28 мая авангард русских войск и донские казаки с атаманом Савиным расположились лагерем близ Азака. Вылазки азакцев были казаками отбиты. Шедшие на помощь Азаку кубанские и крымские татары были ими же рассеяны. Русские суда с адмиралом Лефортом стали позади Азака и загородили путь турецкому флоту. Донская флотилия заняла устье Дона. Флот прикрывали расставленные по берегам реки войска. Чрез Дон была перетянута железная цепь. Таким образом, Азак подвергся полной блокаде. Бомбардировка началась 16 июня и продолжалась беспрерывно до 25-го. 17 июля регулярные войска с 3-х сторон сделали демонстративное нападение на Азак, между тем как с четвёртой донские казаки с войсковым атаманом и малороссийские с Лизогубом пошли на решительный приступ и овладели двумя бастионами и четырьмя пушками. Отчаянные контратаки турок не могли их оттуда вытеснить. Казаки держались твёрдо. 19 числа царь велел готовиться к решительному штурму, но азакский гарнизон, отчаявшись получить откуда-либо помощь, решил сдаться на условии, чтобы ему и всем жителям дан был свободный выход из крепости. Условия были приняты. 20 июля на тех же условиях сдалась небольшая турецкая крепость Лютик, стоявшая на Мёртвом Донце, против Азака. Казаки поснимали с турок их платье, одели в серые свитки и отпустили, дав им в сумки столько хлеба, «чтобы степь перейти».

* * *

Со взятием Азака доступ к морю на юге России сделался открытым, а сам город отныне стал называем так, как в Московии его называли издревле – Азовом. Эта была старая мечта донских казаков, неоднократно владевших этим городом и потом отдававших его обратно туркам по повелению московских царей, не желавших войны с сильным врагом. Без помощи казаков поход царя едва ли б увенчался успехом. Казаки полагали, что Азов будет включён в состав территории Войска Донского, но… Пётр ненавидел казачество и отрицательно относился к его самобытности, к его заслугам в минувшие века. Стремление к самовластию царя не могло мириться с вольным духом казачества. Пётр положил основание порта и крепости Троицкой на Таганроге. После этого, оставив в Азове сильный гарнизон с князем Львовым во главе, он с торжеством возвратился в Москву. А все тяготы по защите приобретённой крепости легли на казаков.

Охват земель Войска Донского цепью городков-крепостей, как мы помним, начался на рубеже ХVII века. Впоследствии строительством крепостей Московия приобрела возможность контролировать, а подчас и пресекать контакты между Доном и Запорожской Сечью. Последним звеном в долгой цепи крепостного строительства, которой, как кольцом, окружили донскую часть земель Присуда Казацкого, теперь стала крепость Азов. По мнению большинства историков, взятие Азова открыло новую эпоху в отношениях российского государства и народа казаков – эпоху полного подчинения казацких земель юрисдикции империи Романовых. Занимая Азов и дополнительно построив Таганрог, Россия замкнула полное окружение. Одновременно на этих землях был дан старт совершенно новой для Руси-России национальной политике – политике превращения самобытного казацкого народа в так называемое воинское сословие, фактически в военного данника государства, пока, правда, называемого не «сословием» (это произойдёт позже, почти через полтораста лет), а неким «служилым народом».

Донцы за свои подвиги не получили от Москвы ничего, кроме строгих требований «чинить промыслы под ногайские улусы, под Темрюк и оказывать всеми силами помощь Азову, Сергиеву, Каланчам и Лютику». Все следующие годы прошли в жарких битвах казаков с турками и татарами как на море, так и на суше.

Царь ласкал и награждал одного Минаева и близких ему старшин за рабскую преданность. Словом, атаманы Корнила Яковлев и Фрол Минаев продали Дон Москве, продали все старые казачьи вольности. Донским Войском стала управлять кучка преданных Москве старшин во главе с войсковым атаманом. Их поддерживали 11 черкасских станиц и низовые городки, а также постоянно пребывавший в Черкасске гарнизон от 2 до 5 тысяч человек. Мало считавшийся со средствами и деятельный царь Пётр I постановил закончить покорение Дона.

* * *

Стала проявляться централизация власти в Черкасске, называвшаяся Главной Войской. Выдача царского жалованья стала производиться «по заслугам». Ближе стоявшие к власти и проявившие больше преданности, оценивались выше других, удалённых, живших в городках, выше по Дону лежащих. Верховцы всегда считались неблагонадёжными, «смутьянами», «ворами». Они жили своей самостоятельной жизнью и на централизацию власти в Черкасске, часто сообщавшейся с Москвой, смотрели с подозрением. На походы Петра, а в особенности на приказы его подчиняться командирам-иностранцам они отвечали скрытым ропотом, таким, после которого казак берётся за саблю. Ропот этот ещё усиливало сознание, что тысячи их братьев «по милости» Москвы скитались по Куме и Кубани – старые донские казаки, преданные казачьей идее, своему народу, ставшие за вольные казачьи права и за старую казачью веру, в которой они родились, крестились и выросли. Приказывать молиться за неведомого им патриарха и московского царя – явления на Дону до того времени небывалые, недальновидные, чисто «московские». Звание казачьего старшины на Дону было пожизненным, без права передачи его потомству. Войсковой Круг, возводя в это звание за личные заслуги, имел право и лишать его за дурное поведение и преступления против войска. Однако теперь стали встречаться случаи, когда старшинское звание давалось некоторым лицам по протекции, без всяких заслуг перед Войском. Такой порядок при старом всенародном Круге был нетерпим, но теперь стал чуть ли не нормой. Казаки, всегда не любившие московские порядки, ханжество и лицемерие бояр, из казачьей гордости не хотели подчиняться приказам Москвы, и те, кто не ушли на Куму, заняли выжидательное положение.

* * *

В числе последних знаменитых казаков-«охотников» почитался донской атаман Иван Матвеевич Краснощёков (около 1672 – убит на войне в 1742), наводивший страх и ужас на Кубани. Черкесы прозвали его Аксак, что значит «Хромой» – от прострела ноги пулей Краснощёков хромал. Существует легенда о поединке охотника Краснощёкова и горского джигита Овчара, который тоже любил «охотиться». Богатыри знали друг друга по молве, а потому желали встретиться и встретились. Краснощёков узнал противника по осанке молодецкой и начал осторожно подбираться к нему, чтобы не упустить «ясного сокола». Близ берега реки, над обрывом, у опушки леса, облокотясь и положив буйную голову на левую руку, распростершись ниц, лежал Овчар перед огоньком. На вид казалось, что он не слышит свиста бури и, греясь у костра, не чувствует холода и ненастья. Горский рыцарь был не новичок в своём ремесле, поэтому он почуял зверя издали, но с места не тронулся. Лежал и смотрел на огонек будто, а на самом деле вкось всё видел и не торопился. Он выжидал, чтобы даром своей винтовки не марать. Краснощёкову предстояло решить трудную, опасную задачу. У него имелось только короткое ружьё, а у врага било далеко. Ему податься назад было бы стыдно, да и удалому казаку это не по нраву. Он подумал, оглянулся и смекнул, как добиться своего. Пригнулся и пополз по густой траве, всё тишком и молчком. Так он приблизился на расстояние своего выстрела. И тут, приникнув к земле, едва успев выставить на посошке в стороне от себя свою шапочку-трухменку (видимо, имевшую складки, что позволяло изменять её форму), как свистнула пуля и пронзила её насквозь. Тогда Аксак встал, подошёл к Овчару и в упор из ружья убил его наповал. Оружие джигита и резвый аргамак (порода этого жеребца долгие годы сохранялась в табунах знатоков под названием овчарской) достались Краснощёкову.

* * *

Османы были обескуражены взятием русскими Азова. Уже в следующем 1697 году в феврале большая армия их вместе с крымцами, ногайцами и горцами стала формироваться на Таманском полуострове для нападения на Дон. Казаки дали знать о том в Москву. Атаман Минаев, ехавший со станицей «за царскими подарками», должен был из Воронежа возвратиться назад.

В мае турецкий флот показался в Азовском море, но был в морском бою частью потоплен, частью размётан казаками. В июле турецкая армия подошла к Азову, но благодаря подоспевшему русскому отряду казаками, после 11-часовой битвы, была рассеяна по степи. Азов и другие крепости – спасены. С этого времени казаки разъездами под Крым и на Кубань постоянно тревожили неприятелей и преграждали им все пути к набегам на русские границы. Не раз они делали морские поиски под Темрюк, Казылташ и крымские берега. Так длилось до 1700 года, когда 3 июня Россией был заключён с Турцией 30-летний мир.

Несмотря на огромную помощь, которую русскому престолу оказывали казаки, возглавляемые промосковской партией старшин, царь проводил чётко антиказачью политику. В рамках её в 1700 году вышел указ, запрещающий казакам вести лесозаготовки не только на Дону, но и по крупным притокам этой реки.

Начиналась великая Северная война России со Швецией. Казакам было предписано на всякие обиды от набегов татар не отвечать набегами, а приносить жалобу азовскому коменданту, который обязан был ходатайствовать у ачуевского паши о возвращении награбленного. Этот приказ поставил казаков в недоумение. Не иметь права мстить за частые набеги и грабежи татар на южные их границы от Цимлянской и Камышинской станиц до Пятиизбянской и Паншинского городка, где стоял русский флот, бывший под Азовом, – это было сверх сил гордых донцов. Кроме того, грамотой от 22 июля 1700 года, адресованной «на Дон, в нижние и верхние юрты атаманом и казаком, войсковому атаману Илье Григорьеву и всему Войску Донскому», царь приказывал свести тем же летом верховых казаков, живших по Хопру, Медведице и по другим рекам, «и поселить их по двум азовским дорогам, одних до Валуйки, а других от Рыбного к Азову, по урочищам и речкам: Кундрючке, Лихой, Северскому Донцу, Каменке, Белой и Чёрной Калитвам, Берёзовой, Тихой и Грязной».

Этот приказ поставил Главную Войску в тупик. Разорённые в 1688 году по приказанию царей казачьи городки по Медведице вновь были густо заселёны выходцами из низовых станиц, противниками сближения с Москвой. Также много возникло городков по Хопру, Бузулуку и другим соседним речкам. Насильственное переселение части казачества по приказанию царя могло вызвать в открытое возмущение. Царь же даже угрожал Войску: «А буде вы, атаманы и казаки, нынешнего лета с Хопра и с Медведицы казаков на вышеописанные две дороги в назначенные урочища не сведёте и не поселите, то по нашему, великого государя, указу те хопёрские и медведицкие казаки поселены будут в иных местах». Войску пришлось подчиниться и часть верховых казаков была сведена на указанные царём речки.

Уже вовсю шла война со шведами и после разгрома под Нарвой Пётр I вспомнил о старых опытных воинах – казаках. Пётр начал перебрасывать их теперь против своего северного противника. В 1701 году на Дону был сформирован первый конный полк, до этого у донцов полковых структур не существовало. Полк этот насчитывал 430 казаков, возглавил его Максим Фролов, сын атамана Фрола Минаева. Впрочем, донские полки оставались временными, они создавались только на время походов и назывались по фамилиям командиров. Полк Фролова, а потом и другие казачьи части были направлены в Лифляндию, в армию Шереметева, состоявшую из дворянской конницы, татар и калмыков. И именно эти войска принесли первые победы в Северной войне, разгромив корпус Шлиппенбаха при Эресфере и Гуммельсгофе. Казаки успешно действовали и в других боях и робости перед шведами не испытывали. Но, возглавляемые «промосковленными» вождями, они не смогли также храбро встать за свои собственные права и интересы на родной земле. В 1696 году донцы помогли царю завоевать Азов, надеясь этим избавиться от мучившей их турецкой вековой занозы. Пётр тотчас переселил туда часть «безработных» служилых казаков. Современник события, историк В. Н. Татищев пишет: «От Симбирска, через Шацкую и Тамбовскую провинции к Дону находилось 15.000 казаков, которые в 1702 году были переведены в Азов, земли же их были розданы знатным господам для заселения».

В 1702 году центральная власть запретила донцам ловить рыбу на Дону близ крепости Азов, на всём протяжении Нижнего и Среднего Дона вплоть до устья реки Северский Донец, а также «на море Азовском и по запольным рекам». Безумие этого указа, грозящего взорвать Дон буквально во всенародном восстании, вскоре стало ясно даже в Петербурге. Указ был не отменён, а, по российскому обычаю, заболтан – обставлен множеством мелких уступок и послаблений. Но общее давление на донское казачество продолжалось. Тяжкие и импульсивные, подчас кровавые реформы, которые Пётр I обрушил на Россию, вызвали невероятно большой исход великорусского населения на казацкие земли. Как пишет современный историк А. С. Козлов, «В донские степи приходили крестьяне и дворовые люди, посадские жители, солдаты и всякие работные люди из южных городов России. На Дону искали спасение от корабельного строенья и рекрутских наборов, от крепостных и городовых работ». Этнические казаки на определённом этапе были заинтересованы в этом приходе на Дон новой рабочей силы. «Новопришлые» люди на протяжении семи лет не могли и думать о приобретении прав «старых», то есть этнических, казаков. Они посылались варить соль на казацких солеварнях, косили траву в интересах казацких семей, их принявших, занимались земледелием, работали на пасеках.

Но царь не хотел примириться с повальным бегством из России на Донец и Дон. Он считал беглецов своими подданными и «работными людьми», в которых всегда чувствовался недостаток. К тому же, к казакам уходили многие русские старообрядцы. На Дону видели в них стойкое пополнение и братьев если не по крови, то по старой вере. Царь требовал их возвращения, а Круги не хотели нарушать древнее обыкновение «С Дона выдачи нет!». Постулат казацкой вольницы «С Дона выдачи нет!» был ценен для этнических казаков не только в материальном, но и в определяющей мере в мировоззренческом аспекте, как подтверждение незыблемости казацкого национального суверенитета. Английский дипломат ХVII века Чарльз Уитворт в своих воспоминаниях отметил: «Всякий крестьянин или невольник, оказавшийся в стране казаков, получал свободу и не мог быть востребован своим хозяином или правительством московитов».

Эта пропозиция – «Дон, суверенитет, свободная воля – Московия, произвол власти, личная кабала» – определяла сознание этнических казаков на протяжении десятков поколений, поэтому любые попытки российской власти вернуть с Дона «беглых холопей» воспринимались в казацкой среде очень остро.

В 1703 году Пётр I послал на Дон стольников Кологривова и Пушкина с целью приведения в гласность всех казачьих городков, поселённых по pекам Хопру, Бузулуку, Медведице, Донцу с его притоками и Дону до Паншинского, и для высылки из тех городков в прежние места всех людей, с жёнами и детьми, которые пришли туда после 1695 года, с наказанием каждого из них «до одного человека» батогами и отсылкой десятого из этих «новоприходов» в Азов на каторгу. Сюда же были включёны и те, которые зашли на Дон хоть и до 1695 года, но не участвовали в походах под Азов. Из тех же казачьих городков, которые заселены по азовским дорогам с 1701 года, выслать всех новопришлых, пришедших туда после этого года. Стольникам приказано отбирать от атаманов и казаков подписки впредь не принимать беглых людей под страхом смерти. Стольники, как в России водится, переусердствовали и стали переписывать и высылать в Россию не только старожилов, но даже родившихся на Дону.

Несмотря на промосковскую Главную Войску, Дон глухо волновался. Это бесцеремонное обращение с донским казачеством и самонадеянность царя заставили задуматься и преданных ему старшин. Спешно снаряжёна была в Москву станица с атаманом Абросимом Савельевым, которому поручено было объяснить боярам, что многие русские люди живут на Дону издавна, что они казакам в их домашнем быту необходимы, и если они не участвовали в Азовских походах, то только потому, что оставались в городках для их защиты. Также поручено было разузнать, за что царь вообще гневается на казаков. Пётр I увидел, что зашёл слишком далеко, что обострять отношения с донским казачеством ещё не время, так как казаки ему в затянувшейся войне со Швецией очень нужны, а потому, обласкав станицу и её атамана Савельева, дал на Дон грамоту с уверением, что никакого гнева его на казаков нет, что верховые городки должны остаться на прежних местах и что перепись людей и городков повелено было произвести только для сведения, сколько их находится на Дону, давно ли они там поселёны и нет ли в них пришлых людей. Однако эта царская грамота не удовлетворила донцов, так как одновременно явились многие другие обстоятельства, оттолкнувшие большинство казачества от Москвы.

Обстоятельства же эти были таковы. В 1698 году по царскому повелению были командированы 2 полка казаков в распоряжение князя Долгорукова для охраны крепостей, отнятых у турок со стороны Днепра. Вся тяжесть последовавших битв с турками и крымцами легла на казаков. Привыкшие подчиняться своим выборным атаманам «и думать заодно с ними свою казачью думу», полки эти были страшно недовольны бесцеремонным с ними обращением спесивого московского боярина и роптали.

На Бахмуте с 1701 года пошли стычки донских казаков с Изюмским слободским полком за соляные варницы, издавна принадлежавшие донцам. Дело не раз доходило до кровавых столкновений. Полковник Изюмского полка Шидловский в 1704 году самовольно разорил один казачий город и все соляные варницы, разломал часовню и забрал всю церковную утварь, а потом наложил на бахмутских казаков за соль пошлины. Захват донской общественной собственности – солеварен – резко сократил доходную часть бюджета Войска. Возникли обоюдные жалобы. Но этого показалось мало: царь в 1705 году издал приказ уничтожить все казачьи городки, построенные казаками по правой (крымской) стороне Донца без его указов и после 1695 года, жителей перевести на левую сторону, а новопришлых выслать на прежние места. В своём житейском обиходе казаки стали терпеть разные притеснения от азовского гарнизона, забравшего в свои руки все рыбные ловли в низовьях Дона, в море и по запольным речкам. Появлявшихся там казаков забирали и связанными препровождали в Азов вместе с рыболовной «посудой» для «допроса и розыска». Также на «верхнем изголовье» Мёртвого Донца азовцами была поставлена застава, через которую казакам воспрещено было провозить в крепость Люток хлебные и другие запасы находившимся там их одностаничникам.

Рыбные тони в гирлах Дона захватили самовольно переселившиеся туда из разных монастырей чернецы. Жалобам казаков в Посольский приказ на эти стеснения не было конца. Споры эти разрешены были царской грамотой, данной 26 февраля 1703 года. Казакам «дозволялось» ловить рыбу в Дону и по запольным речкам «про свой обиход» по-прежнему, «оприч тех вод, которыя отведены на прокормление азовским жителям и зимовым солдатам, а именно: что вверх по Дону до устья Мёртваго Донца на 10 верст, да вниз от города Азова до взморья на 4 версты и на 150 саженей, и в те воды и в рыбныя ловли вам, атаманом и казаком, отнюдь не велеть вступаца и рыбы в них не ловить»…