Он честно влюбился в хорошую замужнюю девушку. И один раз ее поцеловал. А когда понял, что ее хороший муж мучается ревностью, и семья в опасности, благородно уехал из города.
Все.
Девушка в горячке. Муж начал закладывать за воротник.
Что будет дальше, мы не знаем. Выживет ли хорошая девушка? Сопьется ли хороший муж? Все это остается за рамками повествования. Мы знаем только, что карета Бельтова прогремела по какому-то мосту и укатила навечно в Париж.
Конец истории.
Никто не виноват.
«Любовь это когда хорошим людям плохо».

Еще бросается в глаза странная композиция романа.
Где-то я слышал высказывание Белинского, мол, «Кто виноват?» вовсе не роман, а набор биографий. Это так. Герцен страстно любит рассказывать биографии. Мы становимся заложниками его страсти и вынуждены читать жизнеописания десятка не имеющих отношения к сюжету личностей. Бабушки и мачехи героини, дяди и учителя героя, какого-то генерала, злой старушки, жены генерала, мужа злой старушки и так далее. Все это написано очень изящно, иронично, но ЗАЧЕМ? С какой целью? Энциклопедия русской жизни? Может быть. Но когда Пушкин пишет свою «энциклопедию», торжествующему крестьянину он посвящает четыре строки, и в них – вечная радость от первого снега, знакомая каждому, причем без ущерба романной композиции и читательскому интересу. Когда Герцен фигачит по десять страниц бессмысленных подробностей о левой старушке и жене генерала – становится просто скучно и досадно. Не роман, а раскоряка.

Может, именно поэтому Герцен не вошел в топ великий русских писателей? У него были все задатки суперклассика, кроме умения строить хорошую композицию? Взгляните на «Былое и думы». Когда Герцен пишет про «кружение сердца», про «наших» и «не наших», славянофилов и западников, когда он в «арабесках» дает блестящую критику мещанства – все это вызывает восторг.
Как откровенно! Как умно! Как красиво!
Но когда он берется рассказывать про унылых эмигрантов польской третьей лиги, мотающихся по Лондону, про немецких и итальянских авантюристов революции, мухи дохнут. Неужели Герцен не чувствовал, что это лишняя информация?
И еще:
Пруст, интересно, читал Герцена? Мне вдруг пришло в голову, что неуважение к традиционной романной композиции, которое есть у Герцена, Марсель Пруст сделал методом. Пруст говорил, что в литературном произведении не должно быть главного героя и второстепенного, важного сюжета и неважных деталей. Все должно быть главным и важным. А чтобы этого добиться, надо ослабить сюжет, убрать героя и обо всем говорить с одинаковой подробностью: о запахе мыла из детского сна и об убийстве под твоим окном.

Что мало читают Пруста, мне не жаль. Он в учебниках, он классик. Его Познер пиарит каждую неделю на первом канале. А вот за Герцена обидно. Герцен изумительный писатель. Но «Былое и думы» надо сократить на треть, а «Кто виноват?» – вдвое.

Задумал я своеобразную трилогию рецензий по произведениям русской классической литературы, которые ставят самим своим названием насущный для общественной жизни вопрос. Начал я с Чернышевского и его "Что делать?", это немножко нарушает хронологию, поскольку "Что делать?" будет уже после "Кто виноват?", но я решил идти не от времени написания, а от глобальности вопроса и общественной значимости представляющего его произведения. В этом плане, конечно же, роман Чернышевского вместе с вопросом его вдохновляющим, беспрекословный лидер.

Действительно, сначала нужно решить "Что делать?" со всем этим, и только потом разбираться "Кто виноват?". Если мы вспомним историю нашей страны уже в ХХ веке, то постановка вопросов тоже будет идти в таком же порядке, сначала ЦК ВКП (б) определится с тем, "Что делать?", а потом уже займется вопросом: "Кто виноват?" Потом, сам собою, возникнет и третий вопрос, но пока я оставлю его в тайне, дав возможность тем, кто читает мои рецензии, самим догадаться: какое же третье произведение с названием-вопросом замкнет "вопросительную трилогию"?

А пока давайте разбираться "Кто виноват?" Оба романа - и Чернышевского, и Герцена я оценил одинаково, но если все же выискивать десятые или сотые доли разницы, то чуть-чуть выше я бы поставил все же творение Герцена. Может быть, потому что в нем все же больше психологической достоверности изображенных персонажей. Да и в целом, роман Герцена показался мне в больше степени интегрированным в русскую литературную традицию, ощущается в нем влияние Гоголя, чувствуется приход Тургенева и Достоевского, и даже позднего Толстого, как ни странно именно уточнение, что "позднего", а вместе с ним и Чехова, да и уже помянутый Чернышевский тоже как-то голографический что ли тут присутствует.

Надо сказать, что частично структуру романа Чернышевский заимствовал у старшего брата-демократа. В обоих романах есть молодая девушка - Любонька и Вера, к её младшему брату приглашается учитель - Круциферский и Лопатин, за которого она выходит замуж, потом появляется третий, разрушающий семейное счастье - Бельтов и Кирсанов. Конечно, это довольно общая схема, но все же сходство в некоторой степени впечатлявшее.

Детали разнятся: Вера - законная дочь, Любонька - внебрачная, Круциферский - математик, Лопатин - медик, Бельтов - дворянин, хотя, как и Любонька, из бастардов, Кирсанов - разночинец. Финалы разойдутся еще больше, но всё же водевильный треугольник, который почти непременно лежал в большинстве произведений XIX века, царил и в самых передовых и прогрессивных произведениях.

Герцен, как и Чернышевский, ставит вопрос, ответа как такового не следует. Да и стоит разобраться сначала не "кто виноват?", а "в чем виноват?" Скорее всего, речь идет о трех сломанных судьбах и разрушенных жизнях трех главных героев - Любоньки, Круциферского и Бельтова. Само собой напрашивается, что сами они в своих бедах не виноваты, поскольку они - классические жертвы обстоятельств, следовательно виноват кто-то сторонний. Но какого-то злодея, портящего жизнь прекрасным героям, мы на страницах романа не обнаруживаем, более того, Герцен умудрился написать роман практически без отрицательных персонажей, ну, если только не считать таковым Любонькиного папу - генерала Негрова, хотя, если от него и исходит некий негатив, то умышляющим злодеем его тоже не назовешь.

Напрашивается вывод - виновата среда, а еще лучше - удушающая атмосфера николаевской России. Пишу это без всякой иронии, потому что я в николаевской России не жил, но судя по произведениям Гоголя, Тургенева, раннего Достоевского, да и Герцена тоже, атмосфера эта была не самого лучшего свойства. Но, если абстрагироваться от времени, когда происходит действие романа, то нечто подобное можно представить и в любую другую эпоху русского общества, а если отбросить некоторые слишком специфические детали, то и советского тоже.

Повторюсь еще раз, роман Герцена потрясающе вписывается в общую картину русской литературы, продолжая и развивая тему "лишнего человека", представителем породы которого у Герцена предстает конечно же Бельтов. Его появление в романе чем-то напоминает классических предшественников - Чацкого, Онегина, Печорина, а исчезновение - классического последователя - Рудина и других тургеневских героев. Созвучность Бельтова именно с тургеневскими героями особенно ощущается, возможно, поэтому Герцен и не любил творчество Тургенева, потому что чувствовал, что тот малость у него позаимствовал в творческом отношении.

Еще хотелось бы отметить умение Герцена создавать впечатляющие портреты своих героев, роман даже имеет несколько непривычную форму, которую можно назвать экспериментальной, - автор уделяет повышенное внимание подробным и красочным биографиям основных персонажей.

«Кто виноват?» - одна из любимейших книг. Когда её читаешь, действительно наслаждаешься и формой, и содержанием, и языком, и философией книги. Герцен пишет поистине с гоголевским смаком. Повесть можно разобрать на сочные цитаты, от которых довольно улыбаешься даже при энном прочтении. Это сатира высшего класса, лёгкая, естественная, сатира на обывательский быт, к сожалению, не потерявшая своей актуальности и по сей день.
И в то же время «Кто виноват?» книга совершенно не злая, даже в сатирических своих моментах. Герцен добр, ему мало обвинить своих персонажей в том, что они живут гадко, мало сказать: «ребят, посмотрите на свою кривую рожу, ну не противно ли?». Нет, он адвокат своих героев. Его биографические описания – это не только маленькие литературно-психологические шедевры, но и слово в защиту персонажей книги. Герцен сочувствует им всем: затюканной своей тёткой Глафире Львовне, лежачей старухе-немке, даже Негрову, в котором жизнь задавила не одну хорошую возможность. Из его героев лично никто ни в чём не виноват, никто не делал другому гадостей по злому умыслу, просто всех жизнь так затюкала, что они не могут не портить друг другу существование. Но если, допустим, для Глафиры Львовны, подобное звучит оправданием: ну не со зла она обижала Любоньку, а от неразвитости, даже жалела её искренне, хоть и по-глупому, то для героев «положительных» это уже звучит уже в некотором смысле упрёком. Да, они все хорошие, прекрасные люди, но совместная жизнь для них оказывается невыносимой и заканчивается вялотекущей трагедией. Эта мысль для 19 века была совершенно революционна, да и сегодня её зачастую отказываются признавать: заменяют живых многогранных людей социальными ролями «муж», «жена», «тёща» и т.д. и дают рецепты счастливой жизни ходячим абстракциям, не учитывая, как из-за банальной психологической несовместимости, несовпадения взглядов на жизнь, замечательные люди могут портить друг другу жизнь и оставаться чужими друг другу. Герцен ведь не обвиняет ни Бельтова ни Любоньку в том, что они разрушили прекрасную семью, признавая за ними моральное право на любовь (вообще, за крамольную мысль, что одного семейного счастья человеку мало для счастья я вообще аплодирую Герцену стоя), а Круциферского хоть и жалеет, но не считает его только жертвой, заслуживающей только сочувствия. Он тоже мучает Любоньку своим непониманием, своей гипертрофированной жертвенностью. Вообще, это осознание того, как может напрягать и мучать самоотверженность - большая редкость, к сожалению.
Отдельное спасибо Герцену за Бельтова, за то, что не осуждал его огульно, не обвинял в лени, в нежелании работать, не ставил ему в пример отца Жозефа с его способностью удовлетвориться работой в пределах узко очерченной для себя сферы. Бельтов не ленив, он просто не нужен, а это гораздо ужаснее. Здесь, как и в случае драмы Бельтова-Круциферских опять персонально не виноват никто, виновато устройство жизни, общества, в котором подавляющее большинство людей эмоционально и интеллектуально неразвито, в котором общественное мнение считает себя вправе влезать в личное пространство людей, разрушая их жизни, в котором не нужны сильные таланты, которые, впрочем, и развиться полностью там не могут. Единственное спасение – спрятаться покалеченным героям в свою скорлупу, спрятаться друг другу под крыло, как это делают в конце Круциферские, Крупов и Бельтова, спрятаться от мира, который никогда не покажется им своей праздничной, красивой, благородной стороной, а только стороной мелкой и злобной. Конец повести удерживается на тонкой грани между пошлой слезливостью и действительно искренним сочувствием. Более того, мне иногда кажется, что ирония Герцена на протяжении всей книги – это в каком-то смысле только маска, позволяющая не скатиться в сентиментальность, потому что книга–то сама по себе очень грустная и тяжёлая в своей обыденности, несмотря на весь искромётный юмор Герценовского стиля.
В общем, однозначно, одна из любимых вещей. Даже больше – одна из немногих книг, которые не вызывают нареканий, принимаются безоговорочно, без каких-либо «но».