21

Городок Брененвальд располагался в пяти милях от деревни Засупня, если ехать вдоль границы и по берегу Брененвальдского озера. Городок был чистенький и мало чем выделялся среди других приграничных селений, если не считать нескольких лавок, торговавших шерстяными тканями, которые ткали здесь же в Брененвальде на ингландских станках из ингландской же пряжи.

В покупателях недостатка не было, все знали о качестве здешних тканей, поэтому торговцы имели хорошую прибыль.

В одну из таких лавок зашел прохожий – простой человек, прошагавший несколько миль с окраины деревни Засупня. И поскольку все приказчики занимались покупателями, которых здесь было не меньше дюжины, скромный посетитель остался ждать у дверей, а затем шагнул в нишу за тяжелой портьерой, где наткнулся на рослого господина с пронзительным взглядом.

– Лилия и король, – негромко произнес прибывший, и охранник посторонился, пропуская гостя за следующую дверь, где оказалась просторная комната с несколькими столами и бюро и где находилось еще несколько человек, занимавшихся кто чем – одни что-то писали, другие работали с хитрыми таблицами, а третьи курили, сидя у холодного камина.

– А вот и агент Бах! – сказал один из куривших, поднимаясь и оставляя на столике трубку. Его секретная печать висела открыто – на шее, в виде украшения, и была огромной, что говорило о высоком статусе.

Это был граф Абердин, руководитель тайной канцелярии.

– Что нового вы нам принесли, Бах?

– К сожалению, ничего особенного, ваше сиятельство. Есть несколько сообщений о переходе границы контрабандистскими шайками, но с ними разделались люди пограничного департамента. О пропавшем агенте ничего не известно, связной его еще ждет.

– Как там с охраной границы, эти мерзавцы из департамента постоянно лгут нам о своих усилиях, но, скорее всего, скрывают уворованные казенные деньги. Их в этом году им выдали безмерно.

– В Засупне видел отряд шерифов, они как раз двигались к границе. Очень активные, подозрительные – даже меня останавливали, чтобы подвергнуть допросу.

– Они не в Робертово ехали? – спросил другой офицер, куривший у камина.

– Этого я не знаю. Они не сказали, куда поедут, а я не мог спрашивать – все происходило на улице.

– Сколько их было? – спросил господин с печатью на цепочке.

– Тринадцать, ваше сиятельство. Лейтенант, сержант и солдаты.

– Их всех перебили в Робертове! – снова сообщил тот, что остался у камина. – Нам полчаса назад доставили записку с донесением.

– Перебили? – не поверил агент Бах.

– Да, – сказал граф. – Всех перебили на подворье тамошнего лесничего и самого лесничего тоже зарезали. Похоже, вы были последним, с кем они говорили.

– Похоже, ваше сиятельство. Они…

– Что?

– Этот лейтенант, ваше сиятельство, он жаловался на группу наемников, с которыми у него произошел конфликт.

– Вот как? – граф оглянулся на господина у камина. – Ты слышал, Френе?

– Так точно, ваше сиятельство.

Полковник Френе оставил свою трубку на столике и тоже подошел к Баху.

– Расскажите, Бах, мы внимательно вас слушаем.

– Лейтенант сказал, что на постоялом дворе у них произошел конфликт с четырьмя наемниками, и, насколько я понял, арестовать их шерифам не удалось. Как он сказал – они не дались.

– Тринадцати шерифам не удалось арестовать четверых наемников? – удивился полковник, и они с графом переглянулись.

– Там были не простые наемники. Лейтенант назвал орка с огромным мечом и разбойничьей мордой, но это эмоции. Назвал гнома, шириной с телегу, как он сказал, и с тесаком, каким только быков надвое разрубать. Назвал некоего молодого шнырика с арбалетом складным двулучным…

Агент Бах даже глаза прикрывал, чтобы вспомнить произносимые лейтенантом термины как можно точнее, и хотя цитаты были слишком цветистыми, это отражало характеристики, данные наемникам. Это было так же важно, как и сухие детали рассказа.

– По мнению лейтенанта, арбалет был ингландской работы и очень дорогой – с десяток лошадей стоит, а болты в нем каленые – четырехгранные. Вот.

– Однако, – покачал головой полковник.

– А кто же четвертый? – спросил граф.

– Четвертый, ваше сиятельство, некий каторжник Мартин-Счастливчик. Двадцать лет просидел в замке Угол, который в департаменте Лиссабона. И зубы у него при этом все остались свои – вот на что лейтенант обратил внимание.

– Про зубы, скорее всего, вранье. Да и про двадцать лет в Угле – тоже. Неизвестно, откуда лейтенант это услышал. Я про этот Угол хорошо осведомлен, там была бессрочная тюрьма, но арестанты дольше трех лет не жили, – сказал полковник.

– Еще лейтенант сказал, что они якобы ехали в Фарнель, чтобы искать работу.

– Фарнель недалеко, можно проверить, – заметил Френе.

– Там и проверять нечего, нужно ставить заслон из проверенных людей, – сказал граф, возвращаясь к камину, – чтобы не получилось, как с этими шерифами – это же надо, четверым тринадцать кавалеристов переколоть.

– Я займусь этим, ваше сиятельство! – отозвался один из присутствовавших и поднялся из-за стола.

– Отлично, лейтенант Брэмил, соберите команду и выдвигайтесь немедленно. И еще: вы у нас один из лучших фехтовальщиков – как они это сделали вчетвером?

– Судя по тому, что я услышал, ваше сиятельство, это могут быть солдаты, прослужившие по пять, а то и десять лет где-нибудь в колониях. Они бы и с двумя дюжинами справились, для них война – родная стихия. А шерифы все время в седле, лишь изредка гоняют контрабандистов, вот и вся война.

– М‑да, тем большее внимание обратите на подбор людей. А вы, агент Бах, выпейте чаю и займите место лейтенанта, он еще не закончил с шифром.

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Лейтенант передал Баху дела и ушел готовить отряд для поимки особо опасных преступников.

Граф и полковник вернулись к камину и взяли со столика свои трубки, вновь начав их раскуривать.

– Одного я не пойму, ваше сиятельство, чего эти сволочи так к нам полезли? У них ведь сейчас своих проблем выше крыши – бунт, – сказал полковник, скосив глаза на огонек трубки и старательно ее потягивая.

Граф улыбнулся.

– Тут как раз все просто, дорогой Френе. У ингландцев бунт, и мы своей агентурой всячески способствуем его распространению на Терминлию, Галефакс и Город Зеленой Волны.

– Ну так не все же им нам гадить.

– Они прекрасно понимают, что, если дадут нам возможность работать на их территории, мы доведем их до большой гражданской войны. Поэтому пытаются создать проблемы на нашей территории. А поскольку у нас, к счастью, никакого бунта не предвидится, они собираются устроить беспорядки – пожечь деревни, развалить несколько мостов, убить кого-то из местной власти или даже королевских чиновников.

– Тогда нам придется ловить их у себя, и мы забудем про их бунт?

– Вот именно, дорогой Френе. И поэтому нападение на шерифов может оказаться одним из их первых ударов.

– А учитывая, что у этих злодеев дорогой ингландский арбалет…

– Вот именно, дорогой Френе. Вот именно, – произнес граф.

22

Ночью в ворота к трактирщику Тревору снова постучали. Он привычно сунул ноги в сапожные обрезки, запалил огнивом фонарь и выскочил во двор, больше всего опасаясь, что снова увидит ужасное наваждение. Однако тот, кого он увидел за воротами, ужаснул его сильнее, чем призраки банды Гонзалеса.

– Здорово, хозяин, – басом произнес высокий незнакомец в длинном черном плаще и с секирой в правой руке. За ним стояло еще не меньше дюжины так же диковинно одетых людей – в долгополых плащах и рубахах. На некоторых даже были мясницкие фартуки, и у каждого – мясной топор либо тесак для разделки туш.

– Знаешь меня?

– Нет, ваша милость, но я рад любым гостям – прошу почтить меня своим присутствием, – промямлил трактирщик, отворяя ворота шире.

Страшные гости с топорами и секирами зашли во двор и разбрелись, осматриваясь. С трактирщиком остался самый страшный.

Тревор уже понял, кто перед ним, но раз уж не сознался, продолжал играть непонимание.

– Я хозяин здешних мест, трактирщик, – пророкотал разбойник, глядя на Тревора сверху вниз.

– О… очень приятно, ваша милость, – снова поклонился трактирщик.

– А ты думал, кто тут у вас хозяин? Может, король?

– Я не… – Тревор пожал плечами.

Страшный гость хрипло засмеялся.

– Ладно, трактирщик. Угости меня чем-нибудь. Удиви гостя, сможешь?

– Извольте на террасу, ваша милость, там удобнее всего, – засуетился трактирщик. – А я сейчас мясца, пива наилучшего, бражки медовой – всего, что пожелаете.

– Мясцо, – произнес гость со странной интонацией. – А ведь мясцо мы любим, правда, ребята?

Его спутники никак не отреагировали, продолжая соваться во все углы, вынюхивая, словно собаки.

В конце концов они расселись на террасе, и Тревор бросился выносить им все, что имелось в погребах и на кухне. Количество еды на столах множилось, но гости молчали.

– Ах, да что же это я! – всплеснул руками Тревор и, убежав на кухню, вернулся с тремя зажженными светильниками. – Харчи-то ношу, а свету забыл принести!

Он быстро расставил светильники, и на террасе стало значительно светлее. Тревор пытался поймать хотя бы один одобрительный взгляд, но его не замечали. Зато он при большем свете сумел рассмотреть длиннополые одежды и фартуки ночных гостей – они были заляпаны кровью. Многими слоями спекшейся крови.

– Постояльцы у тебя имеются? – спросил Ландфайтер.

– О… Один, ваша милость. Он там – наверху.

– Я посмотрю, – сказал гость и поднялся. Вместе с ним встали с мест и другие, но он сказал:

– Я сам.

И они сели.

Ландфайтер вышел на лестницу и стал медленно подниматься, слышно было, как скрипели под его тяжестью ступени. Тревор невольно их пересчитывал. Вот гость прошел их все, толкнул дверь и оказался в комнате постояльца.

Тревор зажмурился, ожидая страшного удара с треском, ведь Ландфайтер поднялся туда с секирой.

И тот действительно стоял посреди комнаты и смотрел на спавшего постояльца. Стоял долго, минуты две, стоял и смотрел, как по лицу спящего, освещенному всполохами ламп с террасы, катились капли липкого пота.

Наконец, Ландфайтер вздохнул и сказал:

– Ладно, живи.

Повернулся и вышел на лестницу. А постоялец открыл глаза и откинул одеяло. За эти пару минут он промок насквозь.

23

Когда Ландфайтер вернулся на террасу, Тревор все так же стоял не двигаясь и не знал, чего теперь ожидать.

– Ах да, ты вот что… – произнес Ландфайтер и опустился на стул. – Принеси, что ли, чего-нибудь перекусить.

– Я принес все, что было, ваша милость, – сказал Тревор.

– Ладно, тогда расскажи мне о моих людях.

– О… О каких людях, ваша милость?

– О моих людях. Ты глухой, трактирщик?

– Нет, ваша милость.

– Мне показалось, ты глухой из-за того, что тебе отрубили уши. Тебе когда-нибудь отрубали уши, трактирщик? Одно, два, три или даже четыре?

– Нет, ваша милость, – пролепетал Тревор.

– Я так и думал. Как только я тебя увидел, сразу подумал – этому хитровану ни разу не отрубали уши, оттого он такой веселый.

– Я не такой уж веселый, ваша милость.

– А кто сейчас веселый, трактирщик? Сейчас время такое – суровое. Вот и я – не веселый. Как кого-нибудь увижу, обязательно зарублю. Веришь?

Ландфайтер уставил на Тревора черный бездонный взгляд.

– Ваша милость, пощадите… – пролепетал тот, чувствуя, что теряет сознание.

– Вот и ты о том же. Никто не может сказать мне ничего нового, трактирщик, все молят о пощаде. Ты огорчаешь меня, а значит, тебя не ждет ничего хорошего.

Ландфайтер поднялся, прошелся вдоль столов и вдруг мощным ударом развалил один из пустовавших.

Трактирщик зажмурился, но Ландфайтер вернулся на место и сел.

– Он спас тебя, ты понял?

– Не… Не очень.

– Этот стол. Я хотел непременно врезать кому-то топором, но тут был стол. И был ты. Мне пришлось выбирать, и я выбрал его, хотя это всего лишь стол. Ты знаешь, почему я выбрал сухой холодный стол вместо тебя, такого теплого, наполненного потрохами, костями и всяким прочим добром, трактирщик?

– Не… Не могу знать… ва… ваша милость.

– Все просто – мне нужно знать, куда подевались мои люди. Я это еще не выяснил, а это очень важно. Итак – Лютый и Бражник. Не бойцы, а барахло. Их было семеро, пришедших одной командой дураков из какой-то деревни в тридцати пяти милях на юго-запад. Кажется, Пруды. Ты должен знать.

– Я… слы… шал…

– Ты слышал, значит, уже не глухой. И, значит, из четырех ушей тебе одну пару можно оставить, я прав, Банжарель?

Один из спутников в длинной рубахе и кожаном плаще молча поднял над головой грязный тесак.

– Мой помощник. Рубит быстрее, чем думает, и меня это устраивает. Мои ребята все такие. А Лютый и Бражник – полное барахло. Так куда они подевались, Тревор?

– За… За прозвища не ручаюсь, ваша милость, но двое заходили, это точно. Вели себя… Вольно вели себя.

– Это похоже на них, – кивнул Ландфайтер.

– Говорили, что теперь они тут главные. Надавали пинков, ели-пили и ушли. Обещали вернуться, когда появятся деньги.

– У них?

– У меня, ваша милость. Они хотели денег, а я пока на мели, ходят по дороге теперь мало.

– Значит, от тебя ушли живыми?

– Так точно, ваша милость. Живыми, сытыми и пьяными.

– Так-так.

Разбойник положил перед собой секиру и поскреб что-то на ее отшлифованном, как зеркало, лезвии.

– Даже если бы ты решил их убить, я бы тебя понял, трактирщик…

– Нет-нет, ваша милость, я даже не подумал! – замотал головой Тревор, прижимая руки к груди.

– Не перебивай меня, я этого не люблю, как ты, наверное, уже понял.

Тревор кивнул.

– Если бы ты уделал их чугунной сковородой, я бы тебя понял. Они ведь не заплатили, надавали тебе пинков. А пинки – это обидно, правда, трактирщик?

– При моей работе такое часто бывает, ваша милость.

– Так вот, как я уже говорил, их пришло семеро – все были полное барахло. Пришлось рубить их надвое, но не сразу, а по результатам, так сказать, выполнения заданий. Вон, Банжарель рубил, Кауди, Жирный Пес, Базна, – перечислял Ландфайтер, и названные мясники потрясали поднятыми над головами орудиями. И все молча.

– Кстати, ты заметил, что все они молчат? – улыбнулся Ландфайтер, словно перехватывая мысли трактирщика.

– Я… Даже… Я заметил, ваша милость…

– А знаешь почему?

– Не… Нет… – покачал головой трактирщик, уже совершенно сбитый с толку и почти замороженный изнутри от ужаса, который исходил от этого страшного человека.

– Потому что я им всем отрезал языки, понимаешь?

Трактирщик заторможенно кивнул.

– Я подумал, что в банде должен говорить только главарь, а главарь – это я. Остальные могут только слушать. Как тебе такая идея?

Тревор не ответил. Он стоял неподвижно, боясь проявить неуважение любым жестом или словом.

Вдруг раздался стук в ворота.

Трактирщик ожил, его глаза задвигались, и он указал рукой, как бы спрашивая разрешения пойти и открыть. Но Ландфайтер рассудил иначе.

– Банжарель! – сказал он, и названный разбойник, поднявшись, пошел открывать ворота.

Подул ветер, и створки затрясло. На всякий случай Банжарель перехватил тесак поудобнее и одной рукой приоткрыл створку ворот.

Перед ним стояли заплутавшие в ночи путники, и тусклый свет с зажженных трактирщиком светильников обрисовывал их неясные силуэты.

– Чего вам? – прохрипел Банжарель, не в силах рассмотреть лица этих бедолаг. Ветер трепал их лохмотья, а один из бродяг даже был без сапога.

– Чего вам? – снова спросил разбойник, крепче сжимая тесак, но незнакомцы не отвечали. А потом, будто откуда-то издали, кто-то простонал:

– Помощь… Нам нужна помощь…

– Помоги нам, – сказал тот, что стоял прямо перед воротами, и налетевший порыв ветра разметал его длинные волосы.

Створка ворот захлопнулась, ограда загудела, и по ней застучали мелкие камешки, поднятые с дороги ветром.

Банжарель закрыл лицо, а когда ветер успокоился, снова толкнул створку, однако никаких путников там уже не было, как будто их унесло ветром.

Ландфайтер и остальные молча ждали, когда вернется Банжарель. Трактирщик все так же стоял на месте.

– Мой предводитель… – прохрипел Банжарель.

– Да, трактирщик, я обманул тебя – они могут говорить. Но лишь когда я велю им это делать, – заметил Ландфайтер и повернулся к Банжарелю.

– Кто там?

– Хозяин, похоже, это за тобой…

– Что?

– Они пришли за тобой, как и обещали…

Ландфайтер быстро встал и подошел к Банжарелю.

– Кто пришел – говори внятно.

– Ну, эти… – Банжарель неопределенно мотнул головой. – Оттуда.

Видимо, Ландфайтер понял, о чем сказал его подручный. Он постоял, словно задумавшись, потом вернулся к столу.

– Я уже знаю, что этих двоих нет в живых, трактирщик. Я знаю, что их закопали, но не могу определить – кто это сделал, понимаешь? Поэтому ты сейчас признаешься, что убил их, и я разрублю тебя надвое. Или ты скажешь мне, кто это сделал, тогда будешь жить. Итак, я считаю до пяти, хотя если честно – рублю уже на счет два, это такая уловка, понимаешь?

Загипнотизированный взглядом Ландфайтера, трактирщик медленно кивнул.

Перед ним была неразрешимая задача – рассказать все как было, и тогда эти монстры убьют постояльца, оставив его в живых. Но постоялец непростой человек, и за него тоже придется держать ответ, к тому же сейчас, Тревор видел это краем глаза, постоялец стоял у окна и слышал все, о чем тут говорили. Он мог прямо сейчас ударить из арбалета – трактирщик видел в его мешке похожее оружие.

– Итак, трактирщик, я начинаю считать… – произнес Ландфайтер и замахнулся топором.