Мнац дружелюбно улыбается, и я едва заметно киваю, ощутив сковывающий спазм в мышцах шеи. Леша кладет передо мной телефон, и я внимательно смотрю на таблицу. Валет – два очка, дама – три, король – четыре, туз – одиннадцать, остальные столько же, сколько и написано на самой карте. Вроде бы и правда несложно, при других обстоятельствах это могло быть даже весело, но давящие взгляды окружающих и гневное дыхание брата у виска не дают забыть, где я и с кем.

– Готовы? – с дразнящим азартом спрашивает Мнац, массируя шею своей девушки, будто собирается выпустить ее на ринг.

Она льнет к его груди и закидывает руку назад, проводя длинными острыми ногтями по торсу:

– Всегда готова. Ты же знаешь.

– Мешай карты, малой, а то еще скажешь, что я их подтасовал, – бросает Мнац, увлекаясь любовной игрой.

Верно, для них это всего лишь игра. Заброшка, партия, все вокруг! Они веселятся, только вот меня никто не спросил, хочу ли я в этом участвовать. Нужно было забить на все и остаться дома. Леша ударяет рукой о спинку моего стула, и я вздрагиваю, вжимая голову в плечи.

– Только попробуй проиграть, – рычит он мне в ухо.

Получаю первые две карты: четверка бубен и пятерка червей. Негусто. Итого – девять очков. Поднимаю голову, девушка передо мной довольно улыбается, опуская свою пару на стол рубашкой вверх, и смотрит мне в глаза, ударяя мощной волной уверенности.

– Еще, – тихо произношу я.

Леша снимает верхнюю карту с колоды и двигает ее по столу, удерживая указательным пальцем. Осторожно поднимаю ее, и… Туз пик! Сердце крутит тройное сальто, и я плотно смыкаю губы. Двадцать очков! Не может быть! Неужели мне сегодня повезет впервые в жизни? Это будет лучший подарок от судьбы, большего ничего и не надо. Мы с Лешей сможем спокойно вернуться домой, а потом я лягу спать и забуду об этом вечере. И никогда… никогда больше не приду сюда, даже под страхом смерти!

– Пас, – мелодично произносит подруга Мнаца.

– Пас, – приглушенно повторяю я и замираю в ожидании триумфа.

– А мне нравится ваша игра, – смеется Мнац, не убирая рук с плеч моей соперницы. – Вскрывайтесь, девчонки!

В затылок нервно дышит Леша, переворачиваю карты и опускаю их на середину стола.

– Двадцать очков! Это круто! Очень! – Голос Мнаца не выдает ни разочарования, ни злости, и это вводит в замешательство.

Возможно, долг для него не имеет такого уж большого значения. Значит, все закончилось? С облегчением выдыхаю, Леша ободряюще сжимает мое плечо.

– Круто, но не так, как золотое очко, – довольно произносит соперница и накрывает три моих карты двумя красными тузами.

Жар ударяет по лицу, а после сменяется болезненным холодом. Пальцы брата вонзаются в кожу, и я с трудом сдерживаю писк. Неужели я… проиграла? Девушка поднимается со стула и тут же запрыгивает на руки к Мнацу, обхватив ногами его бедра. Победительница получает серию страстных и откровенных поцелуев, а я еще одну жесткую встряску от брата.

– Давай еще раз! – вопит Лешка. – Еще раз!

Мнац опускает свою девушку на пол и выходит вперед, угрожающе глядя на Лешу:

– Так, малой… Ты решил меня выбесить сегодня? Игра была ва-банк, все честно. Гони бабки и проваливай.

– Но это ведь она проиграла! Требуй с нее! А хочешь, ее и забирай!

Уменьшаюсь до размера пылинки, ощущая, как свет удачи гаснет для меня навсегда.

– Что ты несешь? – ядовито спрашивает Мнац.

– Ну а что? Я ведь тебя знаю, есть одна девчонка, а станет две. Она сделает все, что скажешь. Правда ведь? – Леша сжимает мою шею, силой заставляя кивнуть. – Ну как? Договорились?

Мнац наклоняется к лицу брата и высекает сквозь сжатые зубы:

– Ты че думаешь, мне тут девок не хватает?

– А теперь на одну больше, разве плохой исход?

В носу щиплет от слез, страх, точно злокачественная опухоль, поражает каждую клетку организма, лишая возможности пошевелить даже пальцем. Мнац переводит взгляд на меня, и его лицо приобретает холодную бледность. Голубые пронзительные глаза леденеют, темные густые волосы, кажется, покрываются тусклым налетом изморози. Такие парни по определению должны быть мерзавцами, природа создает их, чтобы разбивать сердца и творить страшные вещи. Если он сейчас согласится, то я могу попрощаться с последней надеждой на светлое будущее.

Первая слеза срывается с моих ресниц, взлетает кулак. Все происходит так стремительно, что я не сразу могу сориентироваться. Леша падает на пол, а Мнац набрасывается на него со звериной яростью, принимаясь наносить удар за ударом. Люди в помещении замолкают, беспомощно оглядываюсь по сторонам, но никто не собирается вмешиваться. Друзья Леши стоят у противоположной стены с банками в руках, на их лицах презрительные ухмылки. Хрипы и звуки борьбы гремят в ушах, и я вскакиваю со стула, инстинктивно бросаясь в потасовку:

– Нет! Пожалуйста, не надо! Остановись!

Падаю на колени рядом с братом, пытаясь поймать смертоносные руки Мнаца, которые работают точно молоты. Капюшон слетает с головы, получаю пару касательных ударов по плечу, но продолжаю умолять:

– Прошу тебя! Не надо!

Мне удается обхватить правую руку слетевшего с катушек парня и крепко прижать ее к себе. С ужасом гляжу на Лешу: из его носа течет кровь, шея расслаблена, голова обессилено склонена вбок.

– Он дышит? – хрипло спрашиваю я.

– Твое счастье, если нет, – отрезает Мнац, вырывая руку.

В его словах столько яда, что я чувствую горечь во рту. Взгляд острый, каждая мышца на лице напряжена и искажена ненавистью.

– Он мой брат.

– Брат? – с отвращением хмыкает Мнац. – Он тебя чуть не продал только что, а ты бросилась его защищать?!

– Не имеет значения. – В моем голосе неожиданно рождается твердость, как яркая вспышка, которая мгновенно исчезает без следа.

Подбородок дрожит, зубы стучат. Мнац поворачивается и несколько секунд смотрит мне в глаза, словно размышляет о чем-то важном, а после, наконец, спрашивает:

– В больницу или домой?

– Что? – Я удивленно хлопаю мокрыми ресницами.

– Куда его везти? Лучше в больницу, кажется, я сломал ему нос.

Эта ночь наверняка станет самой страшной в моей жизни, потому что я прошла лишь половину ада, вторая ждет впереди. Не важно, куда мы поедем, родители Леши все равно узнают, и я даже не представляю, что они сделают со мной после этого. Перевожу взгляд на Лешку, когда-то этот мальчик улыбался мне и таскал конфеты в комнату втайне от взрослых. Мы смеялись над его широкой щербинкой между двумя передними зубами и моей длинной шеей, сравнивали наш рост, мерялись силой бросков, кидая камни в реку. Лешка все кричал, что совсем скоро он станет высоким и сильным, но стал он только высоким. Вытираю слезы – сейчас не время. Не здесь. Не при них.

– В больницу, – отвечаю я.

Держу голову брата на коленях и молюсь, чтобы мы не причинили ему еще больше вреда, пока укладывали в машину. Мнац сидит за рулем, справа от него еще один крепкий парень, хранящий гробовое молчание. В тишине время тянется беспощадно долго, и только растущее на горизонте здание городской больницы позволит немного успокоиться. Парни доносят Лешу до крыльца приемного покоя и опускают на пыльную плитку. В растерянности развожу руками, не зная, что сказать. Поблагодарить или разругаться? Вроде бы помощь, а с другой стороны, именно из-за Мнаца мы здесь, ну и глупости Леши тоже.

– Про нас ни слова, – приказывает Мнац, брезгливо вытирая руки о спортивные штаны. – Напали хулиганы. Ты их не знаешь и не запомнила.

Киваю, словно под гипнозом. Это даже не будет ложью, передо мной правда хулиганы, и я их не знаю. Вспоминаю, с чего все началось, и сажусь на корточки, чтобы вытащить из кармана брата деньги. Поднимаюсь и протягиваю пачку уже помятых купюр Мнацу.

– Оставь. Возможно, придется приплатить врачам, – отвечает он и бросает короткий уничижительный взгляд в сторону Леши. – Считай, долг он вернул, а ты…

Мнац замолкает и поворачивается ко мне спиной, так и не закончив фразу. Парни уходят быстро, будто их и не было вовсе. Остаюсь одна, ночной ветер бьет растрепанными волосами по лицу, и они прилипают к мокрым от слез щекам. Делаю глубокий вдох и вхожу в здание больницы, чтобы привести помощь, прекрасно понимая, что мне уже точно никто не поможет.

– Это все ты! Ты, маленькая дрянь! – кричит дядя Слава, расхаживая передо мной в гостиной.

Его обвисшие морщинистые щеки, покрытые темной щетиной, трясутся от негодования, от топота грузных ног, кажется, дрожат даже стены. Тетя Рита обреченно вздыхает, сжимая в костлявых руках телефон в ожидании звонка от доктора. Нам не разрешили остаться в больнице. Отправили домой, заверив, что с Лешей все будет в порядке, и обещали позвонить, когда к нему можно будет приехать.

– Нужно было под замок тебя посадить! Ты как она! Точно! Одна угробила моего брата, а вторая решила угробить сына!

Никак не могу успокоиться, крупные капли стекают по подбородку и шее. Я даже не подозревала, что во мне столько воды.

– Я все объясню, – выдавливаю робко.

– Объяснишь? Что тут объяснять?! Что?! – надрывается дядя, кидая в меня деньгами, которые они забрали еще в больнице. – Что ты украла деньги и хотела сбежать? Что Леша пытался остановить тебя, а твои дружки-отморозки его избили? Я не тупой, и так все знаю! Это была последняя капля, Алена… последняя…

– Нет! Все не так! – рыдаю я, подаваясь вперед, но грозный взгляд дяди заставляет замереть не месте.

– Замолчи! Никакого колледжа! Никаких карманных денег! Ты едешь к «Волкам», там тебе самое место. Может, они сделают из тебя человека, потому что я… я больше не могу это терпеть.

Чувствую, как кровь пузырится в венах, закипает и обжигает изнутри. Вскакиваю на ноги, вонзая ногти в ладони:

– Нет! Мне восемнадцать! Я могу…

– Ничего ты не можешь! – перебивает дядя. – Ничего! Поняла?! Ты будешь делать то, что я скажу! Я обещал воспитать тебя и воспитаю. Думаешь, раз ты девка, то все будут ползать перед тобой на коленях? Думаешь, поманила пальцем, и весь мир у твоих ног? Сейчас я покажу тебе… Рита! Где машинка для волос?!

– Что? – В панике оглядываюсь на тетю с призрачной надеждой, что в этот раз она проявит хоть каплю сочувствия.

– В ванной, – безучастно отмахивается тетя Рита, не отрываясь от телефона.

Дядя Слава пухлыми грубыми пальцами хватает меня за руку и тащит на второй этаж. Силы для борьбы заканчиваются на середине лестницы, уступая место опустошенному смирению. Громко хлопает дверь в ванную комнату, упираюсь коленями в холодную плитку и слышу ужасный рев машинки для стрижки.

– Я тебя перевоспитаю. Перевоспитаю, – приговаривает дядя, стягивая резинку с моих волос.