Уединившиеся от общества для обсуждения деталей совместного предприятия в бильярдной, партнеры спокойно обсуждали предполагаемые инвестиции в проект. Финансирование по умолчанию возлагалось на Ивана Ароновича. На бильярдном столе разложили только что полученный, размежеванный план застройки. На самом пике клина, любовно прижавшись друг к другу соседствовали по гектару с лишком участки компаньонов под личные коттеджи.

Вдруг, к общему удивлению, на утвержденном синими печатями плане друзья обнаружили на границе своих участков округлую выпуклость, вдавленную в участок Ивана Саидовича. Ущемленный компаньон поднял вопрошающий прокурорский взгляд на оппонента. Иван Аронович вспомнил, что, когда они делили лакомую макушку клина, Саидович своей рукой провел биссектрису из угла клина, линию разграничения их участков. Указал, что выпуклость, ни что иное, как след его собственного пальца, прижимавшего линейку. Прокурор с профессиональной щепетильностью заметил, что попавший под карандаш палец – недоразумение, а на бильярдном столе лежит документ. Иван Аронович пожимал плечами такой нелепости, осматривая разбитый на пронумерованные участки общий план застройки. Их участки, оказавшись в центре города, не занимали и пяти процентов всей площади отхваченного клина.

Дело бы кончилось как обычно: по 50 грамм коньяка довоенной выдержки на брудершафт, но, видимо, ранее было выпито слишком много. Может выдержка выпитого пойла не соответствовала моменту, решение данного вопроса перешло в иную плоскость. Иван Саидович, представив себя в собственном кабинете, потребовал ответа, присовокупив к вопросу пару непечатных выражений с интонацией, оскорбившей старого друга. Иван Аронович смятенно рассматривающий план, более думая о несуразности межи и бестолковости исполнителей, ответил в стиле вопроса, используя нецензурную лексику. Саидовича понесло. Он напомнил, что Ивану Ароновичу без роду и племени, приехавшему по распределению технологом на химзавод, неслыханно повезло познакомиться с ним, Иваном Саидовичем. Который тогда в составе следственной группы проводил следственные действия на заводе по поводу выброса хлора, отравившее насмерть трех человек, отправившее на больничную койку пол смены рабочих цеха. Саидович отметил, что только благодаря его связям, Иван Аронович был переведен в горком комсомола, затем в горком партии. Исключительно благодаря ему, был направлен в Горторг. Не «сел», покровительствуемый им, как все его предшественники, а сколотил огромное состояние. Отметил, что в противном случае, не факт, что холмик со скромным крестом, означенным его фамилией, не пополнил бы ряды холмиков, в алее химзавода, городского кладбища.

Иван Аронович не согласился, в свою очередь, мотивируя первородностью всех совместных проектов, заложивших основу их финансового благополучия, и, как следствие, карьерного роста Ивана Саидовича. В перепалке, неуместно вспомнив заштопанные штаны оппонента при первой встрече.

Перепалка перешла на личности. Распалившийся Иван Саидович допустил спорное высказывание, касающееся близких родственников Ивана Ароновича. Хозяин, перегнувшись через бильярдный стол, поставленным КМС-овским ударом боксера поставил точку в перепалке, отправив друга в нокдаун. Опрокинув столик с выпивкой, ставшей причиной раздора, партнер впечатался в стенку. К счастье обшитую деревом, крепко приложившись головой. Пребывая в сумеречном состоянии, Иван Саидович, выплюнул на руку окровавленный зубной мост с осколками передних зубов. Вращая глазами, несколько раз шлепнул себя по голой ляжке в месте, где в давние времена бывала кобура. Дальнейшее развитие ссоры пресекли прибежавшие на шум элитные собутыльники.

Далее события развивались стремительно, утром следующего дня Ивана Ароновича на работе поджидали дюжие молодцы с казенными физиономиями. В присутствии понятых извлекли из потайного сейфа, о котором знал обиженный приятель, несколько тугих пачек банкнот. Полкило золотых украшений, в основном, цепи, заколки и кольца. Пару мужских и одни женские золотые часы. Все в фабричных упаковках, хранившееся там на оперативные нужды. Оформив необходимые документы, двинулись к предусмотрительно окованному наручниками дебоширу домой.

Обыск с пристрастием дома Ивана Ароновича обещанных результатов не дал. Кроме небольшой суммы наличности, скромного запаса золотых украшений супруги Елизаветы Федоровны, серебряных столовых приборов и трех картин сомнительной ценности ничего не нашли. Присовокупив к изъятому два массивных подсвечника старой бронзы, удалились, прихватив с собой окованного хозяина.

По наущению Ивана Саидовича, неудовлетворенного результатами изъятого, тщательно обыскали дом. Затем дачу, пристройки, квартиру сына, оздоровительный комплекс, уделив особое внимание кабинету. Прошли с миноискателем. Простучали каждый сантиметр поверхности, вскрыв спорные места, изрядно попортив стены, полы, а кое-где потолки. Перекопали участки дома и дачи, но более ничего не нашли.

Иван Саидович неистовствовал. Проживающий в коттедже-дворце с прислугой. Выстроенном и содержащимся на средства, получаемые от компаньона, он знал. Изъятое не составляет и сотой части казны приятеля, в которой была и его, пусть небольшая часть.

Влиятельный сват, пытаясь уладить конфликт, получил от Ивана Саидовича такой ответ, что, используя свои связи, оформил перевод зятя от греха подальше в другую область. Пристроив его на вполне приличную должность своего ведомства.

Виктор Иванович, ни разу не озаботившийся желанием увидеть отца. Перед отъездом взял фамилию жены, став Сомским, отрекшись от родовой – Цилмасов. Мать, известившая о том Ивана Ароновича, поведала, что узник сильно огорчился, но возражать не стал.

Более полугода Иван Аронович был под жестким прессингом. Обладая от природы отменным здоровьем, выдержал, ничего не сказал. На суд привезли худого, осунувшегося с трясущимися руками человека. Знакомые, лишь по глазам, пронзительно зыркающим исподлобья по сторонам, угадали хозяина Горторга.

Получив 15 лет строгого режима с конфискацией имущества, Иван Аронович отбыл в места не столь отдаленные. Добротный дом с мансардой, доставшийся Елизавете Федоровне в наследство от родителей, предусмотрительно оформленный на нее, остался.

3.

Иван Аронович отсидел отмеренный срок от звонка до звонка. На зоне, окрещенной в народе славным птичьим именем «Черный лебедь», новоиспеченному сидельцу пришлось не сладко. Если с местными обитателями относительно быстро наладились нормальные отношения, даже авторитет, то с администрацией были бесконечные проблемы. Следствие влияния злопамятного друга, не оставлявшего его своим вниманием. Далеко не самым худшим испытанием для узника было шизо.

Более десяти лет, он не видел супруги. Вплоть до того, как нашли бездыханного Ивана Саидовича на тайной квартире, в постели со следами помады на теле и туго затянутыми дамскими колготками на шее. С того времени Елизавете Федоровне, искренне любящей мужа и приезжавшей к нему за тысячу километров ежемесячно, ни разу не отказали в свидании. Впервые они имели возможность прижаться друг к другу.

Под конец отмеренного срока Елизавета занемогла, Иван Аронович, прижимая к груди посветлевшую головку обожаемой супруги, велел больше не приезжать. Сказал, дожидаться дома, обещая по скором возвращении отвезти ее к лучшим докторам в лучшую больницу. Просил только дождаться его, но за неделю до освобождения получил известие о ее смерти.

Никем не встреченный Иван Аронович направился на железнодорожный вокзал. От переполнявших его голову мыслей кровеносный сосуд, наполненный гонимой сильным сердцем кровью, не выдержал, лопнул. Вдохнувший вольного воздуха освободившийся узник был найден на лавочке, сраженный инсультом. Парализованного пациента с билетом и справкой об освобождении разместили в надежде на скорую его смерть в коридоре поселковой обшарпанной больницы. Для порядка, сделали официальный запрос по месту жительства.

Виктор Иванович, не ответивший ни на одно письмо отца, пристыженный отошедшим от дел, но не потерявшим влияния тестем, организовал доставку отца в городскую больницу Эменска. Он по наущению супруги и волей ее отца более двух лет назад был переведен начальником надзорного органа в родной город. Занял вакантное место, сменив в кресле заботливого родственника.

Главврач городской больницы после проведенного тщательного обследования пригласил Виктора Ивановича. Перелистывая листы пухлой папки больничного дела, задерживаясь на рентгеновских снимках, результатах томографии, кардиограммах, вывел неутешительный диагноз. Полный паралич с малой надеждой на восстановление речи, тем более движения. Подсказал Еренский пансионат для дальнейшего содержания.

Сопровождаемый главврачам Виктор Иванович проследовал в палату своего родителя. В просторной светлой палате, соответствующей статусу пациента, опутанный проводами, подключенными к стойке с разнообразными мигающими приборами, под капельницей лежал Иван Аронович. Впервые с момента возбуждения следствия, сын увидел своего отца. С трудом признал его в иссохшем обездвиженном теле. Лишь цепкие глаза не вызывали сомнений.

Сопровождаемый неотрывным пронзительным взглядом живых глаз, Виктор Иванович подошел к изголовью отца. Буря эмоций, бушевавшая во взгляде Ивана Ароновича, не находя выхода, пустила скупую мужскую слезу родителя. Повинуясь сыновнему порыву, Виктор Иванович достал платок и аккуратно промокнул отеческую слезу. Постояв некоторое время, снедаемый пронзительным взглядом, удалился, не в силах выдерживать красноречивый, бессловесный укор.

Исполняя сыновний долг, Виктор Иванович, лично выехал в Еренск для оформления родителя в пансионат.

Сие заведение, располагалось за городом в живописном месте изгиба речки Уклюйки. Огражденный участок с добротным одноэтажным главным корпусом в виде буквы «П» на 120 койко-мест и прочими хозяйственными постройками. Ровные асфальтированные дорожки меж разросшихся берез и сосен, связывали строения и большую парковку для автомобилей. Сие заведение, в недавнем прошлом противотуберкулезный диспансер, приватизировала по случаю расторопная заведующая Горздравотделом.

В кабинете заведующего пансионата «Родник», сына вышеуказанной дамы, бойкого малого с бегающими глазками, представившегося Сергеем Николаевичем, визитеру была представлена калькуляция. Представленный прейскурант дополнительных услуг, в совокупности с первоначально означенной стоимостью размещения пациента втрое превысил сумму месячного содержания, ощутимо урезая семейный бюджет заботливого сына. Возмущенному несоразмерным увеличением стоимости содержания своего отца Виктору Ивановичу был предложен другой прейскурант, с разбивкой по категориям. Выбрав далеко не самый дорогой, он тем самым снизил стоимость содержания вдвое от озвученной жуликоватым заведующим. Подписавшему договор Виктору Ивановичу было предложено скрепить договор водкой «Столичной», из старых запасов. Сергей Николаевич, извлек бутылочку из серого сейфа за своей спиной. Окончив все формальности, заботливый сын перед отъездом зашел в палату проститься с отцом.

Ивана Ароновича разместили на койке у рукомойника в четырехместной, не так давно отремонтированной палате, со специфичным неприятным запахом. Обитатели палаты преклонного возраста с интересом рассматривали солидного гостя, сидя на своих койках. Один тщедушный старик даже встал, подойдя шаркающей походкой, представился Львом Михайловичем, протянув сухую горячую руку. Немного постояв у кровати под испепеляющим взглядом отца, Виктор Иванович отбыл из пансионата, снедаемый противоречивыми чувствами.

По прошествии двух лет произошло громкое ЧП в далеком городе. Там пожар уничтожил подобное заведение с его постояльцами. Волна репрессий, обычное следствие подобных происшествий прокатилась по стране, зацепив пансионат «Родник». Позвонил заведующий пансионатом Сергей Николаевич. Напомнив о тяжелом бремени содержания отца, взятом на себя достойным уважения сыном, пожаловался на проблемы со смежниками его ведомства. Учитывая должность и возможности Виктора Ивановича, просил урегулировать вопрос со своими коллегами другой области на взаимовыгодных условиях.

Извещенная о предложении, Наталья Викторовна, воодушевившись снятием дополнительного финансового бремени с их семейного бюджета, тут же собрала мужа в дорогу. Наказала звонить в случае несговорчивости его коллег для подключения своего папочки.

В Еренске все сложилось, как нельзя лучше. Радушно встреченный коллегами Виктор Иванович сначала в ресторане, затем в сауне выяснил общность интересов и финансовые выгоды тесного взаимодействия ведомств, двух областей. В течение трехдневного кутежа, решил свой вопрос, заручившись поддержкой в ответ на собственные обещания. Довольный собою Виктор Иванович перед отъездом заглянул в пансионат.

Добавивший солидности, слегка располневший заведующий встретил его у входа, помеченного недавно обвалившейся с угла штукатуркой. Проводил в свой кабинет, где они отметили благополучный исход дела извлеченным из вделанного в стену черного сейфа, хорошим армянским коньяком. Сергей Николаевич похвастал отменным содержанием папаши гостя, исключительно благодаря которому у его отца восстанавливается речь. К собственной заслуге отнес что, пациент уже может слегка качать головой и двигать пальцами. Виктор Иванович прервал излияния собеседника, испросив обещанные изменения содержания пациента. Заведующий стрельнув глазами по сторонам, заверил собеседника о безусловном изменении категории важного постояльца на самую высокую. О переводе уже с завтрашнего дня его отца в одноместную ВИП палату с только что оконченным ремонтом. Виктор Иванович, воодушевленный прошедшей встречей с коллегами, вторично прервал излияния заведующего, огласив свои условия. Категория содержания, это хорошо, но за его покровительство и дальнейшие решение некоторых вопросов он, памятуя об отце, пребывающем в пансионате, денег с Сергея Николаевича брать не будет. Соответственно с сегодняшнего дня содержание в пансионате его родителя должно быть бесплатным. Припертый аргументами, заведующий пожевал губами. Наполняя стаканы, напомнил о непомерно высокой стоимости содержания неходячих пациентов, тем более, парализованных. Вылив в себя благородное содержимое стакана, Виктор Иванович громко поставил стакан на стол, подведя итог.

В завершение встречи обнадежил посильной помощью в благоустройстве заведения. Хлопнув по плечу заведующего, присовокупив к обещанию визитку с грозным наименованием ведомства, облагороженную гербом золотого тиснения. Проследовал для порядка в палату к своему отцу.

В палате мало что изменилось, лишь неприятный запах, как показалось, усилился Отец его лежал на койке у окна, сидящие на койках престарелые постояльцы с интересом рассматривали солидного посетителя. С койки напротив Ивана Ароновича поднялся знакомый старик и протянул сухую горячую руку, посетовав гостю о долгом его отсутствии. Отец слегка наклонил голову, впившись взглядом в сына. Пальцы рук, лежащие на укрывающей его простыне, подрагивая, нервно комкали простыню.

– В-в-вик-тор, при-ш-шел т-таки, – произнес, слегка двигая губами, Иван Аронович.

– Здравствуй-те, – не нашел, что ответить под пристальным взглядом сын.

Нависла пауза, заполненная словоохотливым Львом Михайловичем.

– У соседа деньги кончились, так я на его место Ивана перетащил. Занимаемся мы с ним, я ему массажики делаю, пальчики мну, шейку мы с ним разрабатываем. Видишь, уже пальчики шевелятся, и голову сам держать может. Трохи заикается, но это от волнения, он вас давно ждет, хочет поговорить, да я не знал, как с вами связаться…

– Почему мать не с-сберег, – требовательный голос со знакомыми Виктору Ивановичу нотками прервал монолог соседа.

– Рак, что я мог, в три месяца сгорела. Я, когда узнал, она уж при смерти была, – пытался оправдаться сын.

– Т-так, ты и ее заб-бросил. Ч-что, раз в п-полгода навещал? Или еше реже? – разглядывая краснеющего на глазах сына, добавил. – Ну!? Г-говори, че замолк?

– Ну, понимаешь, работа, командировки, то-се, не всегда выкроишь время. Но я каждый месяц старался, когда получалось, заскочить. Да, кстати, звонил почти каждую …

– Не т-тарахти. Звонил. Он звонил, – выдержав паузу, о чем-то раздумывая, продолжил, – из тюрьмы вышел и отсюда в-выйду, дом п-продавать не смей, в-выйду буду там жить, – вперив пристальный взгляд в сына, спросил требовательно, – понял? – продолжил, увидев положительный кивок испрашиваемого. – Т-теперь иди, в-видеть тебя более сегодня не хочу, завтра п-придешь, – отпустил его, переведя цепкий взгляд на потолок, повелительно добавил, – иди.

Виктор Иванович, повинуясь забытым чувствам, вселяемым властным отцом, как в прошлые времена, попятился задом от кровати. Уже перед дверью развернувшись, на цыпочках, молча вышел из палаты, запнувшись о край приподнявшегося, взлохмаченного линолеума на стыке, выхода в коридор.