– А что ты думаешь, и по восемь бывает. – Она наконец спрятала платок обратно в сумку. – Вон у нас в селе Ильхамовы живут, азербайджанцы. Коров держат. У них каждый год кто-то родится, так я и не видела, чтобы они праздновали.

Тетка неодобрительно нахмурилась и, непонятно зачем, уточнила:

– Два десятка коров у них, во как.

– Может быть, вернемся к Анатолию? – предложил Лунин, которого не очень заинтересовала информация о численности детей и коров в семье незнакомых ему азербайджанцев.

– Давай вернемся, – вздохнула тетка, и на глазах у нее вновь выступили слезы.

Веселье было в самом разгаре. По округе разносился запах жареного мяса, а Толик уже настраивал принесенную Эдиком гитару, когда во дворе Кравцовых появилась Даша. Окинув взглядом сидящую за столом компанию и проигнорировав приветственные возгласы подвыпивших мужчин, она подошла к сидевшему чуть в стороне на здоровенной лиственничной колоде Анатолию и, наклонившись, начала что-то выговаривать ему прямо на ухо.

– Поначалу-то тихо говорила, никто ничего не слышал, – объяснила Татьяна Васильевна, – хотя мужики-то уши, конечно, сразу развесили. Вы ж сплетни больше нас собирать любите. – Она укоризненно стрельнула взглядом в сторону Лунина, но, как показалось Илье, промахнулась. – А потом разговор все громче и громче у них пошел.

Как оказалось, Анатолий, не смогший отказаться от участия в дружеской попойке, совершенно забыл об одном очень важном обстоятельстве, а именно о данном им обещании поехать вместе с Дашей в Одинск, походить по магазинам, а заодно и поужинать в каком-нибудь ресторанчике.

– Неприятная ситуация, – пробормотал Лунин, у которого перед глазами вдруг всплыло лицо его бывшей жены Юленьки, развод с которой был оформлен всего несколько недель назад.

Илья потер веки, прогоняя дурное видение.

– И что теперь? – вскинулась тетка. – У нее и своя машина есть, раз уж так ей приспичило в город ехать. Можно подумать, в этом городе есть что стоящее. Разве ж это повод на мужика так орать, перед всеми его позорить?

– Сильно орала? – уточнил Лунин.

– Я ж не была сама, – немного успокоилась Татьяна Васильевна, – но Эдька мне рассказывал, что изрядно.

– А что Анатолий?

Лунин отчего-то никак не мог решиться назвать брата Толиком. Во-первых, они не виделись уже более двадцати лет и фактически были друг другу совсем чужими людьми, во-вторых, сейчас, сидя в кабинете, за дверью с табличкой «Старший следователь Лунин И.О.», Илья был, прежде всего, следователем по особо важным делам, майором Луниным, и только потом – чьим-то племянником или братом. «К тому же двоюродным», – мысленно напомнил сам себе Илья.

– А что он? – Тетка энергично всплеснула руками, отчего стоявшая у нее на коленях сумка рухнула на пол. – Понятно дело, слушал, слушал, а потом малость и огрызаться начал. Ну, ты сам скажи, это нормальное дело на мужика при посторонних людях кричать? Да еще когда в нем уже самогона пол-литра влито?

– Пол-литра, – задумчиво повторил Лунин, вспоминая, когда ему последний раз доводилось пробовать деревенского, настоянного на кедровых орехах, самогона.

– А может, и поболе, – подтвердила откуда-то из-за стола ползающая по полу в поисках разлетевшихся из сумки вещей Татьяна Васильевна, – меньше точно быть не могло. Он пока первую половинку не осилит, гитару в руки ни за что не возьмет.

– И что, часто они так ругались?

– Вовсе нет. – Раскрасневшаяся тетка вернулась на стул, прижимая к груди сумку. Лунин заметил, что молнию на ней она так и не застегнула, но промолчал. – Так-то Дашка девчонка не скандальная была, они с Толиком если о чем и спорили, то все у них как-то смехом всегда заканчивалось.

– А в этот раз, значит, не до смеха было.

– Да какой там. – Татьяна Васильевна покачивалась на стуле из стороны в сторону, баюкая дамскую сумку, словно не желавшего никак уснуть младенца.

По словам тетки, Анатолий и Даша разругались не на шутку. В конце концов, отложив гитару в сторону, Толик предложил своей подруге отправиться куда подальше, например, самостоятельно проехаться по магазинам, а сам, поднявшись с широкой колоды, тяжелой поступью направился в сторону длинного деревянного стола, держа курс точно на тот его край, на котором стояла пятилитровая, на две трети опустошенная бутыль самогона. Даше ничего другого не оставалось, как уйти, что она и сделала, напоследок от души шарахнув и так еле держащейся на старых проржавевших петлях калиткой. Татьяна Васильевна описывала все происходящее в таких подробностях, словно и сама сидела за дощатым столом, периодически опрокидывая в себя очередную порцию пятидесятиградусной кедровой настойки. Было очевидно, что потом она с пристрастием опросила всех присутствующих, чтобы узнать, из-за чего, собственно, произошел конфликт, который, возможно, и стал причиной гибели двадцативосьмилетней Дарьи Мещерской.

После ухода подруги Анатолий пробыл в компании приятелей не более получаса. Петь ему расхотелось, а посему, опрокинув в себя еще пару рюмок, он вскоре распрощался со всей компанией и отправился домой. Благо дом, в котором он жил вместе с матерью, располагался почти по соседству, дорога не заняла много времени, и вскоре Анатолий, едва разувшись, завалился на кровать у себя в комнате и моментально захрапел.

– А вы, значит, дома были, когда он пришел? – уточнил Илья.

– Была, конечно, была, – тетка энергично закивала, – на кухне, с ужином хлопотала. Я ж не знала, что он уже закусил. Да и про то, что они с Дашкой в город собираются, тоже мне Толя не говорил ничего. А тут, видишь, как вышло, ужин ему не надобен оказался. Но готовку ведь так просто не бросишь. Я еще где-то полчаса точно на кухне пробыла, а потом, как закончила, сама чаю попила, да и села перед телевизором. Немного посидела, может, минут двадцать от силы, да и к Клавдии ушла.

– Клавдия – это у нас кто? – на всякий случай осведомился Лунин.

– Ну как же, – по лицу тетки было понятно, что не знать Клавдию по меньшей мере неприлично, – молоко я у нее беру, через день по три литра. Сколько себя помню, так всегда у нее и беру.

– Она коров держит, как Ильхамовы, – поспешил поделиться догадкой Илья.

Лицо тетки, и без того смурное, окончательно погасло.

– С чего это, как Ильхамовы? – На лбу тетки появилась еще одна, выражающая крайнюю степень недовольства складка. – Клавдия испокон веков молоком торгует, я малой была, так к ее матери, помню, с банкой ходила. А эти, – складка на лбу приобрела угрожающий характер, – всего пять лет, как в Ясачке поселились, а уже два десятка коров имеют. – Татьяна Васильевна осуждающе покачала головой и поспешила добавить: – Но они свое молоко все на завод сдают, так не торгуют. Да и кто у них брать будет? Вот ты мне сам скажи, только как есть, ты бы сам стал у них молоко брать?

Лунин, организм которого не усваивал молоко, особенно парное, с самого детства, задумчиво потер указательным пальцем подбородок и невразумительно промычал:

– Нет, ну а зачем… Ведь если у Клавдии есть, то тогда… – Поняв по лицу тетки, что она ждет более четкого ответа, Илья выдохнул: – У Клавдии по-любому молоко лучше.

Судя по всему, претензии у Татьяны Васильевны были не столько к качеству молока Ильхамовых, сколько к самим поселившимся в их селе азербайджанцам. Суть этих претензий оставалась пока для Лунина не ясна, но он и не горел желанием погружаться в пучину межнационально-молочных конфликтов Старого Ясачного.

– Так в какое время вы из дома вышли? – Илья постарался аккуратно вернуть болтовню тетки в более конструктивное русло. – Вы время помните?

– В половине, – утвердительно кивнула тетка и замолчала. Увидев в глазах Ильи непонимание, она торопливо добавила: – Я всегда из дому в половине выхожу. Привычка уже такая.

– Тетя Таня, – Лунин произносил слова ласково, почти распевно, стараясь ничем не выдать закипавший в нем гнев, – в какой половине?

– А? – не поняла Татьяна Васильевна.

Тяжелая ладонь с такой силой хлопнула по поверхности стола, что подпрыгнула не только стоящая возле монитора кружка с недопитой водой, но и сам монитор, а заодно и сидевшая на стуле тетка.

– В половине чего вы вышли? – рявкнул Илья. – Половина седьмого, половина восьмого? Какое время было?

– Восемь тридцать, – испуганно отрапортовала тетя Таня.

– Хорошо. – Лунин мотнул головой из стороны в сторону, словно готовящийся к атаке молодой бычок, и перешел к следующему вопросу.

– Сколько времени вы пробыли у Клавдии и когда вернулись? Только отвечайте как можно точнее.

– Точнее, могу точнее, – затараторила еще не оправившаяся от испуга Татьяна Васильевна. – Я ж там у Клавдии не одна сидела, еще Нинка с Ленкой. Они тоже молоко берут через день, как и я. А в другие дни Ритка с Наташкой, они, значит, тоже по три литра.

– Ушли вы в какое время? – простонал Илья, глядя на часы и понимая, что до обеденного перерыва освободиться ему точно уже не получится.

– В девять сорок. Я точно помню. Нинка на часы посмотрела и говорит: ой, матушки, уже девять сорок, пора и честь знать. Ну, так и я собралась вместе с ней да и тоже в сторону дома. А нам ведь с Нинкой как раз в одну сторону, мы ж на одной улице живем, только она на два дома дальше.

– Очень хорошо. – Лунин вновь мотнул головой. – До дома сколько по времени вы шли?

– Минут пять от силы. Там ведь недалеко, через проулок пройти, а потом уже по нашей улице и идти все время.

– Замечательно, – отсек Илья ненужные подробности. – Анатолий был дома, когда вы пришли?

– Был! – Тетка уставилась на Илью преданным собачьим взглядом. – Был он дома, Илюшенька. Как я уходила, он спал, так и пришла, он спал, похрапывал.

– Но дома-то вас больше часа не было. – Илья отвел глаза в сторону. Жалобный теткин взгляд был ему почему-то неприятен. – Чем ваш сын все это время занимался, знать вы не можете.

Лунин запоздало подумал, что слова «ваш сын» звучат слишком казенно, но было уже поздно. Взгляд тетки потух, и она тихо, почти шепотом произнесла:

– Спал он. Спал! Не мог не спать.

– Хорошо, из этого и будем исходить, – как можно убедительнее соврал Илья. – Вы знаете, в какое время убийство произошло? Вам что-нибудь про это говорили?

– Так кто ж мне скажет, – покачала головой Татьяна Васильевна, – я ж для них теперь враг. Как они говорят, убийцу покрываю. Вот как ты точно вопросами изводят, только, знаешь, так зло все спрашивают. Словно они уже все ответы заранее знают и ждут, когда я так, как им надо, отвечу. – Она опять достала из сумки посеревший от влаги платок. – А чего ж я им отвечать буду, если знаю, не мог Толенька сделать этого. Спал он, спал весь вечер!

– Значит, время убийства вам неизвестно?

Илья вывел в лежащем перед ним на столе открытом блокноте здоровенный, на пол-листа, вопросительный знак и тут же с удивлением услышал:

– Почему не знаю? Знаю, конечно!

– И что же вы знаете, Татьяна Васильевна? – устало вздохнул Лунин. – И откуда, прошу прощения, эти ваши сведения взялись?

– Ну, во-первых, я еще сама из ума не выжила. Если меня раз за разом пытают, где был Толик, с восьми до одиннадцати вечера, то, наверное, это неспроста. Да и обо мне самой они то же самое вызнавали.

– Логично, – буркнул Лунин, делая пометку «20–23» в своем блокноте, – а что, есть еще и во-вторых?

– А во-вторых, у нас не Москва и даже не этот ваш Среднегорск, – судя по интонации, Среднегорск тетке явно не нравился, – на весь Одинск и сорок тысяч народу не наберется, а у нас в Ясачке всего-то домов триста будет. Все друг друга знают, либо сами, либо через соседа.

– И что сказал сосед? – Илья подпер щеку ладонью, приготовившись к очередной долгой тираде.

– Сосед? – Лицо Татьяны Васильевны недобро потемнело. – Сосед, чтоб ему, лупоглазому, пусто было, ничего не говорит, а вот у Ленки сын, тот еще, слава богу, нормальный, рассказал, как есть.

– Он что, в полиции работает или в комитете? – уточнил на всякий случай Лунин.

Татьяна Васильевна удивленно уставилась на племянника.

– В каком комитете? Комитетчиков же переименовали, лет тридцать назад.

– Я не о тех, – поморщился Илья, поняв, что тетка говорит о сменившем свою вывеску еще в девяносто первом году Комитете государственной безопасности. – Следственный комитет, вот как здесь.

– Вон оно что, – сообразила тетка, – нет, он в полиции, капитаном работает, говорит, что преступников ловит. Уж не знаю, кого он поймать может, такой дурной малый всегда был. Может, и ты его еще помнишь, он тебя лет на пять младше.

– Вряд ли, – Илья сухо пожал плечами, – я, если честно, вообще мало что помню с тех лет, разве что, как на пруд ходили.

– Тогда ты его точно знать должен, – убежденно заявила тетка. – Витек, он, считай, до самой школы по деревне без трусов бегал. Писался постоянно, так Ленка, чтоб не стирать каждый день, его так выпускала.

– Сейчас же не бегает? – Голозадого Витька Лунин вспомнить не мог, хотя, по правде говоря, не особо и старался. – Так что вряд ли узнаю.

– Ну что ты, – махнула рукой Татьяна Васильевна, – сейчас ему форму дали, солидно выглядит, да и писаться, кажись, перестал. Надо будет потом спросить у Ленки-то.

– Так и что говорит ваш писающий мальчик? – бесцеремонно перебил тетку Илья.

– Это ты про Витку, что ли? – переспросила Татьяна Васильевна.

Лунин молча кивнул.

– Витька говорит… – Тетка зажмурилась, напрягая память, и затем, запинаясь, процитировала: – Убийство произошло ориентировочно с двадцати тридцати до двадцати двух тридцати восьмого июня. С учетом того, что тело было обнаружено только на следующий день, и нестабильностью погодных условий в данный промежуток времени, интервал совершения преступления может быть расширен с двадцати до двадцати трех часов.

Окаменевшее лицо Татьяны Васильевны вновь вернулось к человеческому обличью. Тетка тяжело перевела дух и потянулась к кружке с водой.

– Видишь, наизусть выучила, – объяснила она Лунину, возвращая пустую кружку на стол, – Ленка дала бумажку почитать, пока Витька в бане парился. Там еще много чего написано, но уж больно непонятно, как будто нерусский какой писал.

– Заключение экспертизы, – кивнул Илья, – они всегда так пишут, чтобы умнее казаться. Странно только, что оно у вашего Витьки оказалось. Он же полицейский, оперативник, я так понимаю, а такие документы, как правило, у следователя хранятся. Хотя, конечно, могли сделать копию.

Тетка еле заметно пожала плечами, давая понять, что данные процессуальные тонкости находятся за пределами ее понимания.

– Ладно, со временем разобрались. Теперь с самим убийством, что там вообще было, вы знаете?

Татьяна Васильевна испуганно вздрогнула и уставилась на Илью вновь начинающими блестеть от слез глазами.

– Да откуда ж мне знать, Илюшенька, что там быть могло? Я ведь и на следующий день, как ее, бедную, нашли, побежала туда, так ведь пройти нельзя было. Все огородили, ленту натянули, как на стройке. Я так ее и не увидела, Дашку-то. А Толик уже позже приехал, когда увезли ее. Пришел на то место, где она лежала, упал на колени и так стоял, не шевелился целый час, наверное. Так его оттуда ваши и забрали.

Татьяна Васильевна всхлипнула и закрыла лицо руками. Илье было хорошо видно, как неровно бьется на шее у тетки набухшая синяя прожилка, как вздрагивают ее сухие, с выпирающими ключицами, плечи. Лунин чувствовал, что должен что-то сказать, как-то утешить плачущую женщину, но привычный набор слов, с которым ему не раз доводилось обращаться к рыдающим у него в кабинете родственникам потерпевших или подозреваемых, сейчас казался бессмысленным набором звуков, издавать которые было, по меньшей мере, неприлично. Выбравшись из-за стола, Илья, уже который раз за день, наполнил кружку водой и протянул тетке.

– Не могу больше… не лезет, – отрицательно мотнула головой та. – Прости. Сейчас я успокоюсь. Каждый раз, как представлю, что Дашеньки нет больше, так слезы сами из глаз льются.

Дверь кабинета негромко скрипнула.

– А вот и котлетки!

Улыбающееся лицо Светочки замерло в образовавшемся проеме, затем ее глаза удивленно увеличились, а улыбка начала медленно опадать. Илья сделал плавное движение ладонью в сторону, давая понять Светочке, что обедать ей придется сегодня без него. Дверь еще раз скрипнула, закрываясь.

– Там в этом заключении, в экспертизе, много всего написано было, – наконец смогла продолжить Татьяна Васильевна, – все-то я наизусть выучить не смогла, да и не поняла половину. Вроде как и про удар твердым тупым предметом было, такие-то слова я легко запомнила, их во всех фильмах говорят, и что-то про проникающее ранение головы. В общем, я только запуталась, пока читала. Хорошо, Ленка уже у сына все выспросить успела, так она по-простому мне объяснила. Вроде как Дашу один раз чем-то тяжелым по лицу ударили. Это с одной стороны, а с другой ударили еще раз палкой с гвоздем. Гвоздь этот и вошел ей прямо в голову, в висок угодил.

Татьяна Васильевна застыла, борясь с очередным подступившим к горлу спазмом, затем схватила со стола кружку с водой и жадно прижала ее к губам. Тонкая струйка воды потянулась к подбородку, и тетка, виновато улыбнувшись, вытерла ее рукавом.

– Палку эту там же рядом и нашли, – добавила тетка, – поблизости в траве валялась.

– Понятненько. – Лунин глубокомысленно вздохнул, собираясь с силами, перед тем как перейти к основному вопросу: – А с чего вдруг решили, что Анатолий к этому делу отношение имеет? Его что, кто-то видел?

– Не видел его никто! – громко, надрывно выкрикнула Татьяна Васильевна. – Кто ж его видеть мог, если он дома был все время?

– Тогда в чем причина, тетя Тань? – как можно мягче спросил Лунин, не отводя глаз от бешено пляшущей на теткиной шее сонной артерии. – Какая-то причина все равно должна быть.

– Часы, – прошептала тетка, уставившись в окно ничего не видящими от набежавших слез глазами.