Эльза откладывает карточку барона Монтегю в сторону, трет виски и бормочет…

Эльза: Черт, черт, черт… Ну почему я такая необразованная?! Во Франции граф Фуше – профессор математики, в Британии барон Монтегю – профессор экономики… Прям какое-то увлеченье науками. И я тут против них – с домашним образованием да уроками фехтования… (Снова разглядывает карточку Монтегю.) Нет, ну просто так мы, конечно, вам, барон, не дадимся, однако это – явный звонок! Надо подумать о полном образовании для наших разведчиков. Не просто так именно профессора все чаще становятся во главе наших соперников!

1б

Осень. Павильон. Утро. Тверь.

Лазарет для раненых

По темному офицерскому лазарету между койками почти бежит Вера Николаевна Завадовская, урожденная Апраксина, вдова год как умершего министра народного просвещения графа Завадовского. Вере Николаевне под пятьдесят, однако годы пощадили ее красоту, и ее сопровождают восхищенные взгляды офицеров на излечении. В какой-то миг графиня, похоже, теряет надежду кого-то найти, резко останавливается и начинает громко рыдать с криками.

Завадовская: Серж! Серж! Да где же вы?!

В ответ на ее безутешные возгласы распахивается входная дверь и из толпы куривших на пороге ходячих появляется полковник Серж Марин с рукою на перевязи. При виде возлюбленного графиня испускает радостный возглас.

Завадовская: О боже! Вы живы! Какое же это счастье и облегчение! Нам в столице сказали, что при Бородино Антихрист переубивал решительно всех!

Марин (с чувством): Ну, всех-то перебить ему было б тяжко… Однако же… (Деловито): Вы выяснили, где нынче все мои друзья и товарищи?

Завадовская (радостно): Узнала обо всех по списку. (Невольно оглядываясь на прочих раненых): Может быть, мы отойдем… Покурить?

Марин (торопливо кивая): Да, разумеется.

Парочка выходит из лазарета на улицу, но не закуривает, а просто отходит от любопытных ушей подальше. Лишь оглядевшись вокруг и узнав, что больше их никто не подслушает, Завадовская начинает свистящим шепотом бормотать.

Завадовская: Тебе надо бежать, зайчик мой. Круг весьма быстро сжимается!

Марин (с уверенностью): Ерунда! Я близок и с нынешним начальником контрразведки Сашкою Бенкендорфом, и с моим старым дружком Мишкою Воронцовым. Меня они не сдадут. Ты вызнала, где они? Я должен быть подле них!

Завадовская (зло): Ты дурак? Я по твоей просьбе как идиотка бросилась узнавать: а где же у нас Бенкендорф, а где же у нас Воронцов? Ты в курсе, что Мишеля Воронцова со штыковой раной в груди еще из-под Смоленска в тыл на излеченье отправили? Он был там вместе с братьями Голицыными и Раевским… Именно после того, как Мишель из строя-то выпал, появился этот немец и принялся всех расстреливать! От его поступков в столице все в ярости! Положительно – в ярости!

Марин (задумчиво): Черт… Значит, Мишеля уже давно вырубило… Как же это я пропустил…

Завадовская (с претензией): И впрямь! Мне и самой интересно – как так? Ведь, судя по твоим письмам, ты ж стал замом Багратиона по второй армии! Мишель, конечно, из контрразведки и в ваших списках не значился, но как ты сумел проморгать, что у вас выбило главного держиморду?!

Марин (с досадой): Ты не понимаешь! Нашею главной заботой было вернуть князя Багратиона назад, домой, в Тверь, чтобы он смог наконец возвести Екатерину Павловну на русский престол, и я бы стал их канцлер. Вот о чем у нас с ним мозги тогда пухли, а ты о какой-то войне. Ну да… Отряд не заметил потери бойца… А что с Бенкендорфом? Он-то сейчас в силе?

Завадовская (с отчаянием): И этого грохнули. Не понимаю я! Будучи главой контрразведки, чего он поперся на батарею Раевского? Там из него французы приготовили настоящий форшмак! По словам княгини Васильчиковой, муж ее – князь Голицын Дмитрий Владимирович – случайно увидел вашего приятеля с разрубленной головой и отрубленною ногой в том самом госпитале, куда его самого принесли с ужасными ранами… Тогда он распорядился, дружка твоего положили в голицынскую особую карету с рессорами, и они вместе отъехали в Волоколамск в имения. Вообрази – князь Голицын отдал этому кату место своего брата Бориса… С ума сойти!

Марин (задумчиво): Возможно, Борис не был ранен…

Завадовская (энергично): Да ты что! Шибко ранен! Еще как! Только Дмитрий посмотрел на своего любимого брата и сказал, что медицинская карета нужна живым, а Борису лучше покойно дать помереть. (С чувством): Подумать только, предпочесть иноземного палача родному брату единственному! Мы в столице все были в шоке!

Марин (решительно): Мне нужно срочно в Волоколамск. В именье Голицыных. Лишь рядом с Сашкою Бенкендорфом я сочту себя в безопасности!

Завадовская (насмешливо): Ты чё, с дуба рухнул?! Может, это у вас там, в Сан-Марино, с любым князем можно поручкаться, а у нас тут война, и последний из князей Голицын приехал в свое имение на поправку. Да еще с важным гостем! Не думаю, что тебя иль меня пустят к ним хоть на пушечный выстрел. Ты уж извини – старая княгиня нос воротила даже от тех же Васильчиковых, считала, что они по сравнению с ней парвеню! Да она и нас, Апраксиных-то, не жаловала, я уж не говорю про мужа моего – поляка! Забудь!

Марин (с горечью): М-да, дела… Вроде была друзей куча, а как до дела дошло, так и нет никого… А у меня положение пиковое!

Завадовская (растерянно): Что же еще-то произошло?

Марин (неуверенно): Да ты понимаешь, сперва-то шло хорошо, а потом где-то около меня ядро бухнуло, меня бросило наземь, я смотрю, а совсем рядом стоит белая женщина в черном балахоне и с острой косой. Смотрит на меня с изумлением и говорит: «Да что ж ты неугомонный такой?! Зачем под ногами у меня крутишься?! Не здесь у нас с тобою назначено! А ну, кыш с дороги, у меня нынче работы невпроворот – не до тебя!»

Завадовская (ошеломленно): Боже, страх-то какой!

Марин (с содроганием): Так и я напугался аж жуть! Не поверишь, все члены как судорогою свело. А меня все трясут, и кто-то кричит: «Серж, Серж, ты что – ранен?» Ну и что мне оставалось? Я всего лишь кивнул. Понимаешь, кивнул! А теперь всякие гниды и сволочи винят меня, что Багратиона именно с той стороны, где я обязан был как адъютант телом его прикрывать, в итоге и приложило…

Завадовская (решительно): Какой бред! То есть они решили, что ты, наследник правителей Сан-Марино, обязан был лоб подставить под пулю, предназначенную куаферскому сыну – кавказцу безродному?! Ниче себе! Нет, так не пойдет! Едем, немедля едем отсюда, Сереженька! Ты вольноопределяющийся подданный иноземного государства – лечить я тебя буду у меня в именье под Нарвою. А пока суд да дело, все и забудется…

2б

Натура. Осень. День. Тверь. Путевой дворец

Громкий стук. Двери дворца распахиваются, и на пороге появляется маленький рыжий человечек. По его внешнему облику сложно понять, то ли он слуга, то ли кто-то из местных господ. Он близоруко щурится и сухо спрашивает.

Шульмейстер: Кто вы и что вам угодно?

Перед ним стоят два измученных молодых офицера, за спиной у которых медицинская карета для перевозки раненых. Дверь в карету открыта, и слышны протяжные стоны. Один из офицеров отдает честь и бормочет.

Ушаков: Капитан Ушаков. А вот это (кивает на напарника) капитан Беридзе. Доставили раненого господина к самой Государыне Русской Ганзы Екатерине Павловне. (Кивает на карету.) Это князь Багратион. Ему надобно вашу госпожу срочно видеть!

Шульмейстер (шокированно): Багратион?! А вы в курсе, что ему было сказано – если он появится в Твери, его тут ждет смерть?! Это вы понимаете?! Ферштейн?

Ушаков (небрежно): Вы чё?! Это же сам Багратион! Какая-такая смерть?! И он в бреду все время зовет свою «Катишь» и хочет с ней объясниться. Мы точно знаем, что это ваша Государыня Екатерина Павловна. Вот мы здесь, извольте позвать вашу госпожу к нашему раненому!

Шульмейстер (странно взглянув на Ушакова и себе под нос): Вот, значит, как… Самые, стало быть, хитрожопые… Я не я, и лошадь не моя. Очередные пейзанские хитрости. (Громко): Увы, моей госпожи нет сейчас дома. Война. Принц Григорий Петрович нынче в Клину лечит раненых, и Государыня вместе с младенчиком вслед за мужем ближе к линии фронта поехала. Давайте я князя Багратиона посмотрю, мы его подлечим, и он здоровый, крепкий и радостный поедет к моей госпоже, как поправится. А былой уговор? Ну что уговор, раз ни вам, ни вашему господину никакие уговоры не писаны…

3б

Павильон. Осень. Вечер. Великий Новгород.

Дом принца Петера

В гостиной принц Петер Людвиг вслух читает письмо Государя Александра об очередном заговоре в окружении Екатерины Павловны. При этом принц искоса наблюдает за реакцией слушающей его Марьи Денисовны. Генерал Санглен делает вид, что он тут вместо мебели. Зато Марья Денисовна живо на все реагирует.

Денисовна: Боже, это не шутка?! (Санглену): Этот… Александр Кутайсов и впрямь, будучи под обвинением в измене и трусости, написал такое письмо Сержу Марину? Он всерьез предлагает Багратиону мятеж посреди объятой нашествием страны и смену царствий?!

Он вправду дурак или это какая-то кошмарная провокация?

Санглен (сухо): Не могу знать. А что бы вы, Марья Денисовна, сделали на месте нашего Государя, попади вам в руки такое письмо?

Денисовна (невольно оглядываясь на Петера Людвига): Так нынче ж война. Враг взял Москву. Думаю, что негодяя должно судить по законам военного времени. Тем более что есть показания Ермолова и Раевского, как Кутайсов сорвал поставки зарядов и посреди боя струсил… Трибунал, к стенке – и вся недолга. (Петеру): А ты, Петенька, что на сей счет скажешь?

Петер Людвиг (задумчиво): Трибунал? Нет… Москву пришлось сдать, и Кутайсов явно изменник. Получается, у нас изменником был начальник всей артиллерии Бородинского сражения. Нужно ли людям, умирающим за Россию, знать, что во главе нашей армии оказались изменники? Пусть и всего лишь один… Трибунал здесь не нужен. Однако зло должно быть наказано. Я готов подтвердить, что на этом настаиваю, и к заговорщикам мы не имеем никакого касательства.

Санглен (с готовностью): Я немедля передам ваше мненье Кутузову. Думаю, что с этим он и сам согласится. Но что с Багратионом и Мариным?

Петер Людвиг (сухо): У вас есть письма от живого мертвеца Александра Кутайсова к данным персонажам. Но я не слышал пока, чтобы они этому негодяю ответили. Вот в этом отношении и надо бы начать следствие. Пока же на них у вас нет ничего! Коль будут на сей счет доказательства – приносите. Заступаться, если они и впрямь хотели восстать и расшатать всю нашу страну на благо Антихриста, я не буду.

4б

Павильон. Осень. Утро. Санкт-Петербург.

Зимний дворец. Столовая Государя

Царская чета завтракает. Сидящий с ними за общим столом князь Голицын докладывает последние новости.

Голицын: Согласно вашему приказу Наследника Константина выпустили.

Александр (небрежно): Да и черт с ним! Все равно война мной уже выиграна, а войска Константина нам всем еще ой-ой-ой как понадобятся, коли маменька и любимчик ее Николя вздумают задирать нос… (С интересом): А что сказал мой брат Константин, когда перед ним открылась-таки дверь Петропавловки?

Голицын (пожимая плечами): Да ничего не сказал. Много ругался матом. А в основном – ничего.

Елизавета (с чувством): Какая неблагодарность! Иные бы его за измену повесили, а мы лишь подержали чуток, да и выпустили! Вот бывают же настолько неблагодарные сволочи! (Александру): А ты его опять посади. Для острастки!

Голицын (с невольным смешком): Увы, боюсь, не получится. Братец ваш прямо через Смоленск помчался в свой Киев. А за вражьею линией арестовать его уже никак не получится.

Александр (недоуменно): И как же это его пропустили через вражьи посты?

Голицын (пожимая плечами): А может, он слово какое волшебное знал? К примеру – «пожалуйста!» (При виде скривившегося Государя торопливо): Кстати, наш Санглен добрался уже до Тарутина и оттуда передает. Все твои, мин херц, приказанья исполнены, одобрение от его начальника Петера Людвига тоже получено. Александр Кутайсов, по новому мнению, вовсе не предавал никого, а прямо при Бородине был в самом начале боя убит.

Александр (сухо): Собаке – собачья смерть. А то вздумал тут меня с трона свергать! Ан нет, шалишь! Шальная французская пуля! Как это верно! (Деловито): Что с прочими?

Голицын (извиняющимся тоном): Марин куда-то бежал…

Елизавета (желчно): На воре-то шапка горит! Раз бежал, стало быть, совесть у него нечиста!

Александр (задумчиво): А он что – был под арестом?

Голицын (разводя руками): Вроде бы не совсем. Он из лазарета бежал. Был там в качестве легко раненного и ждал суда офицерской чести за то, что в Бородинском сражении в первый же час ушел в тыл без дозволенья начальника.

Александр (с интересом): А что начальник его говорит?

Голицын (с невольным смешком): Это никому не известно! Полковник Марин был адъютантом у князя Багратиона и его личным телохранителем. А раз Марин сказался больным, Багратиона охранять стало некому, и его шибко ранило. Посему Марина и поместили под больничный арест… Ну, ждали, пока князь вернет себе разум и пояснит, отпускал ли он кого среди боя.

Елизавета (с яростью): Все они одного поля ягоды! Грузинчик точно обеспечит своему любимчику алиби! Ага?!

Голицын (пожимая плечами): А бес его знает. Багратион-то того! Вроде бы и рана была несерьезная, и залечили ее будто князю, однако в Твери открылся на ней антонов огонь, и жить ему осталось всего ничего. Так и помирает, не приходя при этом в сознание.

Александр (с неприятным смешком): Что ж это лекари его обмишулились?!

Голицын (понижая голос): Да как сказать… По слухам, его осмотрел личный лекарь вашего дяди Петера – некто Шульмейстер…

Произнесенное имя производит за столом эффект разорвавшейся бомбы. Государыня Елизавета рыдающим голосом принимается бормотать.

Елизавета: Свят, свят… Этому же злодею приписывают и английского премьера Питта, и принца датского… Алекс, почему он травит не наших врагов, а врагов твоей сестры – мерзкой сучки?!

Александр (растерянно): Но, душа моя, этого злого кудесника к моему дяде приставили! (Нервно крестится.) И этот Азазель Багратиону обещал, что убьет того, коль князь вступит в Тверь. И слово свое, похоже, сдержал. Ну, дела… (Обращаясь ко всем присутствующим): Прошу вас составить список, что я когда-то наобещал дядьке моему Петру Людвигу.

Голицын (очень осторожно): Кстати, об обещаниях… Антихрист тебе, мин херц, письма шлет из Москвы. Мол вы с ним договаривались…

Александр (поднимаясь из-за стола и небрежно): Что-то от вестей про антонов огонь работы Шульмейстера у меня совсем пропал аппетит! Черт знает что! (Резко замирает): Да! Кстати! У графа Кутайсова давеча пропало два сына. Один по тайному приказу Кутузова, а второй – моей сестры Катьки. Сандро, озаботься-ка ты тем, чтоб Кутайсов узнал, по чьей милости сыновья его померли. А мне прикажи удвоить охрану. (Чуть подумав): А лучше утроить для верности!

5б

Павильон. Осень. День. Москва. Кремль.

Покои Бонапарта

Наполеон весь расхристанный по комнате мечется. Он все время бормочет.

Наполеон: Почему он не отвечает? Да что же за чертовщина?! Мы же с ним договаривались! Он же сам просил меня – пусть война, но мы, государи, мы остаемся над схваткой. Я даже дал ему слово, что не буду его убивать! Неужто так много времени нужно отдать приказ о выходе моей армии из этого дурацкого положения?!

Осторожный условный стук в дверь. Наполеон с радостью бросается открывать. На пороге стоит Коленкур.

Наполеон: Слава богу! Я весь извелся. Когда мы выходим?

Коленкур (мрачно): Русский царь в ответ на все ваши письма молчит. Я знаю его. Ни один договор никогда ни перед кем этот хорек не исполнил.

Наполеон (с чувством): Вот гад! Что же делать?

Коленкур (с поклоном): Я подозревал, что дело может обернуться именно таким образом. Посему взял на себя смелость послать гонцов не только к нему, но и к Наследнику Константину. Он как раз ехал один, без охраны домой к себе в Киев через занятый нами Смоленск.

Наполеон (с надеждой): И что Константин?

Коленкур (сухо): Наследник русского трона обещает свободный проход всей нашей армии через его земли, но при этом просит исполнить обещанный обмен новых екатерининок на полновесные наполеондоры!

Наполеон (счастливым голосом): Дерьмо вопрос! Я заплачу – лишь бы мне из этого безумного окружения выскочить! Как отсюда проще всего попасть в земли Наследника?

Коленкур (с поклоном): Самый короткий путь отсюда в его Малороссию лежит через Калугу. Вернее, через Малоярославец…

Наполеон (решительно): Готовьте приказ! Наш путь лежит на Малоярославец! Ура! Так победим!

6б

Павильон. Осень. Вечер. Клин.

Дом Екатерины Павловны

Великая княгиня пишет письмо своему старшему брату русскому Государю. Скрипит перо, бегут строчки, слышен голос Государыни Русской Ганзы.

Екатерина: Милый брат мой, помогите мне, умоляю. Вам известно про то, что у меня с известным вам неким князем были особые отношения. Будучи молода и неопытна, я вступила с этим старым развратником в переписку и написала ему всякие глупости. Позже мне говорили, что этот негодяй мои письма показывал своим дружкам-собутыльникам как доказательство его победы над моей женской сутью. Узнав о сием, я с ним порвала и умоляла уничтожить все мои к нему письма. На словах этот чудовищный человек это все обещал, однако же я при этом уверена, что слова своего он по своему обыкновению не сдержал. И вот этот человек при смерти, а мои письма при нем. Прошу вас – пошлите к его смертному одру, дабы забрать архив и уничтожить все бумаги, которые могут повредить не только лишь мне, но и всей нашей династии. Сама я за ними послать не могу, ибо тогда они попадут на глаза моему Гришеньке, а он – святой человек, и я не смею окунать его в эту грязь…

Екатерина Павловна порывисто вскакивает, встает на колени перед образами, отчаянно крестится, истово молится и шепчет.

Екатерина: Прости меня, Господи, ты же видишь – я уже совершенно исправилась! Я совсем другая, у меня же нынче законный ребеночек и мое личное царство! Господи, я должна, я обязана пойти на примирение с братом, и у меня все получится! И опять же дяде долгожданный мир в доме Романовых лишь на пользу! Он одобрит! Благослови ж меня, Господи!

7б

Павильон. Осень. Ночь. Гжель.

Загородный дом Кутайсова

Кутайсов сидит за простым дощатым столом и водку стакан за стаканом в себя опрокидывает. При этом такое чувство, будто он совсем не пьянеет. Этого нельзя сказать про его собутыльника, пьяного уже в стельку молоденького Александра Гжибовского (Грибоедова). Юноша совсем захмелел и лыка не вяжет, а граф Кутайсов ему все рассказывает и рассказывает.

Кутайсов: Какой же хороший ты человек, милый Сашка! Сидишь со мной, пьешь мою чачу, сыт, пьян и нос в табаке! А все почему? Потому что ты – штатский! Ты понимаешь, язви тебя мать, штатский ты, сукин ты сын… Зачем, вот скажи мне, зачем я послал сынков моих на войну?! Был же я всю жизнь куафером, подстригал сильных мира сего, всем им поддакивал, а коль просили – подмахивал… (Встрепенувшись и с угрозою в голосе): В смысле – дамам подмахивал, ты не скалься, я не по той гадкой части! Понял, что ль?! А то ведь не посмотрю, как есть ты гость, мигом нагну да заставлю тебя надеть юбку! (Успокаиваясь): Да ладно, шучу… Поминки у нас… (С рыданием в голосе): Ах вы, детки мои, Саня и Петенька, на кого меня бросили?! А я ж все для вас! За одну теорию расовую денег заплатил – жуть! И все псу под хвост! Э-эх!

Грибоедов (на миг протрезвев): Не п-понял? Че за расовая т-теория?

Кутайсов (небрежно отмахиваясь):