Глава девятая (наши дни)

…«Vorbereitet, vorbereitet und vorbereitet!» означает не только «Готовиться, готовиться и готовиться!». Ещё это означает и подготовку к худшему. В нашем случае – к тому, что подозреваемых окажется значительно больше одного, и ни один не потянет на стопроцентного. Но даже в таких, совершенно «не творческих» условиях, готовиться – это не сидеть, сложа руки. Разве что, напротив подозреваемого, сложив руки на его плечах. И пусть говорят, что «лицом к лицу лица не разглядеть». Ещё, как разглядеть! Если, конечно, функционировать в режиме: «В глаза мне, в глаза!»…

…Девица первой стояла на очереди – а, значит, и первой же была «запущена в производство». Работу с ней я поручил «Важняку»: «Новичок», по молодости лет, ещё не был готов к рандеву лицом к лицу с «асами диванного труда». Точнее, глазами – к сиськам. Пока ещё он не мог противостоять декольтированной высокой груди, юбке, едва прикрывающей трусики, а, главное: наглому призывному взгляду. Это отнюдь не свидетельствовало о его «профнепригодности» или моральной неустойчивости: мальчик он был «честных правил». Но на равных бороться с чарами искушённой в постели бабы он ещё не мог. Здесь требовался человек с аналогичным опытом «с другого фланга». Желательно, профессиональный циник. А таким, помимо меня, «на балансе прокуратуры состоял» один только «Важняк».

Первый допрос я удостоил личным посещением: хотелось получить стартовое впечатление «с натуры», а не «в копии». Ведь первое впечатление – не всегда обманчивое. И неважно, что первых впечатлений имелось уже несколько «штук». Те впечатления были «тренировочного», даже «разминочного» характера. А первому в процессуальном отношении ещё только предстояло родиться.

Девица с ходу начала оправдывать все наши ожидания. Все, без исключения. Первым делом она поняла тщетность попыток соорудить из длинных ног и высокой груди смягчающие обстоятельства. И правильно: «Важняк» прошёл испытание ногами и сиськами, куда более высокопоставленными. Поэтому девица сразу же заняла «процессуальную позицию»: глазами не в сторону дивана, а в сторону УПК.

– Я не знаю, чем я ещё могу помочь следствию.

«Чистосердечное признание» тут же было оформлено экономным жестом из разведённых рук.

– Я сказала всё.

– … что сочли нужным сказать.

«Важняк» даже не улыбнулся: когда требовалось для дела, он даже скалу мог заставить позеленеть от зависти к личной монументальности.

– А мне нужно всё!

Восклицательный знак в конце предложения громыхнул подстать кулаку по столу. Эффект… «возымел себя»: девица вздрогнула.

– Я не понимаю Вас…

– А я не понимаю Вас! – «добавил камня в лицо» «Важняк». – Вы, что: хотите, чтобы я предъявил Вам обвинение в убийстве?

Следовательский «кросс» «Важняка» сработал не хуже боксёрского: девица пошатнулась, даже сидя на стуле. Именно по этой причине она не сподобилась на полноценный ответ: лишь помотала головой.

– Тогда я могу предложить обвинение в соучастии!

На этот раз секретарша подключила к изумлению отвешенную челюсть. Хотя, принимая во внимание незначительное количество серого вещества, состоящего на балансе девицы, челюсть, скорее всего, отвисла самостоятельно.

– Есть и третий вариант, – продолжил окаменевать лицом «Важняк». – Вы идёте за укрывательство и недонесение. Идёт?

В смысле: идёте?

Девица, наконец, проглотила комок в горле.

– За что?!

– Ну, я же сказал: за недонесение и укрывательство.

– За что?!

Глаза секретарши распахнулись по максимуму – и «Важняк», наконец, счёл возможным расслышать комбинацию из двух знаков.

– Ах, в этом смысле? Так ведь Вы не оставляете мне выбора. Вы сами воздвигли «указательный знак на развилке»: «направо поехать – коня потерять, налево поехать – казну потерять, прямо поехать…»… Вот! Вы же до сих пор не сказали ни слова правды! И что я могу Вам предложить? Лишь то, что… могу. Точнее: лишь то, что Вы сами предложили мне… предложить Вам.

Реакция оказалась плановой: секретарша зашлась в слезах. «Важняк» – «бестактный человек»! – как заправский садист, принялся с энтузиазмом любоваться страданиями молодой женщины. Он не предложил ей не то, что платка: стакана воды! Минут пять я терпеливо ждал от него проявления мужского благородства – так и не дождался!

Видимо, осознав, что сочувствия в этом кабинете не добиться так же, как и взаимности, девица отставила и это бесполезное занятие.

– Чего Вы хотите?

– Я хочу, чтобы Вы помогли себе!

В этом месте мы с «Важняком» хмыкнули в унисон. Только я сделал это вслух, а он – в глубине души. Увы, приём нельзя было назвать даже избитым – как затасканный. Но девице было не до стилистических тонкостей: она пыталась расшифровать призыв.

– Я Вас не понимаю…

Ответ её не блистал оригинальностью, но подвижки были налицо… на лице.

– Зачем Вы вернулись в прокуратуру?

– Когда?

– В вечер убийства?

Руки секретарши немедленно взмыли вверх и завибрировали одновременно с голосом.

– Я не возвращалась!

– Ложь! – «приятно» улыбнулся «Важняк». – Камера наблюдения зафиксировала не только факт Вашего возвращения, но и время. Случилось это в восемнадцать часов сорок минут. Почему Вы вернулись именно в это время?

– Я не возвращалась!

Странно, но состояние девицы мне показалось близким к истерике, а её слова – к правде. Мозгов на качественную игру, да ещё «на чужом поле», у неё не хватало «по определению», но звучала она весьма правдоподобно. Даже правдиво. А это могло означать лишь одно: её слова были правдой. Хотя бы, в какой-то части.

– А когда Вы вернулись? – подключился я, тоже

«с максимальным дружелюбием» в голосе и во взгляде.

– Я не возвращалась!

Девица уже не могла сдержать слёз. Плакала она тоже убедительно: у меня на такие дела глаз намётанный. Положение становилось любопытным. И не её положение: наше с «Важняком» Одно дело – секретарша плюс остальные улики. И совсем другое – остальные улики минус секретарша.

Я немедленно озадачился взглядом, и вместе с ним покосился

на «Важняка». Тот отреагировал моментально: повернулся к сейфу и повернул ключ в замке.

– Не хотите по-плохому – по-хорошему будет ещё хуже!

С этими словами он вставил компакт-диск в проигрыватель.

– Смотрите и не говорите, что не видели!

Секретарша утёрла распухший уже нос платком и повернулась к экрану, на котором «человек, похожий на заведующую приёмной областной прокуратуры», входил в двери означенной прокуратуры. Таймер в углу кадра показывал восемнадцать часов сорок минут.

– Ну, что Вы теперь скажете?

Для начала девица не могла сказать ничего: она была изумлена. Даже потрясена. И потрясение её было каким-то «неправильным»: она явно потрясалась не фактом разоблачения, а наличием того, чего быть не могло, но было. Я «не первый год замужем», и понимал толк в подобных делах. Девица была «не из ЦРУ» – тутошняя, и подобная нестыковка, если не потрясала, то заставляла хотя бы задуматься о самой себе и причинах. И заставляла не «вообще» – уже конкретно меня.

– Это не я…

– Как это не Вы?!

«Важняк» даже «вскипел от негодования», правда, чересчур

старательно.

– Шуба Ваша?

Девица ещё раз припала к экрану.

– Шуба, кажется, моя, но…

– Капюшон Ваш? – не давал опомниться «Важняк». Секретарша растерянно пожала плечами.

– Вроде, мой…

– Сумочка Ваша?

– Они все похожие…

– Хорошо!

«Важняк» и не подумал терять терпение: рано, да «и не таких раскалывали!».

– Рост Ваш? Фигура Ваша?

Я не стал вмешиваться, хотя вопрос насчёт фигуры был явно «не того»: какая фигура – в шубе?! Да и всё остальное сильно напоминало сценку в фотоателье из фильма пятидесятых годов: «Пиджак Ваш? – Пиджак мой, а лицо не моё!».

– Может, Вы хотите заявить о том, что эта запись – подделка? Заявите! А я на это Ваше заявление… нет, не «начхал», не «плевать хотел» и даже не «положил»!

Энергично блестя глазами: весь – в творчестве! – «Важняк» извлёк «из колоды очередного туза».

– Извольте ознакомиться с заключением экспертизы!

А, вот этим моментом я заинтересовался всерьёз. Что это: тактический ход под «черновик акта» – или «Важняк» и в самом деле сподобился? В итоге, над актом мы с секретаршей склонился почти «в унисон». К моему приятному удивлению, акт оказался подлинным. И когда они только успели – и акт – «оказаться подлинным», и «Важняк» – «подать к обеденному столу»?!

Склонившись над документом, секретарша задрожала пальцами и губами. «Важняк» терпеливо дожидался финала. Наконец, девица подняла на него потрясённый взгляд.

– Не может быть…

– Может, и не может, но есть!

«Важняк» раздулся от удовольствия, вернул диск сейфу, акт делу, и оперативно «сдулся».

– Ну, что: будем говорить правду?

– …

Секретарша не играла: она ещё честно не успела отойти от потрясения.

– Правду будем говорить? – «интеллигентно» продублировал «Важняк».

– Какую? – почти неслышно прошелестела губами девица.

– Единственную!

Я усмехнулся: не допрос из жизни, а прямо «Мёртвый сезон»: «Кто с тобой работает, говори?». На худой конец – «Место встречи…»: «Правду мы, выходит, говорить не захотели…».

– Чего Вы от меня хотите?

Девица вновь изготовилась к слезам, только на этот раз «Важняк» не выдержал линии.

– Во всяком случае, не любви! – нагло ухмыльнулся он. – Я не Остап Бендер, а Вы не Корейко. Поэтому я не хочу, чтобы Вы меня полюбили. Меня вполне устроят Ваши чистосердечные признания.

– В чём?! – тоже не выдержала линии секретарша: почти сорвалась на крик.

– В том, как совместно с другими, пока не установленными лицами, Вы осуществили акцию по переводу господина прокурора с этого света на «тот». Меня интересует, кто были второй, третий… ну, и так далее?

Девица уронила голову.

– Не было ни второго, ни третьего, ни «и так далее»…

– Вы хотите сказать, что в одиночку засунули этого кабана в петлю?!

Под грузом ухмылки лицо «Важняка» разъехалось в стороны.

– Не верю! Ну, вот, не верю! И не как Станиславский и даже не как Паниковский: как старший следователь по особо важным делам! Как хотите, не верю!

– И правильно делаете…

– Вот и Вы правильно сделайте! – тут же ухватился «Важняк». – Назовите мне тех, кто был с Вами?

Секретарша обречённо покачала головой.

– Это – бред, какой-то…

– Нет, это – правда!

«Важняка» прозвучал «гибридом» из осуждения и сочувствия.

– Вот это – правда!

Он постучал по сейфу.

– Вот это!

Теперь уже досталось папке с делом.

– А есть и другое!

Папка ещё раз поделилась содержимым – и «Важняк» помахал в воздухе сдвоенным листом.

– Значит, Вы утверждаете, что в тот вечер не возвращались в прокуратуру?

Секретарша не уловила многообещающего подтекста в голосе следователя и молча покачала головой.

– Может, и прокурору Вы не угрожали?

Теперь не понять следователя, «вышедшего открытым текстом», нельзя было и при желании, и девица встрепенулась. Правда, на окончательное постижение несколько секунд, всё же, ушло.

– А-а-а: в приёмной слышали?.. Ладно: этого я не отрицаю. Было: мы действительно ругались. Он поменял меня на молоденькую сучку, ну и…

– И Вы потребовали сатисфакции?

Девица честно округлила глаза.

– Ну, возмещения убытков, – «перевёл» уже я: «Важняк» был занят уничижением «объекта».

– Не возмещения, – нахмурилась секретарша, – а обещания.

– Скажите ещё, что он обещал на Вас жениться!

«Важняк» хохотнул: совсем отошёл от линии. Но девица не смутилась.

– Не скажу: на хрен мне такой муж… Он мне квартиру обещал… как это…

– … отписать.

Я вновь «помог нуждающимся».

– Да! Только «разговор по душам» был не в день убийства, а накануне.

– А согласно показаниям свидетелей…

– Хорошо, – уронила голову секретарша. – В день убийства мы тоже поговорили… на повышенных тонах…

«Важняк» решительно заскрипел креслом: разговор, уходивший в сторону – и совсем не в ту, куда он хотел увести его – возвращался «в русло».

– Итак, возвращаемся «к нашим баранам»!

– К нашему барану, – неожиданно поправила секретарша.

– Идёт! – хохотнул «Важняк». – Значит, Вы признаёте, что в день убийства грозили шефу «белыми тапками» и «Магаданом»?

– Ну, не всерьёз же!

Девица почти возмутилась.

– Это… как его… её?

– Фигура речи – мягко «а ля крокодил» – улыбнулся я. – Это, если «её». А, если «его», то стилистический оборот или образное выражение.

– Вот-вот: выражение! – «почти обещалась мне» благодарная девица. – Потому что все так говорят!

– Но не все так делают!

«Важняк» решительно «завернул» девицу «в канву».

И не воздать за это должное было нельзя: парень всё сделал мастерски.

– В последний раз спрашиваю: в вечер убийства возвращались Вы в прокуратуру, или нет?

– Нет.

– А коньяк с прокурором?

– Что?

– Пили или нет – «что»?

– Когда?

– Вечером?

– Нет.

– А днём?

– Нет.

– А зачем тогда «сортируете»? – «полыхнул» «Важняк».

Девица промолчала. Но я не стал бы делать многозначительных выводов ни её молчания, ни из её вопроса. Ответ был на поверхности: дефицит мозгов. Только «Важняк», похоже, и не собирался делать выводы: он уже сделал – один. А сейчас он хотел сделать этот «один вывод» общим. Их с секретаршей общим.

– Значит, не пили?

Дружелюбия в улыбке «Важняка» было слишком для того, чтобы… принять это за дружелюбие. «Слишком» не только для меня – и для девицы тоже.

– Нет, не пили.

– Читайте!

Уже наполовину изменив актёру в себе, «Важняк» бросил на стол перед девицей прошитые стиплером листы бумаги. Одного, даже не профессионального, взгляда на них хватало, чтобы понять: это – акт дактилоскопической экспертизы. Доказательством тому являлись стандартный бланк, фототаблица, наконец, заголовок, изобличающий этот документ именно как «акт дактилоскопической экспертизы».

– Можете опустить «гастрономические подробности»: все равно не поймёте, – не снизошёл к девице «Важняк». – Поэтому ознакомьтесь только с вводной и заключением.

Девица медленно поползла глазами по страницам. Дойдя до подписи эксперта, она некоторое время тупо «изучала» её, а затем вернулась на первую страницу с явным намерением «зайти на второй круг».

– Хватит!

Уже не сообразуясь с тактом, Важняк совершил отъём документа, и вернул его в папку.

– Sapienti sat!

– А? – «чистосердечно призналась» девица – и мне вновь пришлось исполнить роль «переводчика».

– Следователь интересуется, поняли ли Вы, что на одном из стаканов в кабинете прокурора обнаружены отпечатки прокурора, а на другом Ваши?

Девица облизнула губы – и вовсе даже не плотоядно.

– Да… Но там моих отпечатков…

– Нет! – с ядовитой улыбкой вклинился «Важняк». – Да, тётенька: согласно показаниям многочисленных свидетелей, вы с потерпевшим неоднократно уединялись не только на диване, но и за столом. Но, как показала уже персонально уборщица, она всегда мыла и протирала стаканы, которым пользовались гости прокурора и он сам. Прокурор, оказывается, был редким занудой. Но в тот день – опять же по показаниям уборщицы бабы Любы – она не смогла вымыть стаканы, так как прокурор с гостями «засиделись».

Улыбка «Важняка» стала невыносимо приторной.

– Так, что, как говорится, «давайте, не будем», гражданка! Если Вам этого мало, то в кабинете прокурора обнаружен и законсервирован запах духов, которыми в прокуратуре пользуется только одна женщина. Угадайте с трёх раз, кто именно?

– В прокуратуре все пользуются духами, – не стала гадать секретарша. – Даже баба Люба – и та иной раз обрызгается. И, кстати, не «Красной Москвой».

Улыбка «растащила» лицо «Важняка на пределе возможностей.

– Как это верно сказано, тётенька! «Москва» действительно оказалась… совсем не «Красной», а вовсе даже «Медаи Асахи»! А духами этой фирмы по месту работы пользуетесь только Вы! Вот показания свидетелей, а вот заключение одорологической экспертизы о том, что этот запах – духов «Медаи» японской фирмы «Асахи». Сладковатый, такой, специфический цветочный запах.

Секретарша побледнела.