В визуальной проекции остались только Анетта и Мэри. Не видно ни Райана и Четверки, ни мониторов, ни крипты, – все это словно было сном, и вокруг только темные стены дома и вид с холма на долину Города ангелов.

Вот Еве уже семь, она скачет по дивану вместе с собакой и громко хохочет, вокруг разбросаны игрушки.

Анетта в кресле экстракции памяти зажимает рот рукой, чтобы не закричать и не сорваться с места. Все смещается в сторону, затем вверх, пахнет жареной индейкой, ночь подсвечена гирляндами. Анетта протягивает руку, чувствует деревянные перила лестницы. Одна из десятка фотографий вдоль ступеней висит криво, и Анетта, чуть привстав, поправляет ее с нежностью. Кресло экстракции выезжает на площадку второго этажа. На двери комнаты Евы висит меловая доска, маленькая и вся в белой пыли. «Не беспокой меня. Я серьезно, мама!» Дверь в комнату открывается – за столом сидит Ева, сосредоточенная, сердитая. Она даже головы не поворачивает к матери и Мэри, словно их здесь нет.

– Это она создает компьютерный код, с которым выиграла «Имэджин Кап». Я прокралась по лестнице и тихонько приоткрыла дверь в комнату. Ева знала, что я вошла к ней без разрешения, но сделала вид, что ничего не происходит. Только надулась – видите, как пульсирует жилка на ее шее?

Анетта говорит шепотом, а виртуальная проекция, подчиняясь движениям памяти, зафиксировавшей этот момент пятнадцать лет назад, с точностью воссоздает прошлое.

– Если я протяну к ней руку, смогу почувствовать ее? – нерешительно спрашивает Анетта.

– Да, вы ее коснетесь. Но не стоит. Это лишь иллюзия, хотя невероятно реальная. Сейчас вы дотронетесь до миража, а не до дочери, – пояснила Мэри, и Анетта опустила руку.

Комната вокруг поплыла, преобразилась. Многолюдный зал, повсюду преподаватели и судьи комиссии, известные разработчики и охотники за головами из Кремниевой долины. Круговерть из людей и звуков: гул голосов, щелчки фотоаппаратов, скрежет передвигаемых по полу стульев, удушливый запах чистых рубашек и сладких энергетиков. Красные от бессонницы глаза участников обратились к Еве. Высокая, волосы выкрашены в ядовито-зеленый цвет, с пирсингом в носу, она на возвышении, настраивает презентацию на ноутбуке.

– Здесь ей шестнадцать. Я начинаю забывать, какой красивой была моя девочка, – громко сказала Анетта, чтобы Мэри услышала ее за гулом голосов. – Всю неделю мы с ней не разговаривали, потому что она заявилась домой с пирсингом и пьяная в стельку. Ева думала, я злюсь на пирсинг, хотя, если честно, он ей очень к лицу. Я психовала из-за того, что она напилась где-то и я нашла в ее сумке косяк. Но ничего не сказала, думала, она сама догадается, что дело не в серьге, а в чем-то посерьезнее. Но в тот день я все равно пришла ее поддержать.

Ева посмотрела в зал, близоруко прищурившись. Участники рассаживались по местам. Увидев мать, Ева успокоилась, ее движения стали уверенными и решительными.

Картинка снова начала меняться, но туман никак не рассеивался.

– Вы готовы к тому, что сейчас будет? – спросила Мэри, глядя Анетте в глаза.

– Я снова увижу ее смерть? – спросила женщина обреченно.

– Нет, нам не нужен именно тот момент. Лишь все, что было до него. Мы остановимся за пару минут до ее смерти.

– Слава богу! – вздохнула Анетта.

Она уже была сама не своя, перестала различать явь и иллюзию, навеянную Райаном. Данные из ее воспоминаний о дочери, даже те, которые не были визуализированы, скачивались через приложенные к голове электроды. Их должно было хватить для создания совершенной виртуальной копии Евы.

Туман рассеялся. Кресло, в котором сидела Анетта, и стул Мэри оказались посреди узкого коридора. В заполненном зале, оставшемся позади, стоял тот же гул, но Ева уже закончила презентацию и вышла за перегородку, прижимая к себе ноутбук. Анетта шла рядом с ней, медленно, они о чем-то беседовали, едва слышно посмеивались.

– В тот день она выиграла грант на разработку своего проекта. Самый молодой программист, получивший предложение работать в «Нейроник текнолоджис». Ее победа была объявлена, когда Евы уже не было в живых, через полчаса после ее презентации.

Анетта смотрела на свою широкую низенькую фигуру и на тонкую, высокую фигурку дочери, идущие рядом по коридору к запасному выходу.

– У Евы вдруг сильно разболелась голова, я повела ее на крышу, проветриться. Сейчас мы идем с ней вот так, плечо к плечу, думаем, что она просто переволновалась или выпила слишком много энергетиков.

Когда Анетта открыла и придержала тяжелую лестничную дверь, Ева пошатнулась и приложила руку ко лбу.

– Она отшутилась, сказала «гномик стучит по черепку, того и гляди пробьется наружу». Ей было плохо, но кто придает этому большое значение в шестнадцать лет? – Анетта тяжело дышала. – За эти годы, мне казалось, я как-то смирилась. Никто не мог знать, никто не виноват. Просто так случилось. Но меня каждый день мучает то, что я не успела сказать ей: Ева так и не узнала, что мне очень понравился ее пирсинг.

Дверь за Евой и Анеттой захлопнулась, коридор опустел, и виртуальная проекция событий пятнадцатилетней давности рассеялась, будто дым.

Райан потирал руки, довольный результатом. Ева должна была получиться такой, какой помнила ее мать. И пройдет еще достаточно времени, прежде чем Анетте придется пройти через самое трудное испытание в своей жизни. Снова отпустить дочь в небытие, на этот раз навсегда.

***

– Мы должны будем попрощаться сегодня?

Когда Анетта снова увидела стены крипты, ее тело обмякло, обессилело.

– Не сегодня, – заверила ее Мэри. – Воскресшая будет жить в Замке до тех пор, пока мы не завершим работу над пробной серией программы. Придет день, мы позовем сюда всех добровольцев, приведем их в наш сад, и все вы проститесь с любимыми. Скажете все, что не успели сказать, обнимете так, как не смогли обнять при жизни. Вы отпустите терзающих вас призраков и подарите себе покой.

Анетта покорно положила голову обратно на подголовник, посмотрела на высокий арочный свод крипты.

– Нам пора, – проговорила Четверка, сверяясь с данными загрузки.

Было уже темно. Анетта удивилась, что провела в крипте так много часов, – ей казалось, что экстракция прошла быстро. Вечер был спокойным и безветренным. В одной из башен Замка зажегся свет.

– Кто-то из воскресших сейчас в Замке, – тихо сказала Четверка Райану. Анетте не обязательно было знать, что происходит внутри дома.

Райан вел Анетту, Четверку и Мэри узкой тропой, обсаженной густой изгородью желтого дрока. Тропинкой, с которой ничего нельзя было разглядеть, кроме верхних этажей Замка. Ни сад, ни воскресшие, бродившие по нему, отсюда не были видны. Окутанные ночной прохладой, Райан и его спутницы углублялись во владения О’Коннеллов.

Тропа вела прямиком к широкому, казавшемуся черным, озеру, с берегов которого открывался вид на спящую за пределами земель Замка вересковую пустошь и темную гряду деревьев на горизонте. Вода была спокойна, только мелкая рябь, поднятая ветром, то и дело пробегала по ее поверхности.

– Я ничего не вижу, – сказала Анетта, всматриваясь в черную гладь.

Райан сверился с планшетом. Загрузка 98%.

– Она поднимается к поверхности, – сказал он спокойно.

Озеро вздохнуло, вода качнулась и замерла.

– Поклянитесь мне, что ей не больно! – взмолилась Анетта и в упор посмотрела на Мэри, требуя немедленного ответа.

– Мы никогда не причиним боль тому, кто вам дорог. Клянусь, – ответила Мэри, и Анетта снова устремила взгляд на темную поверхность воды.

Как и все добровольцы до нее, Анетта так и не осознала до конца, что поднимается со дна озера на самом деле. Воскресшие, созданные Райаном, казались такими реальными, живыми. Трудно было поверить, что это лишь виртуальные проекции, добротные, гениальные, почти не отличимые от настоящих людей.

– Надо еще раз объяснить ей, кто такой ее воскресший, – прошептал Райан на ухо Мэри, и она почувствовала на щеке тепло его дыхания. – Это же просто усовершенствованная компьютерная программа. При чем тут боль!

– Не надо, – твердо возразила Мэри.

Мэри не было стыдно. Она позволяла Анетте, как и всем добровольцам, верить в собственные заблуждения. Разве могла она разрушить чудо момента, когда под тяжелой поверхностью воды поднимается к лунному свету давно упокоенный с миром человек? Посмотреть в глаза Анетте и вдруг, как приводящей в себя пощечиной, объявить, что перед ней не ее собственная дочь, а нечто иное. Нет, Мэри не могла так поступить. И всякий раз Райан упрекал ее в малодушии, а Мэри удивлялась, как он не понимает таких простых вещей, как вера в чудо, не проникается красотой рождения воскресших, нарушить которую было бы преступлением.

Вокруг благоухала ночь. Несмотря на зимний месяц декабрь, в саду цвели цветы, а с поля доносился терпкий аромат розового вереска. Жаркий день так прогрел землю, что ветру пришлось отдать всю прохладу, какая была у него в запасе, чтобы немного облегчить зной.

Озеро наконец заволновалось. У его края, там, где под толстыми стеблями осоки, сбиваясь с ритма, квакали лягушки, поднялась высокая волна, захлестнувшая берег. Жабий хор тут же умолк. У Анетты задрожали колени. Мэри и Четверка поддерживали ее под локти, не давали упасть. Далеко, едва различимая в темноте, над поверхностью воды появилась маленькая точка. Она росла и росла, округляясь. Прикрытая мокрыми волосами голова. Голова приближалась, из воды появилась шея, угловатые плечи шестнадцатилетней девушки. Майка с надписями, черные потертые джинсы, кеды. Ева! Анетта, обмякшая в руках Четверки и Мэри, вдруг с силой рванулась навстречу своей дочери. Мэри и андроид были к этому готовы.

Все добровольцы в минуты воскрешения вели себя одинаково, словно были запрограммированы одним и тем же кодом. Державшие Анетту руки не ослабили хватку, а наоборот, еще крепче сжали ее локти. Мать рвалась навстречу дочери, она кричала, умоляла отпустить ее. Девушка уже поравнялась с ними, с ее зеленых волос капала вода. Она прошла так близко, но лишь удивленно посмотрела на собравшихся, не понимая, что происходит, кто перед ней стоит и почему, заливаясь слезами, кричит женщина. Огни сада манили ее – Ева исчезла среди кустов. Райан ликовал.

Анетта еще всхлипывала, Мэри обнимала ее, поглаживала по спине.

– Она не узнала меня! Разве такое возможно? – спросила Анетта.

– Воскресшие «развиваются» постепенно, им нужна хотя бы неделя, чтобы закачанная в виртуальное тело программа расставила в их памяти все по своим местам, – успокоил ее Райан.

Райан и Четверка ушли обратно в крипту, чтобы закончить дела, а Мэри повела Анетту к воротам Замка. Весь обратный путь женщина смотрела себе под ноги, не задала ни одного вопроса. Казалось, переживания этого дня лишили ее последних сил. Четверка предусмотрительно вызвала такси. Оно ждало Анетту за решеткой увенчанных золотыми вензелями ворот.

– Я свяжусь с вами, когда придет время. Не волнуйтесь, воскресшим хорошо в Замке. Вам нужно отдохнуть, осмыслить то, что сегодня произошло, – сказала Мэри, когда Анетта уже сидела в такси-беспилотнике.

– Она выглядела точно так же, как там, на крыше, когда я держала ее, потерявшую сознание, на руках. Не уверена, что смогу пережить это снова, – Анетта уже не плакала, только смотрела на Мэри с выражением смертельной усталости в глазах.

– Вам и не придется. Тот страшный день навсегда остался в прошлом. Но вам нужно пережить его иначе: попрощаться с дочерью, обнять ее, сказать ей все, что вы не успели. И ваша жизнь продолжится, – уверенно сказала Мэри.

– С того дня у моей жизни нет продолжения, только медленное, тягучее движение времени вперед. Я была уверена, что этого нельзя исправить. Замок стал моей единственной надеждой. Когда я ехала сюда, то думала, что здесь для меня свершится чудо. Но пока я испытываю лишь страдание…

Мэри стояла неподвижно, смотрела вслед удаляющемуся автомобилю. Она обернулась на Замок: черная глыба, упавшая с хмурого неба сотни лет назад. Глыба, в которой маленькие упрямые человечки снова и снова воскрешают свою боль.