разу не слышал от них ни одного злого слова. Несмотря на то, что их семьи были вынуждены тесниться в двух угловых комнатах большого двухэтажного дома, который их отец построил в начале XX века, так круто изменившего их жизнь.
Уже после смерти мамы, разбирая семейный архив, я нашел снимок, сделанный полвека назад. На нем члены этой большой и дружной семьи запечатлены вместе во дворе того самого дома по ул. Советской, 52, и все они – счастливы. Хочется верить, что также дружны и счастливы они и сегодня, в Царстве Небесном.
Были ли мои родные верующими? В те годы спрашивать об этом было не принято, потому что отвечать на подобные вопросы было не безопасно – в годы моего детства на Вятке еще жива была память о «хрущевских» гонениях. Были ли в их доме иконы, не помню. Как и о том, чтобы кто-то из них рассказывал мне о церкви и вере. Но знаю, что все дети в этих семьях были крещены, и все взрослые, как только удавка государственного атеизма ослабла, стали посещать храмы и, когда пришел час смерти, были отпеты.
Поэтому, хотя лично при мне бабушки и дедушки своей религиозности никак не проявляли, но назвать их неверующими я не могу и уверен, что пример жизни по совести или, как говорила бабушка Катя, «очестливой» жизни, который они преподали детям и внукам, был примером жизни во Христе. Хотя, возможно, они об этом не думали. Подобно тому, как сказано об этом в Притче о Страшном Суде, когда праведники, услышав от Бога, что они проявили к Нему милость и участие, смиренно спросят: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25, 37—40).
Почему не устояло советское «царство»?
Вспоминая своих родных, сегодня я понимаю, что в основе их представлений о том, что хорошо или плохо, как поступить, что можно или что не следует