Цитаты из книги «Время золотое»

На тебе Перст Божий. Тебе уже не уйти, не убежать. Твое могущество – от Небес. Ты больше чем президент. Больше чем вождь и лидер. Ты – помазанник. Об этом хотел сказать тебе псковский старец. Об этом были его слезы. Бекетов внушал, заговаривал, закладывал в Чегоданова волшебные коды, которые станут управлять его деяниями среди побед и трагедий. Так настраивают музыкальный инструмент, готовят к исполнению великой симфонии, священной музыки Русской империи. – Люби народ и бойся Бога. И будешь непобедим!

Меня упрекали за мою передачу «Постель-3». Говорили, что я растлевала целомудренную молодежь. Но я их спасала от чудовищной жизни. От тоски, на которую они были обречены в своих бараках, гнилых домах, среди пьянства и поножовщины, среди мертвой, как зловонный склеп, русской провинции.

Я читал ваше последнее интервью, где вы называли Россию «тупиковой страной», «пустырем истории». Где вы описывали «русскую идею» как синтез плахи и виселицы. Где все русские князья, цари и вожди – это палачи или слабоумные. Должен сказать, это очень смелое, блестящее интервью. Думаю, оно не понравилось в Кремле.

Бекетов владел собой, не позволяя вихрям ненависти вовлечь его в разрушительное слепое кружение. Коростылев, охваченный ненавистью, был открыт для внушения.

Вы правы, но прежде, чем установить диктатуру, нужно взять власть. Как вы возьмете власть? – У нас есть организация. Есть отделения в регионах. Есть боевое крыло. Есть политики, установившие отношения с родственными партиями в Европе. Есть банки, которые нас финансируют. Наша партия – это структура, готовая превратиться в государственную власть.

Я до последнего верил, что судьба России – это имперская судьба. А миссия русского народа – созидание империи. Я надеялся, что Чегоданов – имперский правитель и он поставит перед русскими имперскую задачу. Вернет русским вековечную имперскую работу, в которой русские обретали свое Божественное предназначение. Совершали великие деяния, создавали бесценные творения, одерживали невиданные победы. В этих победах крепли, захватывали в поле своей имперской цивилизации другие народы, обеспечивая им цветение. Я обманулся в своих ожиданиях.

Когда рухнуло государство, отец перестал ездить и вышел в отставку. Вдруг страшно запил, молча и жутко вливая в себя стакан за стаканом. Падал на диван замертво, и мать, прикладывая к его голове мокрые полотенца, плакала над ним, а отец что-то выкрикивал то на фарси, то на английском, то на испанском. Он сжигал, испепелял в себе что-то огромное, живое и ужасное.

Самое опасное для страны, когда происходит раскол элит, – важно заметил посол. – Тогда может начаться смута.

Градобоев вдруг подумал, что за этот листик салата он передал послу конфиденциальную информацию, которая может повредить государству. И тут же оправдал себя тем, что государство давно уже находится в плену у этого благодушного толстячка, управляется им через бесчисленные организации и фонды, денежные гранты и транши, зависимых министров и депутатов. Разгромленное и поверженное, государство выплачивает победителю репарации, которые не оставляют народу средств к существованию.

Градобоева страшило открывшееся пространство, где господствовали грозные силы, к которым он не прикасался доселе. Это был не Интернет с моментальным возгоранием тысяч воспаленных умов, которые гасли столь же быстро, как и зажигались. Это были не митинги с эффектными речами и воздушными шарами над ликующей толпой. Не пресс-конференции и интервью. Не тайные получения денег от анонимных жертвователей. Не мелкие происки спецслужб, взламывающих его сайты и устраивающих слежку. Это были тектонические силы, сотрясающие век от века континент России, перемещавшие глыбы русской истории, под которыми хлюпала кровь и трещали кости. И ему, Градобоеву, предстояло шагнуть на эти плиты, ощутить стопами их страшное трясение, омыться кровью, оглохнуть от хруста костей. Такова была природа русской власти, воля, которая приближала его к этой власти. – Ваше предложение застало меня врасплох. Я должен подумать.