Глава 1. Яйцо и мир

Как и все драконы, новый Драеладр появился на свет из яйца. Не ахти какая особенность биографии. Необычным кое-кому показалось лишь происхождение яйца: его снесла человеческая женщина по имени Лулу Марципарина Бианка.

О диковинном событии быстро узнал весь Ярал, ведь лучшая повитуха города, которая при нём присутствовала, не преминула растрезвонить о загадочном яйце по всей Белой горе. Впрочем, сведущие люди удивляться не стали. Роженица-то вышла из смешанного рода, объединившего несколько поколений драконов и людей. Из рода легендарного Великого Драеладра.

– Легендарного? А что это за легенда, дядя Хафиз?

Собеседник дракончика, грациозный выходец из Уземфа с тонким и подвижным лицом, на миг состроил горделивую мину сказителя героических саг, но призадумался и огорчённо признал:

– Легенду о Драеладре лучше всех рассказывает Бларп Эйуой. Если когда вернётся, нужно будет у него выспросить, а то я слышал урывками. Вроде бы самого первого – ещё не Великого – Драеладра в битве под скалой Глюм победил человек Ашогеорн из Гуцегу. А вот жена того Ашогеорна, царевна Элла, почему-то родила дракона, которого за подвиги, мудрость и объединение враждующих драконьих родов назвали Великим Драеладром. Он-то и стал подлинным основателем ныне правящей династии…

– А сколько всего Драеладров было до меня?

– Много. К тому же все они долго жили, благодаря исцеляющему свету волшебной жемчужины, унаследованной ещё от первого Драеладра…

– И мне тоже дадут жемчужину?

– Нет, она потеряна. Вернее, выкрадена мертвецами из Шестой расы. Если бы её не похитили, прошлый Драеладр мог бы ещё жить и сражаться.

– Прошлый Драеладр? – переспросил дракончик. – То есть мой отец?

– Отец ли? Не уверен, – хмыкнул Хафиз, – у драконов всё сложно. Для наследования важна принадлежность к роду, но следующий Драеладр – не обязательно сын предыдущего. Чаще правнук. Главное же – принятие имени. Пока один Драеладр жив, другого дракона так не назовут.

– А почему люди на площади говорили, что я похож на отца? Они ведь имели в виду недавно умершего Драеладра.

– Не разобрались, – Хафиз усмехнулся, – о том, кто именно был отцом, лучше всего ведает твоя матушка. Но на прошлого Драеладра ты таки похож, да оно и не странно. В любом случае, вы с ним родственники.

– А чем я на него похож?

– Окрасом, формой чешуек, выражением глаз, цепким умом. А ещё он принимал такие же величавые позы, как ты сейчас. Думаю, эта чудная пластика ему пригодилась, когда он стал Живым Императором… – уж кто-кто, а Хафиз прекрасно разбирался во всяких позах, сказывалась подготовка наложника и длительный опыт служения в сералях.

Но Драеладр в его словах нашёл совершенно иной предмет интереса:

– Мой предшественник возглавил империю? Разве у драконов бывают империи? Или ты имеешь в виду человеческую?

– Да, Восточно-Человеческую, – пояснил Хафиз, – она объединилась вокруг Эузы ради борьбы с мертвецами. К сожалению, империя жила недолго и давно распалась; мёртвые и в тот раз оказались сильнее.

– Значит, восстанавливать империю придётся мне? – задумчиво произнёс Драеладр. – Кажется, я начинаю понимать, что за надежды с моим рождением связали люди под дворцом…

Да уж, давление этих надежд Драеладр ощущал задолго до того, как вылупился. У драконьих яиц чувствительные кожистые стенки, за которыми не спрячешься от внешнего мира. То-то он медлил выходить наружу, тщась вернуть спокойствие и сонную безмятежность – следы прошлого состояния, в котором яйцо ещё не было рождено.

– Ну, сейчас мало кто надеется возродить империю. Хотят, чтобы не было хуже, – Хафиз скривился. – Мертвецы ведь в человеческие земли так и лезут. Уже бы и на Эузу пошли войной, но до сих пор боялись Драеладра.

– Значит, мне тоже надо быть страшным?

– Для мертвецов, – уточнил Хафиз, – по крайней мере, для них.

* * *

Своё мысленное жизнеописание дракон сумел составить лишь к тому моменту, как научился сносно говорить. Пригодилась не только надёжная ранняя память, но и дружеский совет вовремя.

Беседы с Хафизом помогали Драеладру лучше понять даже те первые события полуторагодичной давности, когда сам он упрямо сидел в яйце, стесняясь проклёвываться наружу. Наивно ждал, когда за окнами на площади разойдётся толпа. Ну а толпа – она дожидалась тоже.

Очень многие в Ярале напряжённо ждали, когда же дракончик вылупится., Забывая о собственных обязанностях, они чуть ли не дежурили под южным крылом пустующего дворца Драеладра-старшего, в трёх комнатах которого обосновалась Лулу Марципарина Бианка со снесённым ею яйцом.

Ещё загодя, в ожидании рождения яйца, мать дракона обставила эти комнаты по своему вкусу – развесила по стенам картины да гобелены, обновила шкафы, починила столы и стулья. Ей помогали совсем незнакомые люди – из уважения к старому Драеладру, который и открыл Марципарине замок.

Кроме Лулу в одной из трёх обновлённых комнат дворца жил ещё Хафиз – бывший её наложник, а с некоторых пор – друг и помощник по хозяйству. Хафиз умел быть незаметным: дракончик в яйце его присутствия почти не чувствовал. Лишь порой отчётливо слышал негромкий мужской голос с особым певучим акцентом, выдающим уроженца Уземфа… Да и не слишком-то мужской, если хорошо вслушаться.

Мать обращалась с яйцом, как с ребёнком – носила его на руках, баюкала, успокаивала, закрывала от яркого света шторами, нежно разговаривала с ним, пела колыбельные, только что пока не кормила. Сквозь тонкие стенки яйца Драеладр чувствовал её заботу и терпеливое ожидание. И сам испытывал тёплые благодарные чувства и желание встречи. Если бы не люди, зудевшие за стенами, он бы вышел раньше. Если бы не напряжение, от которого не отгородиться ни белокаменными стенами, ни тёмными шторами, ни материнскими объятиями, ни одеялом, ни кожистой оболочкой. Непросто драконам появляться в кругу людей, в особенности – когда люди ждут.

Обычно дворец пустовал и специально не охранялся (в Ярале – не от кого), но с первого дня, лишь его окружила толпа, на страже у всех дверей и проходов встало добрых три десятка мужей с решительными лицами. Их прислала лично Эрнестина Кэнэкта – подруга роженицы и бессменная глава внешней разведки Эузы. Пока Драеладр не вылупился, он не мог видеть госпожу Кэнэкту, но слышал уверенный грудной голос и чувствовал исходящую от неё игривую силу. С нею в жизнь дракончика вошло веселье и ещё один круг защиты. Людьми – и от людей.

Кэнэкта навещала подругу довольно часто, иногда с нею приходил во дворец некто Дулдокравн. Ещё не видя его, только по голосу дракончик догадался, что этот человек – карлик. Происходил Дулдокравн из Отшибины, а в ней карликов много – почти все. В большинстве отшибинцы вредный народ, но Дулдокравна госпожа Кэнэкта любила, да и мама Лулу к нему благоволила.

Правда, случались мгновения, когда на лицо матери Драеладра падала тень какого-то болезненного воспоминания. В такие минуты она очень злилась на карлика, да и Кэнэкте здорово доставалось. Не наяву – в переживаниях. Потом тень проходила, настроение выравнивалось, и Бианке становилось жаль, что так жестоко подумала о подруге и её ухажёре. Настолько крепко жалела, так сильно обижалась на саму себя, что могла с собою сутками не разговаривать. После маленький дракончик терялся в догадках, кто перед кем провинился: то ли Кэнэкта с Дулдокравном перед матушкой, то ли она перед ними.

Реже других друзей Лулу Марципарины Бианки во дворце появлялся Бларп Эйуой. Громкий уверенный голос, богатство интонаций выдавали в нём человека не только сильного, но и умного. И владела им какая-то сильная страсть, которая звала куда-то далеко, на поиски чего-то неимоверно важного. Даже приходя, он словно отсутствовал во дворце, а когда обращался напрямую к Драеладру – он, как и Марципарина, на полном серьёзе разговаривал с яйцом – у дракончика оставалось впечатление, что чего-то ему не хватает. Верней всего, того самого, чего этот Бларп тщился найти.

Как и Кэнэкта, величавый Эйуой занимался разведкой, но – совсем по-другому. Он не командовал людьми, да и ни перед кем не отчитывался, а просто на пределе сил искал нечто крайне нужное для всех. Нечто самоценное, называемое мудрёным словом «артефакт» и толком не ведомое никому.

Умных советов Бларпа непременно слушались. Именно Эйуой, заметив, что Бианка подолгу гуляет по дворцовым залам с запеленатым яйцом на руках, указал, что дракончику сейчас важнее покой, а не новые впечатления. А значит, яйцо следует положить и лишний раз не трогать, пока Драеладр не вылупится.

Ух и нелегко пришлось Лулу, но прежнюю привычку таскать яйцо с места на место, величаво показываясь толпе в окнах, она всё-таки поборола. Помогло ли это чем-то дракону? По крайней мере не навредило: Бларп Эйуой за свои советы отвечает. А вот сама Лулу, стоило прекратить прогулки с яйцом, вскоре стала тяготиться настойчивым вниманием горожан (куда девалось первоначальное воодушевление!) Зато теперь ей случалось сутками неотлучно сидеть при яйце, тревожась за дитя: вдруг вылупится – а она не рядом?

В покоях матери, в центре широкой постели, среди нежных подушек – яйцо с затаившимся Драеладром пролежало до середины лета, когда толпа перед дворцом наконец-то схлынула. Облегчение при этом испытал не только всеми ожидаемый дракон, но и Марципарина.

Самые хитрые зеваки поняли, что под дворцом ожидать нечего, и старались разговорить Хафиза. Тот ранее на равных разделял с Лулу хозяйственные заботы, потом полностью взял на себя; так вот теперь его как бы ненароком встречали на выходе из дворца, либо на рынке. На расспросы обученный восточному стихосложению Хафиз всегда отвечал рифмованными прибаутками:

 
«Драеладр пока в яйце,
В белокаменном дворце».
 

Но и за такие новости люди из толпы Хафиза неизменно благодарили.

Момент, когда из кожистого драконьего яйца показался Драеладр, пришёлся на ночную пору; в небе над Яралом собралось четырнадцать звёзд. Бларп Эйуой, не чуждый астрологии, догадался о причине такого парада, и наутро первым явился приветствовать Драеладра. За ним явилась госпожа Кэнэкта и с нею – отшибинский карлик Дулдокравн.

Так у кружевной подушки, на которой возлёг новый глава драконьей династии, собрались все ближайшие друзья Лулу Марципарины Бианки, с какими она виделась в Ярале. Кроме них матери явленного дракона хотелось видеть разве лишь некоего рыцаря Чичеро, но тот никак не мог прийти, поскольку пребывал в заключении – в тяжёлом сундуке, который делил с жутким демоном, именуемым Владыкой Смерти.

* * *

Вылупившись, Драеладр получил способность внешнего зрения при помощи глаз. Он хорошо рассмотрел тех, кого доселе слышал и чувствовал.

Вот Лулу Марципарина Бианка, его человеческая мать. Изящная и гибкая светловолосая женщина с глазами, лучащимися счастьем. Ждёт ли она от сына чего-то особенного? Да нет: ждёт его самого – и с радостью. Её руки всегда готовы обнять, а улыбка – такая трогательная. И она хочет нравиться Драеладру. Бескорыстно, лишь для того, чтобы воспитать в нём чувство прекрасного.

Тень, которая иногда набегает на её лицо… Нет, глазами не заметишь, эта тень пуглива – подкрадывается лишь наедине, причём изнутри, не снаружи. И ещё Лулу, как истинная мать, не позволяет тени пугать дракончика.

Вот Эрнестина Кэнэкта – женщина постарше, с более пышными формами, чем у матери, но в талии – почти столь же тонка. Округлая мягкая податливость в теле, тёмный огонь в глазах – Драеладру понятна и такая красота. В ней – вызов живого тела бесстрастной мертвечине, с которой издавна борется разведка Эузы. В ней – обещание всему живому.

Сейчас у неё карлик, но она всегда готова помечтать, хоть бы и о драконе. Когда-нибудь он вырастет, и разведчица положит на него глаз, обещает она. Обещает не ему, а самой себе. Всё разведать, всё изведать и на личном опыте убедиться – это ли не цель её желаний?

Порой она понимает – и сожалеет сама, что для успеха разведывательного ремесла она слишком проста, что слишком уж авантюрна, а это до добра не доводит. Но что поделать: даме нравится сам процесс, она слишком игрок, чтобы вовремя остановиться, и от того на лице её – печать обречённости. Как водится, надёжно укрытая слоем нежных уземфских белил по рецепту Хафиза.

А это Дулдокравн – отшибинский карлик, чернолицый, да ещё и одноглазый – он кажется карикатурой на человека. На лице – заученная недовольная гримаса, знак принадлежности к Великому народу. Но при том он непрост: осанка выдаёт аристократа, во взгляде – затаённая боль. Нет, не об утерянном глазе он печалится. Его потеря больше него самого, и даже жаркой любви Кэнэкты не исцелить жестокой раны.

Бларп Эйуой – тот высок, крепок. На лице – печать ума, закалённого неудачами. Лёгкая карамцкая бородка (Бларпу случается выдавать себя за купца из тамошних земель). Ироничная усмешка в бороду. И взгляд, такой же отстранённый, как и голос. Разведчик ищет, причём что-то, чего здесь нет. Его не прельщают интриги и приключения, а подавай «артефакт».

А вот и Хафиз. Тонкое смазливое лицо, ловкость движений, вся фигура выражает готовность услужить и спокойное удовлетворение малым. Цель? Если и есть она у Хафиза, то он к ней не стремится. В прошлом он избежал лютой смерти, при этом лишился ремесла: после всего он больше не наложник. Парень мечтал вернуться к Лулу Марципарине – и вот она рядом. Выходит, жизнь Хафиза удалась?

Свежевылупившийся дракон видел многое. Что-то сразу понимал из самого себя, но множество вовремя непонятых впечатлений оставлял на потом.

Много позже Драеладр научился говорить и нанизал слова на гибкую образную основу. Вместе со словами в его опыт пришли знания об обычаях Уземфа, Карамца да Отшибины, о разведке Эузы и её задачах, о прошлом и будущем того дня, когда он вылупился и распахнул глаза.

Драконы склонны постигать мир не постепенно, а как бы заглатывая его целиком. Но чтобы постигнуть мир, населённый людьми, дракону-младенцу сперва приходится поделить его на части. Очень уж люди неоднородны.

Важнейшей частью мира, прежде равновеликой целому, для Драеладра оставалась Лулу Марципарина Бианка, очаг нежной любви и заботы. Интереснейшей частью человеческого мира был ближний круг друзей матери: Эрнестина Кэнэкта, Бларп Эйуой, одноглазый Дулдокравн, бывший наложник Хафиз, а ещё спрятанный в сундук рыцарь Чичеро, чьё незримое соучастие в своей жизни Драеладр всё далее прозревал.

Прочие части человеческого мира состояли в своей основе из слаборазличимых масс. Таких масс дракон мог бы насчитать три.

Далёкая, но страстная толпа на площади составляла самую большую часть воспринятого мира людей, а молчаливые стражи, оградившие дворец от этой толпы – часть скромную, но необходимую. Кроме того, вокруг матери Драеладра сформировался отдельный – чисто женский мирок, в который вошли не столько близкие подруги, сколько любопытные приятельницы.

Итого, в своём делении человеческий мир насчитывает пять частей: мать – друзья – толпа – стражи – приятельницы. Или так: мать – друзья – стражи – приятельницы – толпа. Или ещё как-нибудь.

Хотя вылупился дракон в ночной тиши, увидеть толпу ему привелось очень скоро. Известие о появлении на свет Драеладра жители Ярала встретили бурным ликованием; масса на площади вновь собралась в считанные минуты. Счастливая Лулу Марципарина Бианка вынесла его на балкон показать собравшимся. Дракончик жмурился от солнца и от множества устремлённых на него взглядов, а гром приветственных криков побуждал его спрятать голову под перепончатое крыло. Ему безудерно радовались, но к ликованию примешивался и без труда различимый тревожный оттенок.

Вылупившись, маленький Драеладр первое время не понимал человеческую речь, хотя превосходно её слышал и запоминал на будущее. В дальнейшем он о многом расспросил верного Хафиза, с которым коротал последние месяцы младенчества в уединённой хижине на вконец обезлюдевшей юго-восточной оконечности Ярала, в своё время трижды накрытой жестокими оползнями.

* * *

…Оползневый склон. Как он там оказался – вопрос особый, причём относящийся к более позднему времени, чем первые безоблачные взгляды на мир. Когда ты заперт на склоне, поневоле обратишься мыслью от скудного настоящего к другим временам. Бедная событиями жизнь протекала в снах и беседах с Хафизом, которые возвращали Драеладра к событиям более ранним. Ранних-то – было гораздо больше, их запутанных связей с избытком хватило для заполнения всего долгого периода сидения на Оползневом.

И снова Драеладр вспоминает, внося точность и ясность в былые дни…

Вот позапрошлое лето, белокаменный дворец в Ярале, впервые увиденная толпа на площади, отдельные голоса. О чём они тогда говорили? Дракончик облёк звуки в слова – и узнал.

– Ну, слава Божествам, – облегчённо перешёптывались меж собою люди, – раз в роду Драеладра пополнение, мертвецы до нас больше не дотянутся из-за своих Порогов Смерти.

А другие улыбались:

– Ой, на меня, кажется, посмотрел! А на тебя – Драеладр-то?

Третьи пророчествовали:

– Один Драеладр нас покинул; и людям было страшно, но страх пришёл не надолго; зато новый Драеладр нас точно спасёт, укрыв могучими крылами – и глядели на малыша такими взглядами, словно он уже вырос до размеров изрядного холма, способного их заслонить от всех напастей.

Люди улыбались… Тянулись… Мечтали… Надеялись…

И вдруг – как отрезало.

Разочаровал.

* * *

Да. В некий неуловимый миг настроение людей резко изменилось – всего через месяц после самой бурной радости. Что-то новое узнали эти люди, о чём дракончик ничуть не догадывался, но чувствовал: теперь его существование не вызывало у них особого восторга, а скорее досаду и раздражение.

Изредка досада выливалась в доступные осмыслению слова.

– …А денег из Эузы опять не прислали. И не пришлют! – шумели люди.

– …Да сдадут мертвецам и дело с концом! А вы как думали?…

– …Год назад ещё к этому шло! Я ведь сразу сказал – нас там за людей не держат. И вот почему…

– …А продукты-то не дешевеют…

– …Как Порог сдвинулся, так всех наших тупо забрали… ага, всё цанцкое подполье, всех ребят из Дрона, Кляма, из нескольких замков – и куда потом? Никуда! Кому жаловаться, коли Порог сдвинулся? Владыке Смерти?

– …Никому, никому ничего не надо!..

– …Так этот новый Драеладр стал какой-то неправильный! – и такое тоже говорили. Притом неизменно хмурились.

Последнее сказанное и вовсе ставило дракона в тупик. А ведь в нём со времени общего поклонения ничегошеньки не изменилось. Да и не в нём одном.

Дракон не менялся, а людское волнение нарастало. Вот ведь загадка… Может, потому и волновались: в облике Драеладра не наступало всеми ожидаемых перемен! Но только каких? Чего именно они ожидали?

Деньги на содержание разведчиков, которые снова задержали в Эузе – к дракону ли вопрос? Или ему самому, без скидки на малолетство, предлагалось лететь выгрызать их из столичного казначейства? А люди из подполья городов, ушедших в Запорожье примерно года за полтора до рождения Драеладра… Они-то чего до сих пор ждали? И отчего перестали ждать именно сейчас?

– Не стоит особенно переживать, – качала головой госпожа Кэнэкта, – наши яральцы – народ добродушный. Ну, бывает, рассердятся, не без того. Но ведь не на драконов! Все понимают, что без драконов и Ярала-то не будет…