– Я не первый день в милиции, Павел Михайлович, и хорошо знаю специфику работы по раскрытию убийств. Это можно рассказывать штатским, но не мне! – повысив голос до фальцета, взвизгнул Лосев. – Мне глубоко плевать, кем ты был ранее, сейчас ты мой подчиненный и должен выполнять мои указания. Это тебе ясно? Если не хочешь, пиши рапорт…

Лицо Максимова, было совершенно спокойным, он хорошо знал своего начальника, и сейчас для него было очень важно просто пережить минуты его «суворовского натиска». Лосев «пошел в разнос»: он кричал, топал ногами, зачем-то хватал со стола бумаги и тряс перед носом Максимова.

Сегодня утром Павел встречался со «своим человеком», который клялся, что блатные не имеют никого отношения к этому налету.

– Павел Михайлович! – жестикулируя руками, горячился Хрящ. – Это – не наше дело. Мы считаем, что это совершили какие-то залетные.

– Почему вы так решили? – спросил его Павел.

– А потому что налет то был не профессионально организован. Похоже, это просто был «рывок» в надежде на деньги. Они даже не взяли то, что собрали, похоже, испугались.

– Я бы так не сказал, Хрящ. А если они взяли деньги, тогда зачем им это барахло? И второе, откуда у тебя такие сведения?

Хрящ, словно не услышал вопроса Максимова.

– Вот сам подумай, – продолжил оперативник, – если они взяли деньги, то зачем им «мочить» стариков? Здесь что-то не так, Хрящ. Это дело рук наших, городских бандитов.

– Тогда не знаю, Павел Михайлович. Я, конечно, еще «понюхаю»….

– Давай, Хрящ, «нюхай».

Максимов, конечно, рассказал об этой встрече Лосеву, когда тот немного успокоился, но тот замахал на него руками.

– Да мне плевать, Павел, кто это совершил – наши местные или «залетные». Мне важен результат. Ты это понял? Если понял, иди, работай….

Павел не ответил – начальник, как обычно был прав, нужен результат. Он загасил папиросу и направился к себе в кабинет.

***

Петр Симаков поставил недопитую кружку с пивом на стол и расстегнул нижнюю пуговицу военного кителя. Этот китель он купил по случаю и сейчас очень гордился тем, когда его принимали за фронтовика.

– Вот смотри, – произнес он и протянул Корнилову сверток.

Василий осторожно развернул ткань и увидел немецкий «Парабеллум». Черная матовая поверхность, рифленая рукоятка вызвали неописуемый восторг.

– Где взял? – поинтересовался у него Корнилов.

– Места нужно знать, – ответил Симаков и громко засмеялся. – Теперь можно идти на любое дело.

– Нужен еще один ствол, – произнес Василий. – Одного мало. У меня есть пистолет, но он не стреляет, похоже, сломан боек.

– Лиха беда, Вася, найдем еще. Ты посмотри, сколько ходит «мусоров» с оружием. Это же ходячие склады.

Василий отхлебнул из кружки пиво и усмехнулся.

– Пока не будет еще одного ствола, не будет и дела. Я – не мясник и с топором не пойду. С твоим «Наганом» тоже нельзя, он, наверняка, на учете в НКВД, стоит только из него выстрелить и крышка тебе, Петушок.

– Ты прав. Мало нас, Корнилов. Некому даже на «стреме» постоять…

– Подожди, Петя, будут и люди… Главное начать.

– Слушай, Вася, а давай, привлечем к нашему делу Лешку Бабаева? Шустрый мальчишка, дерзкий, а самое главное – не болтун, язык держать за зубами умеет.

– Да, он совсем пацан, Петр. Ты еще пионеров мне предложи.

– Ну и что? Я хорошо его знаю, думаю, что не подведет.

– Тогда поговори с ним сам, только без всяких там выкрутасов. Ты сам догадываешься, к чему все это может привести.

– Ты меня не учи, Корнилов, я не первый раз замужем. Тогда до завтра….

Они разошлись в разные стороны, Василий направился домой, а Симаков на работу. Вечером Петр встретился с Алексеем Бабаевым. Он хорошо знал, что тот, несмотря на свои шестнадцать лет, уже привлекался к уголовной ответственности за кражу, но по-прежнему продолжал понемногу воровать.

– Как дела Леша? – поинтересовался у него Симаков. – Все «щиплешь» старушек?

– Кормлюсь потихоньку, – ответил Бабаев, доставая из кармана брюк папиросы. – Кури, Петя, пока угощают…

Лешка был небольшого роста, светлые длинные волосы делали его лицо по-детски наивным и смешным. У него были пухлые губы, небольшой курносый нос и множество веснушек, которые буквально разбежались по его круглому лицу. Паренек носил черные матросские клеши, тельняшку и белый шарф, который смешно смотрелся на его тонкой детской шее.

– Хочешь заняться серьезным делом? – поинтересовался у него Симаков. – Чего молчишь?

Бабаев, прежде, чем ответить, глубоко затянулся табачным дымом и с интересом посмотрел на своего собеседника. Он знал, что Петр был судимым, но считал его статью смешной и не достойной настоящего воровского шика.

– Что, решил опять заняться подделкой больничных листов, дядя Петя? – ответил Бабаев и громко засмеялся. – Да не смешите вы меня! И что ты называешь серьезным делом, Петр?

– Не пыли, малыш. Как ты смотришь на настоящие налеты – на хаты? «Хапнул» и в болото! Одно дело – настоящая романтика.

С лица Лешки сошла напущенная им бравада.

– Какие налеты? Так если же сгорим – там стенка…. Ты же знаешь, Петр, я – не трус, но то, что ты предлагаешь, дело серьезное.

Симаков бросил папиросу и носком сапога растер ее о землю.

– Малыш, ты считаешь, что это несерьезное дело? А вот «тырить» по карманам копейки, это серьезно? Не смеши меня.

Лешка поправил на шее шарф и по-другому посмотрел на Симакова.

– Так я не понял тебя – это серьезное предложение или твоя очередная шутка? Со мной так шутить не нужно, я не люблю этого.

– Серьезней не бывает, Малыш. Но для этого тебе нужно достать ствол. Где ты его достанешь – дело твое. Без ствола не будет и разговора.

– Я найду, у меня есть у кого купить.

– Вот и хорошо, Малыш.

Бабаев пожал руку Петру.

– Думаю, ты не пожалеешь, что остановил свой выбор на мне, – произнес Бабаев. – Это я серьезно говорю…

Алексей развернулся и, насвистывая какой-то мотивчик, направился со двора на улицу.

***

Василий Корнилов проснулся от звуков гимна, которые звучали из черной, обтянутой бумагой «тарелки», висящей на стене. Он поднялся с кровати и, достав папиросу, закурил. Почувствовав на себе взгляд Галины, он повернулся к ней лицом.

– Когда пойдете? – спросила Галина сожителя.

– Завтра, – коротко ответил Василий ей. – Чего так смотришь?

– Я на сто процентов уверена, что там есть, что взять. Насколько я знаю, ее сын много добра привез из Германии… он у них – полковник.

– Посмотрим, – коротко ответил Корнилов. – Не беги впереди паровоза.

– Я врать не буду, – произнесла Галина и, поднявшись с кровати, прижалась к спине Корнилова. – Все будет хорошо, Василий… Не переживай, это по первому разу страшно, а затем ….

Она не договорила, так как и без этого все было ясно. Корнилов загасил папиросу и снова лег. Рядом с ним прилегла и Галина. Близость женского тела, запах волос вскружил голову Василию. Он моментально почувствовал, как куда-то уходит, мучавшая его последние дни тревога, которая засела в нем, как Галина рассказала ему о семье Мифтаховых, проживающей на Малой Грифке.

Ладонь Корнилова, легла сначала на грудь Галины, а затем медленно спустилась на теплый мягкий живот. Галина еле слышно застонала и стала быстро стягивать с себя ночную рубашку.

– Погоди, Вася, погоди, – прошептала она. – Сейчас, я сейчас…

Легкая дрожь охватила женское тело. Губы Василия поймали ее сосок, который стал жестким, словно в него налили свинец. Наконец ей удалось поймать своими губами его губы, и они слились в одном неистовом поцелуе. Глаза женщины закатились, дыхание стало глубоким и редким. В какой-то миг время растянулось до бесконечности. С губ Галины сорвался стон болезненного счастья.

– Вася, Вася, – не слыша своего голоса, шептали ее губы, целуя мужское лицо. – Я люблю тебя. Ты слышишь, я люблю тебя, Вася. Я тебя никогда не предам.

Услышав последнюю фразу, Корнилов улыбнулся. Раньше ему еще никто не признавался в любви, и поэтому какое-то непонятное ему чувство моментально наполнило его изнутри. А Галина все шептала и стонала от охватившего ее удовольствия. Громко вскрикнув, она замерла и крепко сжала Василия в своих объятиях, не давая ему возможности шелохнуться.

– Все, все, – прошептал Корнилов. – Отпусти, а то задушишь.

Наконец она отпустила его и блаженно откинулась на белой простыне. Василий достал папиросу и закурил.

– Вот скопим деньжат, Галка, и махнем с тобой жить на море, – произнес он, мечтательно глядя в потолок. – Ты когда-нибудь была на море? Вот и я не был. Мой кореш по зоне часто рассказывал мне о море. Бывало лежу на нарах, слушаю его, а перед глазами – море, которому нет начала и нет конца… А какие там бывают закаты и восходы… Одно слово – сказка.

Корнилов мечтательно затянулся дымом и закрыл глаза.

– Вась, а как ты считаешь, у инкассаторов много денег бывает?

Корнилов, повернулся к ней лицом и засмеялся. Он посмотрел на ее обнаженное тело. Перевел свой взгляд на играющие в лучах солнца женские волосы и снисходительно улыбнулся.

– Глупая ты баба, Галина. Таскают они эти деньги мешками, а вот у самих есть или нет – сказать трудно. Вот когда схватим за задницу, тогда и посмотрим.

Василий посмотрел на ходики, они показывали начало восьмого утра. Он поднялся с кровати и стал натягивать брюки.

– Это ты, куда в такую рань? – спросила его Галина.

– Как куда? На дело! Надо еще посмотреть, что там.

Корнилов старался вести себя спокойно и непринужденно, но это была лишь маска. У него внезапно возникло чувство страха и словно гвоздь застряло где-то внутри. Чтобы как-то побороть это чувство, Василий взял в руки «Парабеллум» и передернул затвор.

– Вась, а ты стрелять хоть умеешь? – спросила его Галина. – Ты хоть потренировался бы.

– Могу. Я до войны занимался стрельбой. Думаю, что если придется, то не промахнусь.

Он сунул пистолет за поясной ремень и, надев на голову кепку, направился к двери.

***

Корнилов, хорошо ориентировался в этом микрорайоне Казани и поэтому достаточно быстро подошел к условному месту встречи. Там его уже ждали Симаков и Бабаев. Взглянув на землю, Василий сразу понял, что ждут они его уже давно, на земле валялось с десяток окурков папирос.

– Что скажешь? – обратился он к Бабаеву. – Подкоп сделал?

– Я все сделал, как ты просил, Василий. Подкоп готов.

– Тогда веди, – коротко бросил он Алексею, – чего здесь толкаться.

Высокие деревянные заборы домов позволили им скрытно подойти к нужному месту – подкопу.

– Вот здесь, – произнес Бабаев и откинул в сторону набросанные в кучу ветки.

– Давай, лезь первым, – приказ Корнилов ему. – Смотри не застрянь.

Алексей скрылся в лазе. Подождав еще минут, по приказу Василия в лаз полез и Симаков. Во дворе громко залаяла собака, Корнилов отбросил окурок папиросы в сторону и, несмотря на внезапно охвативший его страх, тоже спустился в лаз. Подкоп был довольно узким и Василий дважды чуть не застрял в проходе. Проклиная все на свете, он, наконец, выбрался наружу и глубоко вздохнул. Они все оказались за высоким забором дома.

– Вот что, не мелочиться! – приказал Корнилов своим приятелям. – Берем только ценные вещи, деньги и золото.

– А если проснутся хозяева, что будем делать? – спросил его Алексей.

Корнилов улыбнулся. Он мысленно представил полные ужаса глаза хозяев дома. Василий провел рукой по горлу. Это жест понял каждый из них.

– Понял, – тихо произнес Бабаев. – Не знаю как вы, а я готов.

Они, стараясь не шуметь, осторожно сняли штапики со стекол кухонного окна и, выставив стекла, быстро забрались в кухню. Помещение было небольшим и было все заставлено коробками с немецкими сервизами и хрусталем.

– Вот буржуи, – прошипел Корнилов, – «нахапали победители».

В углу на столе стояла керосинка, на которой, словно на картинке, красовался дорогой и редкий по тем временам, эмалированный чайник. Алексей осторожно открыл створку шкафа и стал шарить рукой в шкафу, вытаскивая из него кухонную утварь. Увлекшись этим занятием, он случайно задел рукой, стоявший на столе заварочный чайник, который с грохотом рухнул на пол. Это было так неожиданно, что налетчики буквально застыли на месте. Василий поднял руку с намерением ударить Бабаева по лицу, но в это время на кухню вошла старушка, дремавшая чутким стариковским сном и просыпавшаяся от каждого шороха в доме.

– Кто здесь? Кого черт носит? – произнесла она, шаря рукой по стене в поисках выключателя.

Бабаев, не раздумывая, с силой ударил старушку «фомкой» по голове. Удар был таким сильным, что находящие на кухне налетчики отчетливо услышали хруст треснувшего черепа. Несколько крупных капель крови и мозгов угодили Корнилову в лицо. Старушка вскрикнула и, схватившись за разбитую голову руками, с шумом повалилась на пол.

– Ты что творишь? – прошипел Василий, схватив Алексея за руку. – Замочу!

– Ты сам говорил, если что – мочить! – ответил Алексей, вырывая свою руку из руки Корнилова.

Услышав шум падения тела, в кухню сбежалась вся семья. Корнилов схватил за грудки хозяина дома и ударил его несколько раз финкой в живот. Еще находясь в местах лишения свободы, Корнилов хорошо усвоил правило, согласно которому, нужно сразу подавить желание противника оказать активное сопротивление. Единственным человеком в доме, кто мог реально оказать им сопротивление, был именно его хозяин.

– Где деньги! Говори, сука, а то убью всех! – закричал он в лицо хозяина дома. – Говори!

Мужчина хотел что-то сказать, но из его горла вырвался какой-то непонятный для Василия хрип. Корнилов повернулся лицом к женщине и схватил ее за волосы.

– Деньги! Где деньги, сука!

Женщина замотала головой. От охватившего ее страха она потеряла дар речи. Василий ударил ее ножом в горло.

– Чего смотрите! Деньги ищите! – закричал Василий остальным взрослым членам семьи.

Они бросились по комнатам в поисках тайников с деньгами. В одной из комнат спали дети. Когда в комнату вошел Бабаев, дети, проснувшиеся от шума, забились в угол и укрылись с головой одеялом.

– Корнилов! Здесь дети, что с ними делать? – спросил его Алексей.

– Мочи! – крикнул ему Василий, роясь в шифоньере.

Бабаев достал из-за голенища сапога нож и направился к детям. Вскоре, набив узлы вещами, они покинули ограбленный ими дом.

***

Ранним утром прошел сильный дождь с громом и молниями, от которого воздух в городе стал заметно свежее и прозрачнее. На улицах плыл терпкий запах цветущей сирени и черемухи. Капитан Максимов вышел из отдела НКВД и, взглянув на яркое летнее солнце, неожиданно для себя вспомнил, что сегодня воскресный день. Еще в среду он пообещал сыну, что они проведут этот день на островах «Маркиз», где будут рыбачить.

«Что я опять скажу мальчишке, что я занят на работе? Если так пойдет и дальше, то он вообще перестанет верить мне», – подумал Павел.

– Дяденька! Папироской не угостишь? – обратился к нему мальчишка лет тринадцати.

На мальчишке была старенькая застиранная рубашка, короткие штаны и стоптанные ботинки. Максимов перевел свой взгляд на его грязные руки, которые тот пытался спрятать в карманах своих коротких брюк.

– А не рано тебе курить, пацан? – спросил его Павел и потрепал мальчика по длинным нестриженым волосам. – Нет у меня папирос, пацан, я их еще ночью выкурил. Скажи, у тебя отец есть?

Мальчишка отрицательно покачал головой.

– Нет! Мой папка погиб при взятии Варшавы. Он у меня был танкистом…. Мамка говорит, так и горел в своем танке.

«Вот так и мой мог бегать по улице, прося папиросу», – почему-то подумал он, продолжая наблюдать за мальчишкой, который, заметив прохожего, бросился к нему в надежде «стрельнуть» у того папиросу.

По улице, сверкая медью труб, прошел военный оркестр. Звуки музыки заставили Максимова остановиться и проводить его взглядом. До войны он тоже играл в духовом оркестре на альте и сейчас звук меди почему-то снова напомнил ему об умершей жене, с которой он познакомился на танцевальной площадке. Оркестр скрылся за поворотом улицы, автоматически вернув Максимова из прошлого в настоящее.

Зверское убийство семьи инкассатора напугало весь город. По Казани поползли слухи о неуловимой банде, с которой не может совладать милиция. Павел, как и все сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом, «круглили» вторые сутки. Они «шерстили» притоны, воровские «малины», скупщиков краденного, но выйти на след банды не удавалось.

«Кто эти налетчики? Новички или профессионалы? Кем бы, они не были, хранить награбленное добро у себя дома – опасно. Следовательно, они должны сбывать это добро скупщикам, однако, проверки у них ничего не дали. Значит, сбыт идет не в Казани, а в каком-то другом городе?» – размышлял Максимов, шагая по улице.

Мимо него с шумом промчалась ватага мальчишек. Павел свернул к пивной и сразу же увидел Хряща, который стоял за отдельным столиком и медленно цедил из кружки пиво. Максимов прошел мимо него и, купив пару кружек пенного напитка, стал искать место, где можно встать.

– К вам можно? – спросил он у Хряща. – Я вижу, что стол у вас не занят?

– Падай, мужик! – произнес тот, сверкнув на солнце золотой фиксой. – Столик большой, как наша страна, всем места хватит.

Максимов поставил на столик свои кружки и посмотрел на «Хряща».

– Закурить не будет? – обратился он к Хрящу. – Извини, поиздержался.

– Кури свои, меньше будешь кашлять, – ответил тот и громко засмеялся. – Шутка!

Хрящ похлопал себя по карманам брюк и, достав пачку папирос «Беломорканал» положил ее на стол пере Максимовым.

– Кури, братишка.

Павел взял папиросу и закурил. Он посмотрел по сторонам. Люди стояли за столами и о чем-то беседовали. Никто на них не обращал внимания.

– Что скажешь? – спросил он Хряща. – Есть что-то новое?

– Я перетер эту тему с нашими авторитетами, все в отказе. Я же вам говорил, начальник, что наши люди здесь не при делах. Такое, что творят эти «друзья», могут совершать лишь серьезные люди, а таких у нас в Казани, просто нет.

– Погоди, Хрящ, меня интересует, что они говорят? – задал Павел очередной вопрос. – Ты же сам понимаешь, что все это сделали люди, а не призраки? Может, ты просто мелко плаваешь, Хрящ, и не знаешь то, что знают другие?

Хрящ сплюнул себе под ноги и зло сверкнул глазами. Ему было обидно за то, что Максимов усомнился в его авторитете.

– Зуб даю, начальник, что это сделали не наши урки! – стукнул себя в грудь Хрящ. – Наши украсть могут, «подрезать» могут, а вот так, всю семью и деток, нет у нас таких. Нам самим интересно посмотреть на этих гадов.

– Так ищите, а иначе мы вас начнем закрывать всех до одного. Вот тогда вы все «запоете».

– За что, начальник? Это – беспредел, а его творить не нужно. Мы же до этого как-то жили – мы воровали, вы ловили и сажали. Все было по закону и не было никаких претензий со стороны блатного мира.

Максимов посмотрел на него и усмехнулся.