Глава вторая

Ночь глухая шептала тихие мелодии. В высокой траве тихо трещали кузнечики. На завалинке горел костёр. Трещали тихо сучья, уже превратившиеся в чёрный уголь. Мерцали красные угольки. Язык пламени чутко раскачивал лёгкий ветерок. Неподалёку мелькали огни двигающейся бронетехники. Доносился привычный гул моторов. Водитель Николай Управителев всё смотрел и смотрел на огонь костра. В его глазах плясало чудное озарение. Он, задумавшись, вспомнил тот недалёкий тысяча девятьсот сороковой год. Тогда он был отправлен на фронт Зимней войны, где разгорались баталии с белофиннами. Ему уже исполнилось двадцать пять лет. Он, взирая на пламя костра, живо перенёсся в те бушующие, но уже призрачные времена. Он словно вновь там побывал, уйдя в свой глубокий внутренний мир. Он вспомнил всё.

Февральское небо 1940 года пребывало в однотонных холодных красках. Порошил снег. Веял чуткий прохладный, плотный ветерок. Месяц клонился к экватору. Местность холмисто-котловинная на Карельском перешейке, где сосредотачивалась финская линия обороны Маннергейма, утопала в снегах. Она незаметно тянулась на сто тридцать пять километров от Ладожского озера и до Финского залива. И имела десятки оборонительных узлов в виде огневых точек – дзотов и дотов. Они уходили и в глубину на несколько километров. На территории повсюду имелись крупные лесные массивы. Десятки средних и малых озёр и рек таились в чудном ландшафте. Их болотистые или каменистые крутые берега выглядели и опасно и красиво. В лесах повсюду каменистые гряды и многочисленные валуны крупных размеров. Рельеф местности выглядел причудливо и красиво. Кругом на широких полянах раскинулась белая шапка. Падали с матового неба редкие снежинки. Они слегка кружились. Среди белого пейзажа серели и косились только тоненькие осинки. И те уже заметно исчиркало снарядом. Ещё чернели противотанковые надолбы из тяжёлых камней. Они стояли в определённом порядке. Имели пирамидальный вид. Косились и деревянные столбы. Они также служили неким заграждением танкам. Висели кругом проволочные острые сети. Виднелись на несколько десятков метров. Колючая проволока местами косилась и уже прорвалась от тех же снарядов и мин. Вдали среди белого снега серела бетонная крыша дота «SJ-5». Его укрепления держала отдельная бригада белофиннов. Ими руководил коренастый полковник Густав Баду. Он имел суровое, гладкое, белое лицо. Носил длинные белые усы. Глаза ледяные цвета солода, как у хищного сыча в холодной лунной ночи. Его фейс походил на мордочку разъярённого, кошачьего, дикого лемура. На нём плотно сидел белый маскировочный халат. На поясе висел ремень и кобура. Там таился личный пистолет «маузер», подаренные ему самим главнокомандующим финскими войсками маршалом Карлом Густавом Маннергеймом.

Веял чуткий, холодный ветерок. Прямо на заградительных камнях чуть вздымаясь, стоял советский трехбашенный средний танк «Т-28 Э». На броне имелась незначительная брешь. И тянулась вверх тоненькая дымка, как змейка. Его короткоствольная пушка калибром 76,2 миллиметров смотрела прямо на вражеский дот. Стрелок Пёрт Ломов, держа на прицеле укрепления, ждал указаний от капитана бронемашины. Тот выжидал сигнала. Тимур бегло осмотрел территорию в смотровое окно. Лицо белое в саже напряглось. Глаза цвета неба прищурились. Он заглотил слюнку. На нём плотно сидел томного оттенка комбинезон. «Сейчас мы вам покажем медные трубы… Вон наши проволоку режут… Там в стороне несколько танков подорвались на противотанковых минах… Сволочи… Ничего. Мы вам сейчас врежем по самые помидоры… За Ваську Бурова вы мне лично ответите…», – подумал он.

– Тихо Пётр… Ждём сигнала… Успеешь пальнуть… Держи на мушке гадов… Как сигнал подадут бей прямой наводкой по бункеру… А там посмотрим…, – сказал командир танка.

Веяло холодом. Порошил снежок. И снежинки чудно кружились. Казалось, даже немного блестели и сверкали. Командир пехотной стрелковой дивизии Всеволод Гармонин чутко смотрел в бинокль. Глаза слегка шальные цвета бурной реки навострились и прищурились. На золотистом тулупе натянулись ремни. На поясе тёмная кобура. А там табельный пистолет ТТ. Лицо медное. Кожа вся в небольшой, малозаметной щетине. На голове шапка – ушанка. Там красовалась красная звёздочка. «Так. Вижу бойцы проволоку перекусили… Подали знак… И дальше поползли. Сейчас будет путь свободен… По сигналу ударим по бетонному бункеру и в атаку… Слева перелесок томный… Не нравиться он мне… Видал я уже здесь такие… Как бы нас оттуда ещё не встретили… Ладно. Прорвёмся… Тихо – то как… Не стреляют уже пару минут… Что – то задумали… А может, боекомплект выдохся… Но мы сейчас поднажмём… И посмотрим, кто там такой смелый…», – подумал командир Всеволод.

– Бойцы… Приготовиться к атаке… Примкнуть штыки. Всем приготовиться к атаке, – громко закричал командир.

Повеяло неприятным холодом. Всё порошил снежок. Бойцы слегка оживились, лёжа на снегу. Кто – то находился за крутыми большими камнями. Кто – то таился за подбитым танком «Т – 28 М». Кто – то успел окопаться снегом и создать искусственные пригорки вокруг себя. А кто – то укрывался за небольшими, древесными горками. Вася Пчелин, находясь на небольшом снежном уклоне, держал в руках Красное Знамя. Сам молодой. Ему недавно исполнилось двадцать три года. Лицо белое. Глаза раскосые цвета золотистой икры. Он бегло осмотрел поляну, которая тянулась впереди. И глубоко выдохнул. Он быстро передёрнул затвор винтовки «мосинки». Рядом находился боец Тимофей Губин. Родом из глухой деревушки. Он имел грубые черты лица, – глаза большие цвета мёда, нос витой, губы сухие с оттенком сажи. На нём плотно сидел бушлат. В руках крепко сжимал автоматическую винтовку «Токарева» СВТ – 40. Он слыл ярым охотником. И был отчаян и храбр в бою. Он слегка отморозил себе левое ухо, когда укрывался от финского снайпера. Ему пришлось лежать около семи часов. И голову плотно прижимать к снегу.

Веяло холодом. Кружили снежинки. За 45 миллиметровой пушкой таились бойцы. Среди них находился и рядовой Николай Управителев. Он бегло глянул вперёд, где на расстоянии грозно смотрелась бетонная шапка в виде передового укрепления. А белая низина пребывала в камнях и колышках, на которых висела колючая проволока. Но местами она уже сильно прогибалась. А где – то и вовсе пропала. Поле, избитое снарядами, пестрило небольшими тёмными воронками. Николай живо приметил путь, по которому лучше бежать. На нём плотно восседал меховой тулуп. Белый меховой воротник облеплял всю шею. На голове восседала раскрытая будёновка. На ней красовалась красная звёздочка. Белое лицо бойца имело схожесть с мордочкой хамелеона, который собирался резко рвануть вперёд. И показать свою прыть. Николай, выдохнув, крепко сжал винтовку трёхлинейку образца 1891 года калибра 7,62-милиметра. И ловко надел на ствол острый штык. Затем вновь оценил спокойным взглядом окружающую, заснеженную местность. «Сейчас в атаку пойдём… Что – то затихло всё… Не нравиться мне это… Тихо как – то… Тишина перед бурей… Вот же кабаны безрогие… Что они там задумали? Бежать надо тем путём. Там, где танк стоит… До туда верно добежать можно… А дальше посмотрим, как действовать… Захватим этот скат. Наша победа будет сразу…», – подумал он. Рядом с ним все бойцы примкнули штыки к винтовкам. И ждали команды от ротного офицера. Все переглянулись. Виднелось лёгкое волнение. Среди прочих выделялся громила старший сержант Парфений Поддубный. Он был пушкарём. И когда надо, чутко смотрел в прицел своего тяжёлого орудия. Сейчас лежал на своей широкой спине и смотрел на томное, однотонное небо. Из широкого рта тянулся парок. Глаза большие, цвета хмеля не двигались. «Пушка на цель наведена… Я готов стрелять. Жду команды командира. Выстрелю и побегу со всеми в бой… Всё равно один фугасный три осколочных снаряда осталось… Лучше в атаку со всеми… Там от меня больше пользы… А то начнут палить из миномётов… Лучше бежать в атаку…», – подумал он. Боец Парфений подтянул к себе винтовку «мосинку» со штыком. Он быстро передёрнул затвор. И живо развернулся на живот, чтобы быть готовым к стрельбе из пушки.

Повеял заметный холодок, который гнал северо-западный ветер. Разведчики, достигнув края склона, подали сигнал. Командир Всеволод Гармонин, взирая в бинокль, быстро глянул на бойцов – разведчиков, на бетонный бункер. Затем живо достал из кобуры табельный пистолет ТТ. И крепко сжал стальную ручку своей широкой ладонью. Лицо напряглось. Глаза округлились. Он, оставив бинокль, быстро глянул на лица своих пехотинцев. Его комдив Филимон Ткаченко дал сигнал на взятие бункера. Он стальным прутом ударил по броне танка. «Т-28 Э» тут же дал залп. Бронемашина чуть дёрнулась. Воздух сотряс гулкий выстрел. И сразу пальнул Парфений из лёгкой, противотанковой пушки. В холодном воздухе зависло томное облако дымка. Снаряды со свистом понеслись в сторону цели. Бетонный дот дрогнул. Посыпались небольшие камни, вмонтированные в стены. Внутреннее помещение бункера быстро заполонил дым и гарь. Финский невысокий, пучеглазый пулемётчик Яси Олонен от ударной волны отлетел в сторону. И сильно ударился об бетонный пол. Ему крепко досталось осколком гравия по белокожему лицу. Его соратники, оглушённые звуковым ударом, разбежались в разные стороны. А кто – то был ослеплён удушливой пылью. И потянулся редкостный дымок.

Повеял морозный ветер. Командир Всеволод Гармонин живо поднялся на ноги. И тут же махнул рукой, в которой сверкал пистолет ТТ. Воздух сотрясся выстрелом. Сам он твёрдо зашагал вперёд. Бойцы живо поднялись в атаку. И все стремительно побежали по избитому, заснеженному склону. Рядовой Николай Управителев крепко сжал руками винтовку. На пике блестел острый штык. Сердце забилось быстро и неровно. Изо рта потянулся видимый парок. Дышал быстро. И живо бежал по снегу. Он стремительно миновал несколько колючих заграждений в виде проволоки. Они уже прогибались, как верёвки, на которых висло бельё. Рядом мелькали фигуры. Все бежали вперёд, позабыв о всяческом страхе.

– Ууууурррааааа, – закричали бойцы.

Холодный воздух сотрясся гулким снарядом вражеского миномёта. И где – то на дальнем крае бетонного укрытия забарабанил пулемёт. Грохнуло где – то позади. Затем ещё ближе. Снежная пыль высоко поднялась, образуя витую стену. Загудело в ушах. Несколько бойцов, нырнув в белую пучину, погрязли и исчезли. Кто – то покосился и завалился на бетонную глыбу. Вновь рвануло на правом фланге. Снаряд вырвал несколько кочек из стылой земли. И всё перемешал со снегом. Белая пыль вздыбилась, как вороной конь от удара хлыста. Боец Егор Налимов чуть подлетел в воздухе. И живо навалился на деревянные столбики. Он поник, находясь в одной замкнутой позе. Рядовой Кузьма Шубин получил удар волны от снаряда в спину. Его как будто толкнули. И тут же засвистели пули. Одна шальная дуля пронзила плечо. Брызнула кровь на белый снег. Кузьма тут же завалился на растянутую колючую проволоку. Она впилась ему в жёсткий тулуп. И слегка коснулась шипами тела. Он ощутил жгучую боль. Она отразилась на его медном лице. Гримаса говорила сама за себя. Пули пулемётные прокатились по белой полянке. И срезали, как ножницами рядового Парамона Родионова. Шальные дули пробили обе ноги чуть выше колена. Штанина сильно окропилась кровью. Сам боец, как будто нырнул в снег. И больше не появлялся. Он сильно руками сжал винтовку. Лицо напряглось. Рот покривился. И показались во всей красе белые зубы. Глаза большие, цвета прозрачного одеколона горели. Он всё же стерпел жуткую боль.

– ААААА… ААА, – истошно закричал он.

Веял холод. Чуть порошил снег. Парамон, продолжая бороться, прицельно выстрелил из винтовки. И тут же завалился на спину. Он больше не мог двигаться. Рядовой Самсон Кошкин завалился на снег, рядом с раненым. Он живо достал из сумки бинты. И тут же решил их применить.

– Потерпи братец… Сейчас я тебе рану перевяжу. Только сначала надо жгут затянуть повыше… На полчаса. Время засекай…, – сказал санитар Самсон.

– ААААА… ААА…, – застонал Парамон.