Мои теоретические исследования успешно продвигались. И, наконец, был получен первый результат. Достаточно логично сформулированная проблема могла быть реализована путем несложных преобразований в любую другую формальную систему – например, формулы Булевой алгебры в схемы на релейных контактах, микросхемы и даже команды формальных языков.
Через некоторое время я написал первую свою статью.
Чтобы понять это событие надо вникнуть в психологию того времени.
Писали статьи все, кто хотел написать диссертацию. Кандидатская степень давала существенную прибавку к зарплате. Так что – ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.
Многие выбирали, а точнее получали темы от научных руководителей. Это были задачи, относительно которых уже было ясно, что их, возможно решить, и как их решить. Как тогда выражались – стрельба по видимой цели.
Кроме того, они имели четкую практическую направленность, иначе защита диссертации осложнялась.
Моя статья выдавала себя своей «лоховостью». Стрельба по невидимой цели. Во—первых, не ясно было для чего она написана и математический аппарат был необычным для окружения.
Статья должна быть рассмотрена редакционной комиссией, в которой сидели достаточно уважаемые люди. Но! В ту эпоху в число обязательных документов для представления статьи нужны были отзывы. Не подумайте, что ученых. Нет! Секретаря парткома, и начальника патентного отдела, и начальника секретного отдела.
Первая ловушка была в патентном отделе. Там надо было доказать, что статья не содержит сведений, подлежащих патентованию
С одной стороны вроде все правильно, а с другой стороны если она не содержит ничего нового, то зачем ее публиковать. А если в ней что-то есть, почему не подать заявку на изобретение. Замечу, что такие заявки проходили годами и почти 80% заканчивались отклонением.
Секретный же отдел смотрел, нет ли там секретных сведений. При этом еще рассматривалась возможность использования во вред стране. Парторг же смотрел, чтобы на статье были нужные фамилии, лучше начальников.
У меня была непонятная по теме статья, подписанная одной фамилией.
Начальник парткома посмотрел принесенную статью и очень бегло прочитал ее. Я удивился, что за столь короткое время можно войти в суть мировых загадок.
Конечно, его резюме было однозначно: «А начальник твой смотрел? Пусть подпишет».
Начальник моего отдела был простой человек. Он уже проникся моей компетенцией в деле настройки аппаратуры, и с сожалением спросил: «Ну, зачем ты так!»
В это фразе звучала вековая тоска и жалость к юродивому человеку, еще не знающему жизни. «У нас с тобой дела не впроворот, а ты тут лезешь с этим. Хочешь, я тебе устрою сверхурочные работы. Получишь реальные деньги, а это только маета». Это было действительно лестное предложение, учитывая мое материальное положение.
Потом он добавил.
«А первый день, когда поступишь в аспирантуру, будет последним днем твоей работы и приличных заработков». Но завизировал и сказал: «Думай сам». После чего горестно вздохнул и отдал бумагу.
Начальник секретного отдела тоже не был в восторге от моего творчества и коротко сказал – «Оставь!» – это тоже не предвещало ничего хорошего. И я виновато вышел из комнаты.
Через день мне вернули бумаги с его визой.
Я подал статью в редакцию.
Далее все было проще, и редакционная комиссия сочла возможным рекомендовать к публикации.
День, когда вышла моя первая статья, был ничем не примечательный. В столовой я показал ее коллегам. Отзыв бы самый замечательный: «Дуй дальше! Когда получишь Государственную премию, не забудь организовать банкет!».
И только мама, взглянув на статью, вдруг пролила слезу: «Сколько здоровья тебе это обошлось». Она как всегда была права. Это мне обошлось в целую жизнь.
Письмо
«Уважаемый Николай Владимирович!
Я в течение уже 3-х лет занимаюсь теорией построения логических объектов.
Мне хорошо известны ваши труды, на которых я многому научился. Вы создатель метода, который позволяет автоматизировать создание логических схем на механических контактах.
Это блестящая идея. Она изложена в Вашей книге. Но мне удалось, используя результаты математических работ Владимира Кухарева, предложить метод создания схем на произвольной системе элементов, включая команды языков и программирования обеспечения.
Глубоко уважая Вас и Ваши труды, я хочу попросить сделать второе издание Вашей книги с учетом предложенного мною метода. Мне достаточно будет, если будет упомянуто мое имя и сделаны ссылки на мои статьи».
Ответ на письмо.
«Уважаемый Игорь Михайлович!
После получения Вашего письма я прочел Ваши статьи. Действительно – это большое достижение. И если бы это было не так, меня бы очень обидело предложение использовать Ваши результаты. Я никогда не ставил подпись под чужими работами. Посмотрев Ваши статьи, я понял, что они заслуживают опубликования. Я предлагаю Вам послать заявку на публикацию в издательство, а я напишу рекомендацию и ее опубликуют.
Желаю Вам дальнейших успехов.
Вы еще молоды и успехи будут.
Николай Горянский»
Труды Кухарева, имя, которого я упоминал в письме, я знал наизусть. Это были невероятно талантливые работы. Они основывались на чисто формальных выкладках и абсолютно новой математике.
Как я в то время ненавидел так называемый «здравый смысл». Любое хорошее открытие противоречит этому смыслу. И только по истечении времени широкие массы начинают привыкать к новым результатам, а потом, как, например, электричество, употреблять, забыв о борьбе школ и страданиях изобретателей.
К моему удивлению, после опубликования изумляющих результатов, Кухарев исчез. И только через много лет я встретил растолстевшего полковника Кухарева и, зайдя в ближайший ресторан, мы начали беседовать.
Он рассказал, о том, что его научные идеи не вызвали никакого интереса, что типично почти для всего человечества. Кроме США, где ценят инновации и готовы рисковать деньгами. А он не Дон Кихот, у него двое детей, и жить он хочет спокойно. Слава его волнует только в виде личной машины и дома за городом, где будут отдыхать его дети.
Так что история типовая.
Оставляю Кухарева и продолжу излагать свою версию моего морального падения, которая и заинтересовала государственные органы.
Однажды, под День Радио, неожиданно получил открытку:
«Уважаемый Игорь Михайлович! Поздравляю с этим профессиональным праздником и жду вас у себя на даче. Далее шел адрес и инструкции, как добраться».
Подпись Н. В. Горянский
Конечно, это было лестное приглашение, от которого нельзя было отказаться. Да я и не собирался отказываться. Для меня большое удовольствие заключалось в наблюдении жизни ученых старой школы.
Я с большим уважением наблюдал, как один из таких ученых отказался подавать руку молодому человеку, когда прочитал его статью и увидел, что она целиком списана со статьи американского ученого, даже без ссылки. Это был «плагиат», на это сейчас смотрят снисходительно.
Я видел, как один из старых ученых отказался от очень выгодного обмена своей квартиры, поскольку надо было иметь дело с человеком, которого он считал непорядочным в науке.
Это может вызвать смех, но сопровождается завистью и уважением к морали старых ученых.
В поиске истины я понимал, что «нормальная математика» для практических вопросов разработки алгоритмов и программ не подходит. Все в ней ясно и 2 умножить на 2=4. В рассуждениях человека, закрепленных в формальных правилах программирования, это не так очевидно.
И если математики-механики хотят представить бесконечность, они легко оперируют этим понятием. Хотя и для них не ясно – эта бесконечность реально существует или человек подразумевает под этим явление, которое может быть продолжено. Все что мы пытаемся реализовать в компьютере – схема или программа – работают с конечными величинами.
Конкретно поставленная мной задача состояла в том, чтобы по точкам ожидаемых результатов программы собрать функцию из дискретных элементов.
Всякий, кто занимается теорией, знает, что всякая задача требует невероятных усилий, но когда ты ее решишь, оказывается, что ее уже давно решили другие.
И тут надо сказать о душах живших на Земле людей.
Несколько слов о душах
Надо сказать, что об этом предмете у меня своя точка зрения. Я знаю, что души после смерти сохраняются. Но это никакие не облачка, прозрачные и проходящие через все объекты. Это конкретно звучащие мысли.
Я, например, всю жизнь чувствую присутствие матери, ее поучения. Это не только правила поведения за столом.
«Не качайся, убери руки, чтобы было удобно рядом сидящим». Голос, произносящий эти фразы, я периодически слышу отчетливо, и это передам сыну и внучкам.
«Смотри на Землю, а не в небо». Это означает, не завидуй тем, кто живет лучше, смотри, как помочь живущим хуже.
Можно много узнать от этого родного и утешающего голоса. Но не менее важные души – это души великих людей.
Читая их книги, я беседую с ними, соглашаюсь, спорю. Иногда похлопываю по плечу. Это же были нормальные люди, но с болезненной заботой обо всем человечестве, и твердым характером при защите истины.
Когда Бекон пишет о том, как тратить деньги, я вижу, как он поучает свою жену и детей. И я был уверен, что когда Эдуард VIII назначил его премьер-министром, он завалит дело. Несмотря на свой ум и теорию, он не был специалистом в этом вопросе, как сейчас говорят, менеджером, и довел страну до революции.
Когда Монтескье пишет о великих людях и замечает, что они спят с женами и ходят в туалет, как обычные люди, я понимаю, что при этом у него на столе стоит кружка хорошего пива и с ним можно потрепаться. Но, тем не менее, он мыслит и озвучивает философские постулаты, выражая то, что я думаю, но никогда не смог бы их сформулировать.
В то время меня очень интересовал создатель теории конечных полей Эварист Галуа.
Этот юноша прожил на Земле немножко больше 20-ти лет, но за это время он поучаствовал в Революции, написал работы по двум самым серьезным областям математики и погиб на дуэли. По легенде он соблазнил любимую девушку своего близкого приятеля, и они устроили беспощадную дуэль на близком расстоянии, где нельзя было промахнуться.
Понимая, что его жизнь кончена, Он послал свои работы своему другу, который ничего не понимал, но сохранял работы 15 лет и послал редактору математического журнала. И через 15 лет мир, ученые ахнули от идей этого молодого человека.
Одна из этих задач тогда исследовалась многими (решение уравнений выше 4-ой степени), и ее никто не мог решить. Вторую проблему не знал и не понимал никто. Даже знаменитый математик Коши не хотел тратить время на разгадывание этих загадок и выбросил его работы в мусор.
И эта работа только в 20 веке нашла применение, например в линейной алгебре, теории чисел и криптографии.
Я четко понимал, что запись логических функций и постановка задач в программировании лежит именно в этой области.
Я решил поговорить с Николаем Владимировичем про применение этих конечных полей Галуа.
Но все пошло иначе.
Почему-то в этот день пошел дождь. Такого дождя не было ни до моего визита, ни после.
Я вылез из электрички и пошел по дороге до развилки, как это было написано и даже нарисовано в письме. Конечно, по своему убеждению в мужской гордости, я не позволял себе носить с собой зонт. Это, по моему мнению, был признак старости.
Продвигаясь сквозь струи дождя, я увидел на развилке, смешную фигурку человечка с кругленьким пузом и большой лысиной. Он стоял на развилке, прощупывая глазами толпу.
Над собой он держал большой зонт. А второй был в его руке. Эта картина никак не вязалась с образом великого ученого и вызвала у меня откровенный смех.
Я позвал – «Николай Владимирович!»
Его подслеповатые глаза вытащили меня из толпы.
«Игорь Михайлович! Освободите меня скорее от зонта. Я уже давно жду вас».
Тут меня разобрал смех и вместо традиционного «Спасибо!». Вырвалось: «Ну, Вы даете!»
Он надулся. Я взял зонт, и дальше мы шли молча рядом.
Потом он на минутку остановился и сказал: «Запомните! Ваши недостатки – это Ваши недостатки. А мои недостатки это продолжение моих достоинств». Я согласно кивнул головой, и мы молча вошли в калитку его дома.
Дальше встреча опять не пошла по сценарию – «великий ученый принимает своего ученика».
Я был представлен его жене. На удивление молодой и красивой женщине.
Поступила команда академика – «Снимайте брюки! Вы же весь мокрый!».
Поля Галуа ушли далеко. Жена принесла его брюки, которые были мне по колено, но отвисали в животе, и ушла, сказав – «Будьте как дома». После моего переодевания был растоплен камин, перед которым на фигурной загородке повесили мои брюки.
«Дуся! Подай чаю!»
Я не растерялся и спросил: «Как отчество Дуси!»
«Да она вовсе не Дуся» обиделся академик, а Евдокия Аркадьевна.
«Буду знать, спасибо!»
Наконец, мы сели в удобные кресла перед камином. У него на коленях лежала рукопись моей книги.
И началась экзекуция. После столь благожелательного письма, я не ожидал такой реакции.
Первая фраза была похуже холодного дождя.
«Более похабной книги я не читал за всю свою жизнь».
«А что Вам не понравилось?» – спросил я.
«Лучше невежда помолчите, и слушайте» – был ответ. Меня поразило обращение на Вы при такой начальной характеристике, но это было в духе моего представления об академиках.
«С чего вы взяли, что начальная формула принадлежит Кухареву?
Я понял, что Вы не читали труды Клода Шеннона».
Я рыпнулся, – «В чем он меня обвиняет? Почти в неграмотности». Не знать труды создателя теории информации было стыдно. Я не мог похвастаться, что тогда я его понял до конца, но основные идеи схватил. Он, заметив, мое движение, отрубил «Да, я говорю не то, что все уже знают. У Шеннона первые труды были в 1937 году. Там он впервые написал эту формулу. А Кухарев удачно применил ее».
«И мало того, что Вы свою неграмотность хотите разгласить всем. Вы лишаете себя знания, основных подходов к этой проблеме».
Далее пошел подробный разбор страниц, отмеченных красным карандашом.
На 24-ой странице он пробормотал: «Извините, здесь я ошибок не нашел» и перешел к 25-ой.
Резюме было полным разгромом.
«Так что перепишите книгу и больше мне не присылайте. Я не люблю читать всякую чепуху два раза». И окончательно уничтожив меня, он по мирному вздохнул – «А конечный результат очень интересный! Я буду рекомендовать ее к изданию и на этой неделе пришлю отзыв. Еще один совет, представьте свою работу, хотя бы на одном серьезном научном семинаре». Далее мы перешли в соседнюю комнату, полностью обитую сукном. Здесь была святая святых этого дома – коллекция значков посвященных юбилеям городов. Это было весьма красочное зрелище. Он знал историю городов и историю каждого значка. Я был об этом предупрежден и вручил столь редкий в то время значок города Тамбова.
Эффект был потрясающий, как бывает у детей получивших самую желанную игрушку.
Значок был записан и поставлена моя подпись, и я твердо знал, что, когда будут разбирать архивы этого ученого и моя подпись займет место в истории.
Мои приключения продолжались, и я написал книгу.
Я не знал, что такое «писать книгу». Самое интересное, что это было очень тонкое (по числу листов) произведение. Но все 90 страниц, содержали серьезные доказательства и примеры.
Тут на моем пути повстречался первый редактор – женщина. И началась война. Эта война с редакторами продолжается и сейчас. Они посягают на самое святое, исправляя текст и искажая мои мысли. И как я благодарен им потом, когда в результате этой войны книги становятся понятней и проще в чтении.
Мы встречались с моим редактором в Москве каждый день в течение двух недель. Как мы ненавидели друг друга.
Мои пассажи, с глаголом «является» вызывали гнев.
Как просто – «эти результаты являются подтверждением…»
– «Является только Б-г на землю» по-военному рапортовала редактор (редакторша).
– Почему вы пишете «все вычисления содержатся в таблице, а в таблице одни цифры»? Я за вас пересчитала эти цифры, они должны возрастать в линейном порядке, а у вас… Я чего-то бормотал в оправдание, но следовал быстрый ответ:
– Ах! Вы прозевали одну строчку в таблице? А мне, откуда знать?
– Так что всю главу перепишете!
– Что за фраза «преодолеть предел». Перейти, превысить.
Я слабо отбиваюсь.
– Поймите, сейчас позволено свободно применять слова.
– Вы хотите мне сказать про глаголы «трахнуть», «поиметь», «вздрогнуть».
– Так и пишите инструкции для пивных, в нашей редакции Вам делать нечего.
Я уже не говорю, что еще одно мое внимательное чтение моей же книги вызывало и вызывает у меня устойчивое отвращение к написанному и к навязчивому желанию переписать все лучше.
Но книга вышла. Вышла благодаря Николаю Владимировичу и техническому редактору. Надо напомнить, что препятствовала не только цензура. В стране не хватало всего, в том числе и бумаги.
Она уходила в основном на текущие газеты и издание трудов классиков марксизма.
Какое чудо было, когда в первые месяцы рыночной экономики не хватало многого, но бумага появилась в большом количестве.
Кроме того, социалистический принцип планирования был свят. Планировалось все от швабр до печатного слова. Книги включались в пятилетний план. И пройти в этот план могли не многие, и зависело это от многих факторов.
Так что выход книги молодого автора был необычайным событием.
И это сказалось на моей судьбе, но неожиданным образом.
О проекте
О подписке