Х
Опись Планше

Во время визита Рауля в Люксембургский дворец Атос действительно пошел к Планше, чтобы узнать что-нибудь о д’Артаньяне.

Придя на Ломбардскую улицу, граф нашел лавку Планше в большом беспорядке. Но беспорядок происходил не от бойкой продажи или привоза товара. Один приказчик с пером за ухом, другой с записной книжкой в руке записывали массу каких-то цифр, в то время как третий считал и взвешивал.

Увидев, как нескольким покупателям было отказано, Атос подумал, что он, который ничего не собирался покупать, будет еще менее желанным. Поэтому он весьма вежливо обратился к приказчикам с вопросом, не может ли он увидеть господина Планше.

Ему довольно небрежно ответили, что господин Планше сейчас кончает укладываться.

Атос насторожился и спросил:

– Как – кончает укладываться? Разве господин Планше куда-то уезжает?

– Да, сударь, сейчас он уезжает.

– В таком случае, господа, будьте добры доложить, что граф де Ла Фер желает переговорить с ним.

Услышав имя графа де Ла Фера, один из приказчиков, знавший, что здесь это имя весьма почтительно произносят, встал и пошел докладывать Планше.

Именно в этот момент Рауль, после сцены в комнате Монтале, приближался к двери лавочника.

Планше, услышав от своего приказчика о гостях, бросил работу и выбежал к Атосу.

– Ах, господин граф, какая радость! И какая звезда привела вас?

– Милый Планше, – сказал Атос, – мы пришли узнать у вас… Но что за хлопоты? Вы весь белый, как мельник. Куда вы лазили?

– Ах, будьте осторожны, сударь, и не подходите ко мне прежде, чем я как следует не отряхнусь.

– Почему?

– То, что вы видите у меня на руках, это – мышьяк. Я делаю запас для крыс.

– О, в таком заведении, как ваше, крысы доставляют много хлопот.

– Я не об этом заведении забочусь, господин граф.

– Что вы хотите сказать?

– Но ведь вы видели, граф: составляют опись моих товаров.

– Вы бросаете торговлю?

– Ну да, я уступаю заведение одному из моих приказчиков.

– Вот как! Значит, вы достаточно разбогатели?

– Сударь, мне опротивел город. Может быть, потому, что я старею, а как говорил однажды господин д’Артаньян, когда стареешь, чаще думаешь о своей юности; но с некоторых пор я чувствую влечение к деревне и садоводству. Я ведь когда-то был крестьянином.

Атос сделал одобрительный жест и сказал:

– Вы покупаете землю?

– Я уже купил, сударь, домик в Фонтенбло, с несколькими арпанами земли по соседству.

– Очень хорошо, Планше, поздравляю вас.

– Но здесь нам неудобно беседовать; вот вы кашляете от моей проклятой пыли. Черт возьми, я совсем не хочу отравить самого достойнейшего дворянина во всем королевстве.

Но Атос не улыбнулся этой шутке, которую Планше пустил, чтобы выказать светскую непринужденность.

– Да, – сказал граф, – поговорим где-нибудь в стороне. У вас, например. Ведь у вас есть тут квартира, не правда ли?

– Конечно, господин граф.

– Наверху?

И Атос, видя, что Планше стесняется, прошел первым.

– Дело в том… – начал смущенно Планше.

Атос не понял значения этого смущения и, идя вперед, проговорил:

– Ничего, Планше! Квартира торговца в этой части города не может быть дворцом. Пойдемте.

Рауль быстро опередил его и вошел.

И тут раздалось одновременно два, даже три крика. Громче всех был женский крик. Второй вырвался из уст Рауля. Вскрикнув, он мгновенно закрыл дверь. Третий крик был криком ужаса Планше.

– Простите, – сказал он, – госпожа одевается.

Рауль, несомненно, убедился, что Планше говорил правду, так как он сделал шаг вниз по лестнице.

– Госпожа?.. – спросил Атос. – Ах, простите, милый мой, но я не знал, что у вас там наверху…

– Это Трюшен, – добавил покрасневший Планше.

– Кто бы это ни был, Планше, простите нашу нескромность.

– Прошу вас, входите, господа, уже можно.

– Нет, мы не войдем, – сказал Атос.

– О, если б она была предупреждена, она бы успела…

– Нет, Планше, прощайте!

– Но вы же не захотите меня обидеть, господа, оставаясь на лестнице и уходя от меня, так и не присев?

– Если б мы знали, что у вас там наверху дама, – отвечал Атос со своим обычным хладнокровием, – мы бы попросили у вас позволения с ней поздороваться.

Планше так смутился, что быстро распахнул дверь, чтобы впустить графа и его сына.

Трюшен была совсем одета. У нее был вид богатой и кокетливой купчихи и лукавые немецкие глаза. После двух реверансов она вышла и спустилась в лавку.

Планше очень хотелось все объяснить, и, несмотря на то, что Атос всячески избегал этого, он рассказал, что Трюшен – радость его зрелых годов и что она принесла ему счастье в делах, как Руфь Воозу^[3].

– Теперь вам не хватает только наследников вашего благополучия, – сказал Атос.

– Если у меня будет наследник, он получит триста тысяч ливров.

Атос понял, что лавочник женится на Трюшен и будет иметь потомство. Это показалось ему тем более вероятным, когда он узнал, что приказчик, которому Планше продал свою лавку, приходился родственником Трюшен. Граф вспомнил, что это был краснощекий, курчавый и широкоплечий малый. Итак, Атос понял все и потому без всякого перехода спросил:

– Что поделывает господин д’Артаньян? В Лувре его нет.

– Но, господин граф, господин д’Артаньян исчез.

– Исчез? – удивился Атос.

– О, мы знаем, что это значит!

– Но я этого не знаю.

– Когда господин д’Артаньян исчезает, это всегда бывает ради какого-нибудь дела или поручения.

– Он сам с вами об этом говорил?

– Никогда.

– Однако вы знали заранее о его поездке в Англию?

– Из-за спекуляций, – неосторожно сказал Планше.

– Спекуляций?

– Я хочу сказать… – перебил смущенный Планше.

– Хорошо, хорошо, ни ваши дела, ни дела нашего друга нас не касаются; мы вас расспрашивали только из дружбы к нему. Но раз здесь нет капитана мушкетеров и раз мы ничего не можем узнать от вас относительно того, где увидеть господина д’Артаньяна, то мы с вами простимся. До свидания, Планше, до свидания! Едем, Рауль!

– Господин граф, я хотел бы вам сказать… Думаю, нет ничего нескромного в том, если скажу вам, что господин д’Артаньян был здесь на днях…

– А, вот как!

– И он несколько часов разглядывал географическую карту. Вот эта карта как доказательство, можете взглянуть, – добавил Планше.

И он действительно принес графу де Ла Феру карту Франции, на которой опытный глаз Атоса различил маршрут, наколотый тонкими булавками; там, где отсутствовала булавка, вехой и доказательством служила оставленная ею дырочка.

Проследив глазами за булавками и дырочками, Атос увидел, что д’Артаньян отправился на юг по направлению к Средиземному морю и Тулону. Около Канн отметки обрывались. Граф де Ла Фер несколько минут ломал себе голову, стараясь догадаться, зачем мушкетеру понадобилось ехать в Канны. Но размышления Атоса ничего не дали, и его обычная проницательность ему изменила. Рауль также ничего не разгадал, как и его отец.

– Что же делать? – спросил он у графа, который молча пальцем прочертил ему путь д’Артаньяна. – Как будто какой-то рок всегда сближает нашу судьбу с судьбой господина д’Артаньяна. Вот он возле Канн, а вы, граф, провожаете меня до Тулона. Будьте уверены, мы легче найдем его на нашем пути, чем на этой карте.

Затем, попрощавшись с Планше, который распекал своих приказчиков и даже своего преемника, родственника Трюшен, граф отправился с сыном к герцогу де Бофору.

Выйдя из лавки, они увидели фуру, на которой должны были поместиться прелестная Трюшен и мешки с золотом Планше.

– Каждый идет к счастью той дорогой, которую он себе выбрал, – промолвил Рауль.

– В Фонтенбло! – крикнул Планше своему кучеру.

XI
Опись господина де Бофора

Разговор с Планше о д’Артаньяне и отъезд Планше из Парижа в деревню были для Атоса и его сына как бы прощанием со всем столичным шумом и со всей их прежней жизнью. Что оставляли за собой эти люди? Один исчерпал всю славу прошлого века, другой – все страдание нового времени. Очевидно, им больше нечего было требовать у своих современников.

Оставалось только нанести визит герцогу де Бофору и уточнить условия отъезда.

Герцог жил в Париже с тем великолепием и пышностью, которые напоминали некоторым старикам расточительное время Генриха III.

В те времена некоторые вельможи были богаче самого короля. Они это знали и не отказывали себе в удовольствии немножко унизить этим его королевское величество. Это была та эгоистичная аристократия, которую Ришелье принудил платить дань своей кровью, деньгами и поклонами. Короче, он принудил ее к королевской службе.

От Людовика XI, страшного косаря великих мира, до Ришелье – сколько семейств снова подняли голову! И столько от Ришелье до Людовика XIV склонили головы, чтобы больше никогда их не подымать! Но герцог де Бофор родился принцем, и в его жилах текла такая кровь, которая проливается на эшафоте только по приговору народа.

Будучи принцем, он сохранил привычку жить в роскоши. Как оплачивал он расходы на лошадей, слуг и стол? Никто этого не знал, а он еще меньше, чем другие. Просто в те времена королевские сыновья имели ту привилегию, что никто никогда не отказывал им в деньгах, одни – из почтительности и преданности, другие – твердо веруя в то, что когда-нибудь им будет заплачено.

Конец ознакомительного фрагмента.