Глава 4,
в которой Лунин гуляет и предается воспоминаниям

Дорога от здания управления до дома занимала двадцать минут. Порой, когда машин на улицах Среднегорска было особенно много, двадцать минут превращались в тридцать, а то и, страшно сказать, все тридцать пять. Лунин к подобным, тягостным для многих спешащих домой водителей, испытаниям, как правило, относился философски. Он делал погромче радио и, в такт музыке похлопывая по рулю, разглядывал томящихся в ожидании зеленого сигнала светофора водителей и пассажиров соседних автомобилей. Точнее, так он делал раньше, до того, как угодил в больницу с переломом ключицы, сотрясением мозга и несколькими другими, не такими значительными травмами, например, рваной раной, тянущейся почти через все левое плечо почти до самого локтя. Так он делал, когда был в машине один.

Теперь же все было совсем иначе. Сидевшая на пассажирском сиденье Светочка без умолку щебетала, рассказывая Лунину во всех подробностях о насыщенном рабочем дне приемной генерала Карнаухова, а также некоторые подробности из личной жизни граждан и сотрудников, эту приемную посетивших. Между сотрудниками областного управления следственного комитета и прочими гражданами Светочка всегда проводила невидимую, но от этого не менее внушительную ограничительную черту, или, быть может, правильнее будет сказать, границу. Эту границу пересекать ни в коем случае было нельзя, во всяком случае, гражданам. Что касается сотрудников, то они, конечно же, могли это делать, но только в силу служебной необходимости. Иногда, слушая Светочкины рассуждения, у Ильи в голове возникал образ некоего инопланетного охотника, таящегося где-то под кронами городских джунглей, который наблюдает за копошащимися внизу аборигенами и изредка спускается вниз, чтобы уничтожить или взять в плен какого-нибудь наглеца, возомнившего себя хозяином этих самых каменных джунглей. Однажды Лунин поделился этим сравнением со Светочкой. Внимательно выслушав Илью, она на несколько мгновений задумалась, а затем лицо ее озарилось счастливой улыбкой.

– Какой ты у меня фантазер все же, – ее мягкие, влажный губы ткнулись ему в щеку, – хотя, знаешь, может быть, так все и есть. Только мы сами не спускаемся. Мы указываем цель, а все остальное, вот это твое «уничтожить, взять в плен», делают другие.

– Другие? – удивился Илья.

– Ну а оперативники у нас для чего? – точно так же удивилась в ответ Светочка. – Ты даешь им постановление, они едут, задерживают. У нас половина следователей ни разу в жизни на задержании не была. Не все же такие, как ты. – Светочка взглянула на правое плечо Лунина, с которого не так давно сняли гипс, и с улыбкой добавила: – Герои.

Кроме вынужденной, служебной, надобности сотрудникам спускаться в мир граждан, по мнению Светочки, особой необходимости не было. Конечно, иногда приходилось стоять в очереди в кассу супермаркета или лететь с потенциальными подследственными в одном самолете, но все это было лишь незначительное, мимолетное соприкосновение двух, почти не пересекающихся миров. Да и эти соприкосновения были «защищенными». Защитой служил небольшой, прямоугольный, складывающийся пополам кусок картона – удостоверение сотрудника следственного комитета, с которым всякий, принадлежащий к этой узкой касте избранных, не расставался ни на минуту, даже если выходил ненадолго во двор своего дома выгулять собаку.

Как правило, выслушивая Светочкину болтовню, Илья старался не спорить. Сам он достаточно спокойно относился как к наличию у него темно-красной с золотистым тиснением книжицы и должности следователя по особо важным делам, так и к возможности со всем этим богатством в один прекрасный день расстаться. Лунин был уверен, что все эти рассуждения Светочка почерпнула из уст генерала Карнаухова, большого любителя философских диспутов и коньяка в подарочных упаковках. То и другое начальник управления любил сочетать примерно в равных пропорциях, справедливо полагая, что душевное и даже в некоторой степени интеллектуальное общение вполне может заменить собой обильную закуску.

– А у меня мама учитель, в школе, – один раз все же не выдержал Лунин.

– При чем тут мама? – удивленно уставилась на него Светочка.

Илья пожал плечами, точнее, только правым, двигать левым ему было все еще больно.

– И папа тоже, – Илья замешкался, – не следователь.

Отец Ильи не так давно вышел на пенсию, а до этого последние десять лет работал заведующим лабораторией в Среднегорском институте минералогии. Назвать отца геологом у Лунина язык не поворачивался. По мнению Ильи, сложившемуся еще лет тридцать назад, геологи – это бородатые, покусанные комарами мужчины, целыми днями шатающиеся по тайге в поисках новых месторождений нефти, никеля или, на худой конец, золота, а вечером собирающиеся у костра и под негромкие гитарные аккорды передающие по кругу фляжку с водкой. Его же отец, полный, всегда гладковыбритый мужчина, водку не пил вовсе. Не был он и любителем посиделок у костра под гитару, а лучшим местом времяпровождения полагал старое, продавленное кресло в гостиной перед телевизором. В этом кресле, выставив звук телевизора на минимальную громкость, он устраивался с какой-нибудь толстой книгой, купленным еще в середине восьмидесятых на талоны от сдачи макулатуры романом Пикуля или таким же старым, зачитанным до дыр томиком Сноу.

– Родители здесь при чем? – продолжала недоумевать Светочка.

– Ну да, родители здесь ни при чем совершенно, – быстро капитулировал Илья, не желая оказаться втянутым в затяжную дискуссию.

Закончив описывать произошедшие в управлении события первой половины дня, Светочка опустила солнцезащитный козырек и посмотрелась в зеркало, проверяя, не стерлась ли от интенсивного общения с ее губ вся помада. Оставшись удовлетворенной осмотром, она повернулась к Илье и сложила губы бантиком, посылая ему поцелуй.

– А что у тебя сегодня в кабинете творилось? Что за тетка рыдала? Небось, мамаша убийцы очередного. Не знаю, чего они все время ходят, слезы льют, – Светочка недовольно поджала губы, – уж пусть их для суда приберегут, там от них хоть какая-то польза может быть. Так что, я угадала?

– Угадала, – коротко отозвался Лунин, не поворачивая головы к решившей еще раз оценить свое отражение в зеркале спутнице.

Если бы кто-то спросил Лунина, как Светочка начала жить с ним вместе, Илья бы затруднился дать внятное объяснение. Все произошло само собой. После того, как едва живой, теряющий сознание Лунин случайно набрал ее номер и прошептал: «Забери меня отсюда!», после того, как Светочка каждый день в течение полутора месяцев навещала израненного героя в палате и подолгу сидела возле его кровати, рассказывая обо всех случившихся за последние сутки мало-мальски интересных событиях, казалось вполне естественным, когда она встретила наконец выписавшегося Лунина на крыльце больницы, помогла ему устроиться поудобнее на заднем сиденье выделенной Карнауховым служебной «камри», а затем, быстро обежав машину сзади, села рядом с Ильей, тесно прижимаясь к нему горячим коленом.

Вспомнив тот, достаточно прохладный, день, Илья подумал, что колено, конечно же, не могло быть горячим, это его самого, еще не до конца оправившегося после болезни, вдруг бросило в жар от ее нечаянного прикосновения. Они так и ехали в машине всю дорогу, на удивление молчаливая Светочка и постепенно покрывающийся испариной, красный от смущения Лунин. Оказавшись в квартире, Илья кое-как, стараясь не намочить еще не снятый с плеча гипс, принял душ, а затем с трудом натянул на себя чистое белье. За это время хозяйничающая на кухне Светочка успела разогреть приготовленные ею еще дома котлеты, порезать на дольки и обжарить несколько заблаговременно сваренных картофелин. Когда посвежевший, с мокрыми волосами Лунин появился на пороге кухни, Светочка примерялась штопором к горлышку винной бутылки.

– Врач сказал, что тебе красное вино даже полезно. – Светочка обернулась на удивленно застывшего Илью. – Садись, отметим твое выздоровление.

До полного выздоровления, конечно, было еще далеко, да и гипс должны были снять только через неделю, но разносящийся по квартире восхитительный аромат домашних котлет весомо намекал на то, что праздновать можно в любое время, когда предоставляется такая возможность. Это же подтверждала и успешно откупоренная бутылка красного.

Быстро управившись с котлетами и жареной картошкой, а заодно и двумя третями «кьянти», Илья, еще недавно уверенный, что за время пребывания в больнице выспался на всю оставшуюся жизнь, с удивлением ощутил, как его отяжелевшая голова пытается найти горизонтальную, желательно мягкую поверхность, а веки смыкаются вопреки тому печальному факту, что данная поверхность еще не найдена. Лунин не понял сам, как оказался в спальне сидящим на краю широкой двуспальной кровати. Тапочки, в которых Илья обычно ходил по дому, очевидно, остались на кухне, и теперь Лунин босыми ступнями ощущал прохладу паркетного пола.

– Устал, мой хороший?

Заботливый голос Светочки прозвучал совсем рядом с ухом. Не открывая глаз, Илья кивнул, а затем чьи-то ловкие руки уверенно развязали пояс толстого махрового халата, который он кое-как смог надеть после душа.

– Может, не стоит? – Халат соскользнул с плеч Ильи, и Лунин, повинуясь несильному, но настойчивому нажатию руки, повалился спиной на матрас. – Мне кажется, я пока не очень владею конечностями.

Лежа с закрытыми глазами, Илья едва успел подумать, поняла ли Светочка, что он имеет в виду свою загипсованную по локоть левую руку, когда услышал в ответ ласковый шепот:

– Ничего. Я сама все сделаю.

Илья попытался разомкнуть неподъемные, слипшиеся веки, на мгновение ему даже показалось, что он видит наклонившуюся над ним Светочку. Затем он сдался. Он понял, что ему нравится лежать голышом на кровати и что он ничего не имеет против, чтобы Светочка сделала с ним все сама. Все, что она захочет.

Сзади настойчиво посигналили. Раз, потом другой. Илья вздрогнул, выныривая из окутавших его воспоминаний, и торопливо надавил на педаль газа.

Они еще только вышли из громыхнувших напоследок дверей лифта, а звонкий, не прекращающийся ни на мгновение собачий лай уже рвался им навстречу. Илья потянул дверь на себя, и тут же маленький белоснежный комок шерсти с разбегу бросился на него, промчался по ногам до живота и, вовремя подхваченный сильной рукой, уткнулся в лицо Лунину с восторженным повизгиванием.

– Мы гулять. – Илья поцеловал Рокси в черную пуговку носа, болонка утвердительно тявкнула в ответ.

– Не возражаю. – Светочка кивнула им обоим и тут же притворно серьезно погрозила пальцем. – Но через полчаса ужин. Не опаздывайте!

– Что у нас на ужин? – на всякий случай уточнил Лунин, всегда считавший вечерний прием пищи одним из важнейших, если не самым важным событием дня.

– То же, что и вчера. Свинина запеченная, – с улыбкой отозвалась Светочка, – пока вы гулять будете, я успею потушить овощи.

– Прелестно! – причмокнул губами Лунин и, наклонившись, поцеловал Светочку прямо в макушку, при этом Рокси, тоже ничего не имеющая против запеченной свинины, успела лизнуть ее в щеку. – Мы непременно будем вовремя.

Вновь оказавшись во дворе дома, Илья позволил болонке соскочить на землю и неторопливым шагом, заложив руки за спину, двинулся по привычному вечернему маршруту вокруг небольшого, состоящего всего из трех домов, микрорайона. Чтобы не опоздать к ужину, Илье не было необходимости смотреть на часы, достаточно было лишь идти обычным шагом и не отклоняться от маршрута. Полный круг они с Рокси проходили, как правило, за двадцать минут, иногда на несколько минут дольше, но только в те дни, когда Рокси во время прогулки встречала кого-то из знакомых. В таком случае собаки бросались навстречу друг другу, за мгновение до того, как столкнуться носами, ненадолго замирали, а затем, отчаянно виляя хвостами, начинали взаимные обнюхивания и прочий традиционный для таких встреч собачий ритуал. Проделав все установленные обычаями процедуры, Рокси бросалась догонять хозяина, который, хоть и сбавив скорость, за это время успевал уйти на несколько десятков шагов вперед.

На этот раз, к разочарованию Рокси, никого из ее приятелей на прогулке не было, а посему она постоянно семенила в непосредственной близости от своего друга и хозяина, который отчего-то был задумчив и молчалив сверх всякой меры.