Несостоявшийся номинант на премию Дарвина

Новый год встречаем без снега, за окном дождь. В палатах шелестит генетический мусор, занесенный еще осенними ветрами. Кто-то ловит мух, кто-то уже не ловит, силы остались только на то, чтобы хватать руками невидимые нам окружающие предметы. Мусситирующий делирий. Со стороны кажется, что человек занят поисками ключей от рая. Но никто, никто почему-то не желает избавлять популяцию от своего генотипа, не просто, а так, чтоб остаться в народной памяти, чтоб можно было номинироваться на премию Дарвина. Обычные суициды не в счет, уксусная кислота, веревка, прыжок с балкона. Нет поиска. Вот только показалось, наконец, попался достойный кандидат, вернее, кандидатка, но молодец, к счастью, выжила. Удушение оказалось не смертельным. Очередной несостоявшийся претендент на премию Дарвина.

«Скорая» под вечер привозит девушку. В направлении диагноз: «Механическая асфиксия, повешение под вопросом. Запах алкоголя». Выражение «Запах алкоголя» пишется деликатно, даже если клиент пьян до безумия. Поставить диагноз «Алкогольное опьянение» может только специалист, нарколог. Простым врачам это запрещено. На шее, как положено, яркая странгуляционная борозда. Странные ссадины на руках, словно пыталась в последний момент выбраться из петли. Маловероятно, редко кому это удается. Кто-то удерживал руки? Спрашиваю у доктора:

– А почему повешение под вопросом? Что, неизвестно, вешалась или душили?

– Да нет, – говорит, – вроде вешаться не собиралась. И душить ее никто не душил. Да и кто ее, корову, задушит? Говорят, какими-то трусами чуть не удавилась, я подробности не выяснял, мне пох…

Доктор не молод, давно перестал интересоваться деталями.

– А откуда привезли?

– Из торгового комплекса, магазин одежды. Нашли ее там, в примерочной кабинке.

Просыпается интерес. Из одежды на теле, извиняюсь за подробность, одни красные трусики-стринги, которые разглядеть можно спереди – приподняв жировую складку на животе, а сзади, только если удастся вдвоем раздвинуть ягодицы. Интерес крепнет, вопросы накапливаются, но приходится ждать, когда придет в сознание, выясним. Пока полежи, отдышись.

На утро дышит самостоятельно, пришла в сознание. Вытаскиваю интубационную трубку. Откашляйся, молодец.

– Пришла в себя? Говорить можешь?

Кивает в ответ.

– Ну давай, рассказывай, чего тебя угораздило в петлю лезть? Жить надоело?

– Нет, не надоело, просто я на корпоратив сегодня должна идти.

– А кем же мы работаем?

– Зоотехником.

Случай все более интригует. Воображение начинает рисовать картину корпоративной вечеринки в коровнике. Тут есть простор для фантазии, но можно отвлечься от темы.

– Ну и что дальше?

– Я пошла платье новое покупать, подруга уговорила, новое такое, в обтяжечку, сидит отлично.

– Купила?

– Купила. Только у меня видите, с боков, на талии, складочки жира свисают, а в новом платье так очень заметно. А мне продавщица посоветовала, попробуйте, как она сказала, коррегирующее белье, с ним платье померьте. Говорит, не пробовали? Не, говорю, не пробовала. А я сейчас дам ваш размер, примерите. И приносит мне что-то типа маечки, такую знаете, размером с рукавичку. Да думаю, как же я такое на себя натяну? А она мне говорит, не беспокойтесь, она тянется, материал очень плотный, и не сомневайтесь, это точно ваш размер, идите в кабинку, попробуйте. А я дура, ну откуда мне знать, что эта фигня снизу надевается? Руку просунула, на плечо натянула, вторую руку сую – только кисть прошла. Думаю, ладно, растяну изо всех сил, просунула в нее голову, а дальше все, никак, бюст не дает. А она мне шею схватила, душит, и руки мне не вытянуть, а сил ее растянуть уже не хватает. Я пытаюсь, а никак. И что делать, на помощь звать? Сбегутся, а я тут в кабинке в одних труселях, а их и труселями-то назвать нельзя, я ж на вечеринку собралась. Дергаюсь и чую – конец мне, сейчас задохнусь. Слышу, продавщица спрашивает, вам там не плохо? А я уже и ответить не могу, дыхание сперло, и все, больше и не помню ничего. Нашатырь мне дают, очнулась, на полу лежу.

Действительно, неизвестно, где тебя поджидает опасность. И не надо рисковать, отправляясь на корпоратив на ферму, покупайте белье Урюпинской трикотажной фабрики. Теплое, из мягкой фланели.

– Хорошо, – говорю, – лежи, поправляйся. Дай бог тебе жениха хорошего.

Мои встречи с Лениным

– Ординатор интересуется:

– А как написать, какой уровень сознания у дедушки?

– Он разговаривает?

– Разговаривает, только несет какой-то бред. С каким-то Лениным беседует.

– Жаль старичка, симпатичный дедок. На Буденного похож. Пиши кома.

– А почему кома, он же в сознании?

– Потому что. Пиши кома, с запасом. Завтра дедок помрет, а у нас по истории получается, что он сегодня бодренький был и веселый. Ишь, затейник, про Ленина вспомнил. Скажут – недоглядели. В нашем деле уровень сознания надо оценивать с запасом, на перспективу. Помрет, ну что сделаешь, был в коме, умер. А придет в себя, значит, мы молодцы, хорошо лечили. Но это вряд ли.

– А почему он должен умереть? Мы же его только после операции взяли, понаблюдать.

– Ну, может, не завтра, но точно долго не протянет, это закон. Раз Ленина увидел, значит, конец близок. Пиши – кома. Это доказано, проверено не один раз. Можешь диссертацию на эту тему написать. Хотя, боюсь, ты опоздал, все меньше людей перед смертью видят Ленина.

– А вы сами не пробовали написать диссертацию? Были бы кандидатом, все прибавка к зарплате.

– А зачем мне оно? Тысячу рублей за степень? Да и ту постоянно зажимают. А вообще пробовал, даже в аспирантуру поступил. Не окончил, правда. Хотя тему для работы дали вполне проходную, можно было слепить диссертацию.

– А что за тема?

– Тогда модно было новые антиаритмики испытывать. Вот мне и предложили. Фармацевты спонсировали, обеспечивали препаратом. Ну понятно, отзыв должен быть соответствующий, сам понимаешь, кто платит, тот и заказывает.

– Ну и как, получилось?

– Получилось. В первом же десятке случаев две клинические смерти и один отек легких. Слава богу, закончилось все благополучно, все выжили. Так и написал в отзыве: «Хорошее средство, при грамотном использовании годится для эвтаназии». Шутки не поняли. Потом мы, правда, занялись одной темой, интересная, кстати, сейчас методика широко применяется, но про нас как авторов никто не вспоминает. Можно заняться, пара статей нами написана, можно патент взять, но лень. А тогда разработка времени требовала, да и не поднять эту тему было без финансовой поддержки. Если помнишь – девяностые, в стране полный бардак, какая наука. А мне уже за тридцать и уже как-то смешно бесплатно работать, ради науки, мне семью кормить. Тут ведь вложения рискованные, долгосрочные, может, и пригодится степень, а может, диплом КМНа ты под ножку стула подложишь.

– А самому было не интересно?

– Конечно, интересно. Жизнь интересная была, не скучная. Материала много. Но почему-то меня больше интересовали общие вопросы. Нет, не фундаментальные основы мироздания, на такие высокие цели, как изучение икоты, даже замахиваться смешно. Как писал классик: «Икота – выше всякого закона». Какой классик? Об этом потом, в следующий раз. Нет, задачи были проще, чисто практические. Вот, в частности, интересовал вопрос, почему старые маразматики перед смертью часто видят Ленина. В свое время записывал эти случаи, примеров набралось несколько десятков. Все наблюдения собрали, хотелось внести свой вклад в развитие науки. На шнобелевскую премию вполне бы сгодилось, за самое бесполезное исследование. Но в наши дни все это стало не актуальным, больше время тратится на то, чтобы вам объяснить, кто такой был Ильич. Ты сам-то хоть знаешь?

– Знаю, конечно. Был такой руководитель СССР, в войну.

– А в какую войну?

– Ну как в какую? С немцами.

– Ну в общем-то да, правильно. Ну, если интересно, расскажу.

Давно было замечено: если кто из идейных стариков, не важно, коммунист он, беспартийный, главное, чтобы сознание было насквозь пропитано советской идеологией, в последнем своем сенильном бреду начинал видеть Ленина – все, конец близок. И было нам очень интересно, почему ни один из стариков после появления перед его глазам образа вождя не протягивал больше месяца. Бред с Брежневым в качестве главного персонажа длился годами, пример тому был Царь из шестой психбольницы, чью дочку, Аэлиту, по его словам, лично застрелил генеральный секретарь. Царь жил долго, ходил в короне из фольги и раздавал свои рисунки трем поколениям студентов. Хотя, его послушаешь, порой задумаешься, а кто тут нормальный? Царь постоянно рисовал, а рисовал он чаще всего Кремль, Спасскую башню с каким-то часовым механизмом внутри и объяснял:

– В Кремле десять тысяч шестеренок, все работают, но одна из них была с браком. Поэтому я здесь (то есть в дурдоме).

И над рисунком часто красовалась надпись «Велика Сибирь…». Задумаешься. Не так давно, кстати, Царь помер, жаль.

Видевших в бреду Хрущева как-то не попадалось. Мелковата фигура, сознание советскому народу не поцарапала. Ну а бреда со Сталиным я тоже не встречал, возможно, его давили в зародыше вместе с носителями.

Сам понимаешь, как движется наука? От накопления фактов к анализу. Первый факт, помню, предоставила соседка, Гуттенберг Ирина Соломоновна, интеллигентнейшая женщина, учитель французского языка, при этом идейная коммунистка. В своей квартире она хранила все подшивки газеты «Правда» с 50-х годов. В ее однокомнатной квартирке было тесновато. На заре маразма она выходила на лестницу в нижнем белье и кричала: «Руки прочь от Фолклендов! Кому верить? Тэтчер верить? Рэйгану верить?» В знак протеста заворачивала в старинный номер «Правды» кусок дерьма и вышвыривала его в коридор с криком: «Вот вам, держите!» Покойный супруг Соломоновны был в прошлом солидным партаппаратчиком, во времена Хрущева трудился в ЦК. Бабка реально встречалась с Никитосом на банкетах, которые тот от души любил. Этим ее рассказам вполне можно было верить. Разок проговорилась, что была знакома со Сталиным. Факт близкого знакомства был сомнителен, но случайная встреча на каком-нибудь собрании была не исключена. Но когда старуха заговорила о Ленине, все стало понятно. Маразм дошел до критической точки. Через пару недель заметил, что на лестнице вонять стало меньше, броски говном прекратились. Вскрыв с околоточным милиционером двери (старуха была одинока), обнаружили ее в кресле, в стадии вторичных трупных изменений. Худенькое тельце в тесном помещении высохло, по примеру любимого вождя готовилось к мумификации, поэтому запаха разложения никто не почувствовал.

Второй случай. Помню, как, разбирая книжные полки покойной бабушки, наткнулся на иллюстрированное издание, книга «Ленин и дети». С картинками, подчеркивающими скромность и непритязательность вождя в быту. Особенно нравилась фотография ленинской спальни с двумя маленькими железными шконками. Внешний вид кроватей из колонии для лилипутов не оставлял никакого сомнения в том, что детей у Ленина и Надюши быть не могло, вдвоем на такую кровать не поместиться. Отдал эту книжечку одному товарищу, говорю:

– Отнеси своей бабке, она такое любит.

Старуха родилась в пятом году, ребенком была на одном из выступлений Ильича. Утверждала, что хорошо помнит картавого, чуть ли не стоящим на броневичке. Через пару недель звоню приятелю. К телефону подходит его бабка. Представляюсь, прошу позвать внука. В ответ слышу: «Здравствуйте, Владимир Ильич! Докладываю. Живем мы хорошо…» Пришлось перезвонить по мобильнику. Спрашиваю, а чего это с ней?