Цитаты из книг автора «Александр Проханов»

Когда рухнуло государство, отец перестал ездить и вышел в отставку. Вдруг страшно запил, молча и жутко вливая в себя стакан за стаканом. Падал на диван замертво, и мать, прикладывая к его голове мокрые полотенца, плакала над ним, а отец что-то выкрикивал то на фарси, то на английском, то на испанском. Он сжигал, испепелял в себе что-то огромное, живое и ужасное.

Самое опасное для страны, когда происходит раскол элит, – важно заметил посол. – Тогда может начаться смута.

Градобоев вдруг подумал, что за этот листик салата он передал послу конфиденциальную информацию, которая может повредить государству. И тут же оправдал себя тем, что государство давно уже находится в плену у этого благодушного толстячка, управляется им через бесчисленные организации и фонды, денежные гранты и транши, зависимых министров и депутатов. Разгромленное и поверженное, государство выплачивает победителю репарации, которые не оставляют народу средств к существованию.

Градобоева страшило открывшееся пространство, где господствовали грозные силы, к которым он не прикасался доселе. Это был не Интернет с моментальным возгоранием тысяч воспаленных умов, которые гасли столь же быстро, как и зажигались. Это были не митинги с эффектными речами и воздушными шарами над ликующей толпой. Не пресс-конференции и интервью. Не тайные получения денег от анонимных жертвователей. Не мелкие происки спецслужб, взламывающих его сайты и устраивающих слежку. Это были тектонические силы, сотрясающие век от века континент России, перемещавшие глыбы русской истории, под которыми хлюпала кровь и трещали кости. И ему, Градобоеву, предстояло шагнуть на эти плиты, ощутить стопами их страшное трясение, омыться кровью, оглохнуть от хруста костей. Такова была природа русской власти, воля, которая приближала его к этой власти. – Ваше предложение застало меня врасплох. Я должен подумать.

Он использовал топливо людской ненависти и обожания, переводил ее в социальную энергию протеста, воздействовал этой энергией на электоральные предпочтения, политические симпатии, будущие результаты выборов. Он проводил эксперимент, последствия которого были до конца не ясны. Он увеличивал мощность реакции, не зная допустимый предел. Управлял множеством факторов, не зная, какой из них главный. Страстная воля Градобоева или осторожное лавирование Мумакина. Революционное безумие Лангустова или социальный страх, живущий в сознании людей.

Власть существует, пока существует наш страх.

Бекетов торжествовал, волновался, видел, как его усилия, слабые толчки воли управляют лавиной людей. Он двигал массивы общественных настроений, перемешивал их в заданных пропорциях, создавал в замкнутом пространстве проспекта гремучую смесь. Как алхимик, соединял в реторте вещества и растворы, надеясь получить философский камень, или чудовищной силы взрыв. В черное варево толпы вливались все новые и новые группы. Бекетов, как повар, готовил фантастическое блюдо из людских страстей, ненавистей, обожаний. Невидимый, священнодействовал на кухне, где варился жирный борщ революции.

Наши жизни проживаем в предчувствие Русского Чуда, в ожидании Русской Победы. Мы умираем, не дождавшись победы, передаем это ожидание сыновьям и внукам, чтобы и они уповали на Чудо. Наше великое чаяние Русской Победы через все поражения, все беды и сокрушения.

Каждый из этих самонадеянных нарциссов считает, что Россия остро в нем нуждается. Они хотят вскарабкаться на древо власти и угнездиться на вершине. Но само это древо должен кто-нибудь взращивать. Оберегать корни, охранять крону. Иначе оно может засохнуть, и эти честолюбцы окажутся на вершине мертвого дерева. – Ты садовод. Взращиваешь древо Государства Российского.

Лица под меховыми шапками и платками возникали и исчезали, чтобы больше никогда не появиться. Это напоминало мгновенные рождения и смерти.