Отзывы на книги автора «Александр Чудаков»

Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он,
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом.
И как я, с ним, навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И скольких нет теперь в живых,
Тогда весёлых, молодых!
И крепок их могильный сон,
Не слышен им вечерний звон!

русская народная песня

Как найти определение этой книге, которая отлично маскируется под семейную сагу, но в ней нет линейного повествования, при этом на всем повествовании присутствуют сквозные герои и историю семьи Саввиных- Стремоуховых можно отлично проследить на протяжении не одного десятка лет, от революции, гражданской войны до известного XX партсъезда КПСС, на котором был разоблачён культ личности и далее, продвигаясь вглубь двадцатого века вместе с главным героями....?

Во время чтения оказывается, что повествование ведется попеременно то от первого, то от третьего лица, но выяснив и приняв данное обстоятельство, ты просто продолжаешь дальше погружаться в историю семьи, а вместе с ней в историю страны, поколений, людских судеб и характеров.

Роман - еще одна зарисовка на тему драматичных и трагичных лет первой половины прошлого века в истории большой страны, но при этом насколько он выгодно отличается от большинства современной прозы, поднимающих те-же волнующие важные вопросы.

Здесь абсолютно отсутствует морализаторство и обличение, но есть желание рассказать о людях, наверное, другой породы, сумевших не только выжить в страшных условиях, но и сохранить в себе веру, любовь к жизни, все то светлое и хорошее, что есть в человеке.
При этом автор не идеализирует своих героев, не стремится показать их лучше, чем они есть, все они живые , но какие-то настоящие, цельные, которых слушаешь, к которым хочется прислушаться.

Казалось бы, книга о тяжелом времени, но она полна юмора и отличного жизнеутверждающего начала, светлой грусти о тех, кто ушел навсегда, о невозвратимости времени и близких, но без обречённости и обилия чёрных красок, о преемственности поколений и жизненных ценностях, где семья одна из главных в этом.
Автор отлично балансирует на грани, рисуя многообразие жизни во всей цветовой палитре. Текст плавно течет от одного к другому, позволяя ещё раз окунуться в ту эпоху, находя во многом созвучие, а там, где оно отсутствует - повод к мысленному диалогу: с автором, с героями, с другими читателями романа.

Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он,
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом.
И как я, с ним, навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И скольких нет теперь в живых,
Тогда весёлых, молодых!
И крепок их могильный сон,
Не слышен им вечерний звон!

русская народная песня

Как найти определение этой книге, которая отлично маскируется под семейную сагу, но в ней нет линейного повествования, при этом на всем повествовании присутствуют сквозные герои и историю семьи Саввиных- Стремоуховых можно отлично проследить на протяжении не одного десятка лет, от революции, гражданской войны до известного XX партсъезда КПСС, на котором был разоблачён культ личности и далее, продвигаясь вглубь двадцатого века вместе с главным героями....?

Во время чтения оказывается, что повествование ведется попеременно то от первого, то от третьего лица, но выяснив и приняв данное обстоятельство, ты просто продолжаешь дальше погружаться в историю семьи, а вместе с ней в историю страны, поколений, людских судеб и характеров.

Роман - еще одна зарисовка на тему драматичных и трагичных лет первой половины прошлого века в истории большой страны, но при этом насколько он выгодно отличается от большинства современной прозы, поднимающих те-же волнующие важные вопросы.

Здесь абсолютно отсутствует морализаторство и обличение, но есть желание рассказать о людях, наверное, другой породы, сумевших не только выжить в страшных условиях, но и сохранить в себе веру, любовь к жизни, все то светлое и хорошее, что есть в человеке.
При этом автор не идеализирует своих героев, не стремится показать их лучше, чем они есть, все они живые , но какие-то настоящие, цельные, которых слушаешь, к которым хочется прислушаться.

Казалось бы, книга о тяжелом времени, но она полна юмора и отличного жизнеутверждающего начала, светлой грусти о тех, кто ушел навсегда, о невозвратимости времени и близких, но без обречённости и обилия чёрных красок, о преемственности поколений и жизненных ценностях, где семья одна из главных в этом.
Автор отлично балансирует на грани, рисуя многообразие жизни во всей цветовой палитре. Текст плавно течет от одного к другому, позволяя ещё раз окунуться в ту эпоху, находя во многом созвучие, а там, где оно отсутствует - повод к мысленному диалогу: с автором, с героями, с другими читателями романа.

Какое же наслаждение читать вот такие книги!
Рассказ человека о детстве в небольшом городе ссыльных Чебачинске, о людях, которые его окружали и в первую очередь о деде — воистину незаурядном человеке, большом труженике и талантливом учителе. Чего только стоили слова о том, что дед готов был учить всех и терпеливо повторять одно и то же, но абсолютно не терпел ленности ума. Если видел, что ребёнок не любопытен, ему неинтересно то, о чем ему рассказывают — всё! Замолкал и больше с таким учеником не занимался. Распространялось это и на внуков. Хочешь учиться — милости просим, нет — никто упрашивать не будет.
А бабушка героя? Это же просто что-то невероятное! В таких условиях она умудрялась не только обстирывать всю огромную семью, но ещё и крахмалить белье, готовить какие-то невообразимые блюда и есть не просто с помощью ножа и вилки, а используя во время обеда аж девять (!) приборов.
А какие разные люди жили в Чебачинске. Тут и высланные академики и преподаватели ведущих ВУЗов страны. Многие из них вели уроки в школах городка. Повезло ребятам (правда, не все это понимали и оценивали!). И депортированные чеченцы, и поволжские немцы. И семьи врагов народа. А во время войны ещё и эвакуированные из разных городов.
Разные были люди. И лентяи, и нечистые на руку, и наглецы-прилипалы. Но были и совершенно другие — необычайные умницы и светлые головы.
Прекрасный роман-воспоминание. Не зря литературную премию получил!

Какое же наслаждение читать вот такие книги!
Рассказ человека о детстве в небольшом городе ссыльных Чебачинске, о людях, которые его окружали и в первую очередь о деде — воистину незаурядном человеке, большом труженике и талантливом учителе. Чего только стоили слова о том, что дед готов был учить всех и терпеливо повторять одно и то же, но абсолютно не терпел ленности ума. Если видел, что ребёнок не любопытен, ему неинтересно то, о чем ему рассказывают — всё! Замолкал и больше с таким учеником не занимался. Распространялось это и на внуков. Хочешь учиться — милости просим, нет — никто упрашивать не будет.
А бабушка героя? Это же просто что-то невероятное! В таких условиях она умудрялась не только обстирывать всю огромную семью, но ещё и крахмалить белье, готовить какие-то невообразимые блюда и есть не просто с помощью ножа и вилки, а используя во время обеда аж девять (!) приборов.
А какие разные люди жили в Чебачинске. Тут и высланные академики и преподаватели ведущих ВУЗов страны. Многие из них вели уроки в школах городка. Повезло ребятам (правда, не все это понимали и оценивали!). И депортированные чеченцы, и поволжские немцы. И семьи врагов народа. А во время войны ещё и эвакуированные из разных городов.
Разные были люди. И лентяи, и нечистые на руку, и наглецы-прилипалы. Но были и совершенно другие — необычайные умницы и светлые головы.
Прекрасный роман-воспоминание. Не зря литературную премию получил!

Какое же наслаждение читать вот такие книги!
Рассказ человека о детстве в небольшом городе ссыльных Чебачинске, о людях, которые его окружали и в первую очередь о деде — воистину незаурядном человеке, большом труженике и талантливом учителе. Чего только стоили слова о том, что дед готов был учить всех и терпеливо повторять одно и то же, но абсолютно не терпел ленности ума. Если видел, что ребёнок не любопытен, ему неинтересно то, о чем ему рассказывают — всё! Замолкал и больше с таким учеником не занимался. Распространялось это и на внуков. Хочешь учиться — милости просим, нет — никто упрашивать не будет.
А бабушка героя? Это же просто что-то невероятное! В таких условиях она умудрялась не только обстирывать всю огромную семью, но ещё и крахмалить белье, готовить какие-то невообразимые блюда и есть не просто с помощью ножа и вилки, а используя во время обеда аж девять (!) приборов.
А какие разные люди жили в Чебачинске. Тут и высланные академики и преподаватели ведущих ВУЗов страны. Многие из них вели уроки в школах городка. Повезло ребятам (правда, не все это понимали и оценивали!). И депортированные чеченцы, и поволжские немцы. И семьи врагов народа. А во время войны ещё и эвакуированные из разных городов.
Разные были люди. И лентяи, и нечистые на руку, и наглецы-прилипалы. Но были и совершенно другие — необычайные умницы и светлые головы.
Прекрасный роман-воспоминание. Не зря литературную премию получил!

Один из главных вопросов, встающих при описании всякой повествовательной системы, – как соотносится оценка, выраженная в слове повествователя, с позицией автора, то есть с позицией, которая «выводится» из всего произведения.

Прекрасное, интересное, тщательное, умное, подробное исследование любимого, такого с детства любимого, такого навсегда любимого Чехова, от автора замечательного романа "Ложится мгла на старые ступени".

Вернее, наоборот, это сначала Чудаков филолог, литературовед, исследователь Чехова и историк литературы, а уже потом стал автором прекрасного романа-идиллии.

Это научная работа, настоящее исследование со статистическими выкладками и другими подробностями, сравнительным анализом, теориями и, опять же, подробнейшим анализом текстов. Чтоб читать такое от корки до корки нужно время, терпение и большая любовь к предмету.

Но терпение и время вознаграждаются сторицей, потому что это так восхитительно интересно, и узнаешь о любимом авторе еще что-то, открываешь неведомое в, казалось бы, наизусть знакомом, и еще чуть-чуть лучше понимаешь что-то в русской литературе, этой любви на всю жизнь.

Достоевский, хотевший дотянуться, как сказал поэт, «до дна простуженной души», Толстой в своем исследовании закона человеческих чувствований стремились дойти до последнего предела. Чехов останавливается у некоей черты. За ней, быть может, и лежит то главное, которое объяснит все. Но туда он не считает возможным вступить. В чеховской художественной концепции человека этот последний, глубинный пласт сознания (или подсознания?) – «черный ящик».

Короткая биография Чехова, написанная для школьников трагически погибшим литературоведом и писателем Чудаковым. То спокойное, вдумчивое внимание, которое удалось почувствовать читателям его большой книги "Ложиться мгла на старые ступени", проявляется и здесь. "Чехов" был написан в конце 80-х: в отличие от поздних биографов, Чудакову, по-видимому, не было доступно огромное количество писем Чехова членам семьи и друзьям (как Рейфилду), не являлся он и драматургом (как писавший о Чехове Матей Вишнек). Чудаков говорит изнутри советской филологической традиции и сглаживает многие контрасты, которые так поражают при знакомстве с жизнью и творчеством Чехова: вежливый и "цивилизованный", Чехов постоянно рвётся к природе, чувствует и понимает её, скромный в быту - амбициозный и пафосный в разговорах и переписке, гуманист, много думающий о нравственности и философии, а в личной жизни являет пример редкой даже для московской богемы распущенности (хотя такое едва ли возможно написать школьникам), и т.д. Ценны в книге наблюдения филолога, явно пришедшие из написанной раньше (и теперь практически недоступной) "Поэтики Чехова": о специфических приёмах в рассказах, об отличиях от современников, о психологизме и мире вещей - и везде речь учёного у Чудакова отлита в прекрасную прозу.
Обратите внимание на обложку. Привычный портрет Чехова из школьного учебника выглядит так: конец 90-х годов, пенсне, "чеховская" бородка, прямой взгляд. Здесь сознательно выбрали молодого Чехова 80-х: красивый юноша вполоборота, уже уничтожаемый болезнью. В этом - хамелеонство Чехова, его оборотничество - личный этос, выкованный под давлением внутреннего/внешнего.

Читая книгу Дональда Рейфилда о Чехове, я наткнулся в рецензиях на упоминание книги Александра Чудакова об Антоне Павловиче. Начал читать – и будто из клозета перенёсся в цветущий сад. Да Чудаков на голову выше Рейфилда! А может, и на целый корпус. Перехваленный британец демонстрирует мышление на уровне гениталий и заднего прохода (почитайте сами – убедитесь). Однако сколько охов и ахов вокруг его книги! А о великолепной, умной, одухотворённой книге Чудакова на LiveLib – всего один отзыв (теперь, слава Богу, два). Что ж, мышление и духовность не у дел в современной России, демонстрирующей упадок ума (при том, что страна компьютеризирована) и души (при том, что везде открыты храмы Божии). Главное отличие сравнительно тонкой книги Чудакова от толстенного гроссбуха Рейфилда – то, что в исследовании Александра Павловича (у него и отчество, как у Чехова) ощущается присутствие духа, возвышающего человека над косной материей. Того самого духа, который и сделал Чехова великим писателем. Хотя формально Антон Павлович был не шибко верующим.
Книга Чудакова – не просто умная, она учит думать, это прямо-таки учебник литературоведческого мышления. Например, можно ли целиком доверять воспоминаниям Александра Чехова, старшего брата писателя, об их жизни в доме отца? Автор показывает духовную эволюцию писателя: начиная с желания молодого Антона стать богатым мещанином - в социальном смысле этого слова (кстати, это характерная черта и нашего времени) до неприятия мещанского существования. «Тяжесть такого быта – в утомительном однообразии, бессмысленной повторяемости домашних дел, которые на другой день в том же количестве набегают снова, в их отупляющей нескончаемости, что особенно тяжко для юного сознания, которое заполняется этим целиком. Но не только для юного – потом Чехов покажет, как при постоянном контакте с недуховным, при отсутствии внутреннего сопротивления человек погружается в «бытовое» полностью, как мир духовный целиком замещается миром вещно-бытовым». Насколько современно звучит эта мысль для нынешнего общества, погрязшего в вещизме!
Чудаков тонко вышивает ткань повествования. Вот он описывает вещи в таганрогской лавке: казалось бы, скучная тема, но всё сделано настолько мастерски, что возникает зрительный образ. И вдруг – о чудо – звучит голос приказчика из рассказа «Полинька». Или другой пример: до чего талантливо подан протоиерей Покровский – учитель Чехова в гимназии! И прямо от него протянут мостик к церковнославянизмам Чехова. Ещё один колоритный момент: Чехов плавает рядом с плывущим пароходом в Индийском океане, прыгая с носа корабля и хватаясь потом за кормовой канат. Прямо спортсмен – моё почтение! У Рейфилда же Чехов ныряет только в детстве, а потом гуляет по набережной Ялты едва ли не в стиле Беликова – «человека в футляре». Вообще Чудаков приводит интереснейшие факты, которых нет в унылой биографии кисти (весьма слабой кисти) Рейфилда. Хотя тот сделал вроде бы подробнейшее жизнеописание Чехова.
Я читал беседу с Рейфилдом на радио «Свобода» – и постоянно вспоминал словосочетание «низкопоклонство перед Западом». Ещё Грибоедов писал: «Дверь отперта для званых и незваных, особенно из иностранных». Вывод неутешительный: мы не ценим своего, даже когда оно лучше, чем заграничное. Рейфилд в биографии Чехова обыгрывает тему нужника. А Чудаков – получается, ненужный: в прямом и переносном смысле. Лишний человек, умная ненужность!