Создатель теории древнегреческого театра Эсхил когда-то сказал, что в театре все сводится к отношениям трех актеров, играющих на фоне огромного хора, который все их действия комментирует. Самого старшего и поэтому мудрого из актеров Эсхил при этом называет мудрецом или резонером (в зависимости от рода пьесы), и он должен отвечать в любой пьесе за «голос разума», или на худой конец на его долю приходятся все «умные речи и размышления».
В азиатской же натурфилософии, в искусстве составления живых композиций также утверждается, что она по сути составляется из трех цветков, и самый длинный и над всей композицией возвышающийся называется «небом», и он определяет высоту возникающей икебаны.
Итак, мы знаем, что первый элемент отвечает за то, о чем идет речь в нашей «пьесе» и насколько высоким будет букет. Иными словами, функции Духовенства сводятся к тому, что оно определяет уровень социального развития общества, к примеру развития абстрактных наук и культуры, а также дает государству законодательство и мораль.
Духовенство нужно, чтобы народ знал ответ на вопрос: «Почему так, а не иначе?» И после этого не так важно, как именно построен ответ. Это может звучать: «Так сказал Магомет», «Конфуций учит» или «из Блаженного Августина следует». Дальше идет текст объяснения.
Отсутствие сильного Духовенства в стране приводит к тому, что законы теряют свой общеупотребительный смысл и становятся элементами произвола – аристократического (в случае «басманного» или «Шемякина» правосудия) или буржуазного (в случае примеров, приводимых ОТенри, или историй о Рейнике-Лисе – американского или голландского правосудия). Сама же религиозность в таких случаях (Россия, Пруссия, Англия, США, Венеция и Голландия) из форм различного религиозного фанатизма легко переходит к формам политического различения индивидов. То есть в большинстве случаев русский православный, прусский евангелист, британский англиканец или кальвинист из Голландии затруднится разъяснить особенности догматов своей веры и вряд ли ответит, чем именно отличается его вера от католической (за вычетом разве что самых легко бросающихся в глаза внешних отличий). При этом русский, пруссак и англичанин с голландцем легко могут убить или умереть за свою веру, ибо в данном случае религия становится элементом политической лояльности своему государству, а не собственно вере или же Духовенству в частности. То есть верность аристократическим принципам в данном случае незаметно подменяет принципы религиозные, и этот момент часто путают. Но, впрочем, мы отвлеклись.
Роль Духовенства очень важна в развитии государства. Однако наибольших успехов в истории достигали именно те государства, где Духовенство было ослаблено. Именно потому, что Духовенство воевать не умеет. И чем больше духовников влияет на дела армии, тем хуже выглядят успехи страны на полях брани. Религиозность в войсках нужна, именно происходящая из аристократических принципов, ибо ежели она начинает генерироваться принципами религиозными, то войска устраивают погромы, занимаются массовыми сожжениями еретиков или истреблением ведьм, зато на полях почему-то получаются одни Мазурские операции да Мукдены с Цусимами.
Определив, зачем Духовенство не нужно, надобно определиться, для чего оно необходимо. Нужно оно для нормального судопроизводства, для того чтобы было возможно нормальное развитие бизнеса, чтобы законы в стране работали, а не зависели от тех или иных персоналий. Духовенство нужно для развития всей социальной жизни, для того чтобы было кому заниматься развитием филологии, этнографии и философии. Короче говоря, Духовенство стимулирует развитие всех социальных структур и технологий, не прямо связанных с военным делом или же экономикой. То есть сильные империи (которые по определению управляются Аристократией и не имеют внутри себя развитого Духовенства) обречены расширяться, а потом частично разваливаться в тот момент, когда работающая внутри них военная машина не в состоянии удержать данное государство от распада ввиду архаичности своего социального развития. То же самое ждет и буржуазные республики (к которым относятся кроме Голландии и Венеции нынешние США). Только в отличие от империй аристократических буржуазные республики расширяются за счет силы экономической, но социальное развитие и у них опять же оставляет желать лучшего, и рано или поздно погоня за выгодами экономическими приводит к развалу республики, какой бы богатой она ни была.
То есть Духовенство создает некие моральные скрепы общества, которые не дают этому обществу деградировать. А также оно развивает данное общество социально (и этим отличается от Аристократии, которая развивает общество государственно-политически). Однако надобно понимать, что, с другой стороны, Духовенство – это класс «умников», а отношение «умников» ко всем прочим во все времена и во всех обществах было, мягко говоря, весьма жестким.
В эпоху Платона, к примеру, именно «умниками» высказывались вполне серьезные предложения о введении «образовательного ценза», и те граждане, которые не могли сдать экзаменов, должны были быть приравнены к обычным рабам, то есть бессловесным животным, ибо умного от них – по мнению умников – все равно не добьешься. Этот подход – с лишением всех прав людей, по мнению «умников», «некультурных и недоразвитых», и объясняет существование и зарождение самого института рабства в истории. Иными словами, духовники по своей сути – психологически есть рабовладельцы, считающие, что есть они, «люди умные», и все прочие, у кого не должно быть вообще никаких прав.
Самым ярким примером общества, в котором фактически нет Духовенства, будет Россия. Как мы уже говорили, Духовенство всегда и везде тяготеет к структурам рабовладельческим, и поэтому Россия – это именно то самое общество, где все застревает на стадии социализма и общины. Советские колхозы с коммунами на «собственно русских землях» долго и упорно жили именно как вариант дореформенной крестьянской общины, а в тех краях, где было традиционно развито Духовенство – на Кавказе, в Средней Азии, во многих местах Украины, – они очень быстро вырождались в аналоги рабовладельческой латифундии, где председатель колхоза владел простыми колхозниками на манер рабовладельца, включая травлю людей собаками, работу на хлопковых полях – сколько получится, посадку и содержание «колхозников» в подземных зинданах, а также фактическое многоженство азиатских, кавказских (а часто и украинских) председателей колхозов со всеми доступными ему тетеньками. Ибо социальная структура данных ландшафтов и вытекающие традиции этому зело способствовали.
Создатель теории древнегреческого театра Эсхил когда-то сказал, что в театре все сводится к отношениям трех Актеров, играющих на фоне огромного хора, который все их действия комментирует. Второго по возрасту и обычно самого красивого и сильного из актеров Эсхил считает героем или на худой конец воином (в зависимости от рода пьесы), и он должен отвечать в любой пьесе за «голос страсти», и на его долю по идеям Эсхила приходятся все «зажигательные речи и приключения».
В азиатской же натурфилософии – в искусстве составления живых композиций – также утверждается, что она, по сути, составляется из трех цветков, и второй по высоте цветок должен быть самым ярким и красивым во всей композиции, его-то и зовут «человек». Он отвечает за силу и яркость всей икебаны.
Итак, мы знаем, что второй элемент отвечает за те страсти, которые будут пылать в нашей пьесе, иными словами – за действие, и функции Аристократии сводятся к управлению обществом, к построению долгосрочных стратегий выживания и развития для данного общества, а также определяют уровень развития прикладных наук, военного дела или любых иных технологий, направленных на завоевание, развитие и защиту данного общества.
Аристократия нужна, чтобы воевать с окружающими и защищать свое общество от вражеских посягательств. Аристократия живет войною и ради войны. Именно поэтому те общества, в которых слаба роль Аристократии, не расширяются. Наиболее явным и одиозным примером без-аристократического общества является огромный Китай. Страна эта возникла как результат долгих, методичных и частых завоеваний – всеми, кому было не лень, и границы данного общества соответствуют тем границам, докуда дошли те из завоевателей, которым не лень было управлять местными кадрами. Когда иноземцы заканчивались, внешняя экспансия Китая заканчивалась вместе с завоевателями. Ибо собственная Аристократия была аккуратно вырезана агрессорами в незапамятные времена, и с тех пор Китай управлялся только местным Духовенством, которое потом стало судьями и чиновниками. Именно поэтому нынешние страшилки про то, что Китай вот-вот ринется куда-то что-нибудь завоевывать, – бред чистой воды. Если бы они могли, они бы уже две тысячи лет назад ринулись. А так это огромная скорлупа, оболочка, из которой злобные варвары вышибли мотор – раз и навсегда – хрен знает когда. Китай становится агрессивным лишь после того, как его завоевывают, и это «наведенная агрессивность», создаваемая чужеродной Аристократией, которая оказывается то и дело у «пульта управления» этим огромным и «безвольным» колоссом. Очень хорошим индикатором этого является то, что социальные отношения в Китае «застряли» в форме общества рабовладельческого. (Ибо то, что средний китаец готов впахивать за десять баксов в день или просто еду, и есть манифестация рабства, которое не навязано гадкими рабовладельцами, – оно имманентно зашито в головах членов этого общества.)
Причина этого в том, что в уклады жизни в обществе должны сменять друг друга по очереди: рабовладение сменяется феодальным укладом, феодализм – капиталистическими отношениями, капитализму на смену идут идеи социального равенства, а уж внутри социализма – особенности построения разнообразных коммун и колхозов порождают опять-таки начатки рабовладения. Так вот, Аристократия по сути своей – носительница феодальных идей, и в том случае, ежели ее нет (была некогда вырезана, как в Китае), – некому смещать точку социального равновесия от рабовладения к феодализму, и все общество в целом начинает застревать на фазе рабовладения, откуда при неких условиях оно может скачком переходить, не задерживаясь в феодализме, сразу к капиталистическим отношениям (что мы и наблюдаем в современном Китае).
Короче говоря, сильная Аристократия в государстве приводит к тому, что государство становится агрессивным, способным стратегически планировать свои действия (то есть ведет многоходовую, преемственную политику с дальними целями), создает мощную промышленность с уклоном в тяжелую индустрию, имея в виду, прежде всего, военный аспект своего развития, и, наконец, подталкивает развитие естественных наук – опять же с выходом, прежде всего, в военные технологии. Кроме этого, разумеется, развивается сильная власть.
В «Тарасе Бульбе», про которого сломано немало копий, обычное обвинение критиков состоит в том, что казаки перед смертью часто поминают веру православную, а так как быт и нравы этих людей всем известны, критики весьма сомневаются в такой уж нарочитой религиозности «степных лыцарей».
Да, с тех пор много воды утекло и многое забывается. Однако в любом фильме о Великой Отечественной мы сплошь и рядом видим сцены того, как люди идут в последний бой и с чувством говорят: «Считайте меня коммунистом!» или просят перед сражением принять их в партию. И ни у кого это не вызывает ни малейшего изумления, несмотря на то, что на тех же коммунистов или компартию в последнее время немало гуана вылито. И все понимают, что вчерашний шахтер и колхозник перед тем смертным боем коммунистического «Манифеста» в глаза не видывал и скорей всего думает, что Энгельс был женой Маркса. То есть о том, что такое коммунизм, представления у него самые смутные. Однако он перед Курской битвой просит принять его в партию с тем же пылом, что и давешний казнокрад и горький пьяница Мосий Шило перед боем просит друзей постоять за крест православный и Русь-матушку. И его берут в коммунисты, равно как казаки будут целовать крест перед Мосием.
Равно как пираты Френсиса Дрейка, выходя на бой с Непобедимой армадой, будут бить челом перед государыней и клясться умереть, но не сдаться католикам (отличие англиканской церкви от католической только в том, что у англиканцев король вместо папы. Во всем остальном разницы не замечено). Они будут клясться на католической Библии и целовать крест католический и плакать, когда Елизавета ответит им: «Идите и спасите нас от католиков!».
В последнем примере особенно хорошо видно, что под религиозностью очень часто имеют в виду два самых разных понятия, и религиозность казаков Тараса Бульбы, пиратов Дрейка иль безымянных солдат, принятых в коммунисты перед Сталинградским сражением, не вызывает сомнений, но она отличается от религиозности польского шляхтича или испанского инквизитора, собирающегося на бой с иной стороны.
Так вышло, что историю того же Тараса Бульбы больше описывают и критикуют именно те, кто унаследовал традицию выморочной Речи Посполитой, и с их точки зрения внезапная религиозность того же Мосия Шило выглядит удивительно. Это значит лишь то, что, скорее всего, предки их не стояли «под Орлами» у той же батареи Раевского и при Полтаве. Их не было. (Боюсь предполагать, где были предки сих описателей с критиками в дни Отечественной. Предположим, что по дефолту они были эвакуированы в Ташкент с прочими деятелями культуры.) Именно поэтому они и не могут понять, откуда берется несомненная религиозность Мосия Шило, ибо в их традициях этого всего не было (это же и причина, почему не стало Речи Посполитой, и это для них обидно).
Итак, повторим функции двух верхних классов любого общества. Духовенство – скрепы данного общества, которые не дают данному государству разваливаться. Они же и смирительная рубашка для любого общества, порой не дающая ему шанс на развитие.
Аристократия – мотор, расширяющий территорию данного общества и стратегический центр управления, выбирающий те или иные внешние цели для государства.
О проекте
О подписке