Глава 6

Дверь, движение которой сопровождается характерным шипением герметичного уплотнителя, медленно отъезжает в сторону. Сталь скребёт по направляющим, ноги обдает сквозняком. Микаэль резко заталкивает Белову внутрь. Створки за его спиной автоматически смыкаются. Фостер бросает на меня короткий взгляд, не требующий подтверждения, и отступает к стене, позволяя Елене пройти вперед.

Не поднимая головы и не оглядываясь, она делает несколько шагов по направлению к столу. Металлические наручники на тонких запястьях звонко бряцают, разбивая тишину.

На эсминце у меня не было возможности детально ее рассмотреть. Слишком быстро и суетливо все происходило, но сейчас меня ничто не отвлекает от созерцания моего бывшего инструктора и любовницы. Она почти не изменилась. Все те же военная выправка и твердая уверенная походка. Идеальная фигура, упакованная в темно-синюю форму полковника Водного Щита, светлые волосы, стянутые на затылке в тугой пучок, едва заметные морщины на лице, не мешающие ей выглядеть собранной, цельной и по-прежнему красивой.

Нас многое связывало… когда-то. В начале обучения на Полигоне она была моим наставником, потом стала чем-то большим. Теперь она – военнопленная.

Елена останавливается в паре метров от меня, поднимает прямой внимательный взгляд. В серо-голубых глазах нет ни страха, ни смирения, но и вызова я в них не вижу. Как всегда отлично владеет собой, несмотря на усталость. Годы не стёрли её, а только отточили.

Не говоря ни слова, мы какое-то время изучающе смотрим друг на друга. Елена держится с неизменным достоинством и несгибаемой стойкостью, всем видом давая понять, что умолять и унижаться она не станет. Но другого я от нее и не ожидал. На моей памяти Белова лишь однажды потеряла самообладание, – когда поняла, что катер, на котором мы с Ари направлялись на Новую Атлантиду, сменил курс.

– Сними, – приказываю я, кивая на наручники.

Фостер медлит меньше секунды, потом открывает замки. Металл глухо падает в его ладонь. Белова не двигается и даже запястья не потирает, словно не замечая боли.

– Присаживайся, – я указываю ей на свободное кресло.

Елена вздрагивает и, после короткой заминки, садится напротив меня. Между нами круглый стол, заваленный отчетами, протоколами, картами и прочими техническими документами. А еще между нами годы, оставившие неизгладимый отпечаток на каждом из нас.

– Здравствуй, Лена, или мне следует обращаться к тебе строго по званию? – спрашиваю без намека на сарказм.

– Я вроде как в плену, так что церемонии ни к чему, – ровным тоном отвечает она.

Ни один мускул не дергается на ее лице, но в посадке головы и ее позе я без труда считываю скованность и напряжение.

– Плен в твоем случае – не самый худший вариант, – нейтральным тоном замечаю я.

– Не стану спорить, – соглашается Белова, выдавив скупую улыбку. – Но, узнав тебя среди хлынувших на эсминец повстанцев, я была почти уверена, что меня не постигнет судьба других командиров.

– Если ты о моем обещании, то оно утратило силу, как только ты перешла на службу к моему отцу, – слегка остужаю ее оптимистический настрой. Наше общее прошлое ни в коей мере не способно повлиять на мои решения в настоящем, и будет лучше, если она поймет это сейчас.

– Разве на Полигоне я служила не Корпорации? Напомнить тебе основное назначение этого объекта? – она откидывается на спинку кресла, приподнимая подбородок. В голосе ледяное спокойствие старшего офицера, отточенное сотнями служебных докладов и допросов, но взгляд острый, как штык. Вот теперь это определённо вызов.

– Можешь не цитировать устав, – жёстко бросаю я, зеркально повторяя её позу. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Она отводит взгляд, устремив его на карту, между бровями появляется глубокая складка. Ей хватает пары секунд, чтобы четко и хладнокровно оценить ситуацию.

– Это подтвержденная информация? Насчет «Аргуса» и «Спрута»? Обе базы уничтожены мутантами? – профессиональным тоном уточняет она.

– Я думал, что в первую очередь ты спросишь меня о месте, в котором оказалась, – прищурившись, произношу я и сразу перехожу в нападение. – Давно ты знаешь об анклавах?

– Ненамного дольше, чем ты, – без запинки отвечает полковник.

– А когда начала выполнять прямые приказы президента?

Уголок ее плотно сжатых губ нервно дергается.

– Со второго месяца твоего обучения на Полигоне.

– Класс, – ухмыльнувшись, выдыхаю я, ничуть не удивившись услышанному признанию.

Ее лояльность и особая симпатия ко мне с самого начала вызывали у меня вопросы, но в силу юности я отмахивался от них, как от назойливых мух. Никому не доверять было моим изначальным девизом и, несмотря на имеющиеся подозрения в адрес Беловой, я не видел в ней существенной угрозы… и по большому счету не ошибся.

– Мне жаль, Эрик, – произносит она неожиданно тихо, в ее глазах проскальзывает отблеск вины. Не наигранной, а искренней и настоящей. – То, что я к тебе чувствовала, – не было заданием, – проговаривает она тот факт, который я и так знал. Влюбленную женщину нетрудно отличить от той, что только притворяется ею, и Лена безусловно не играла в чувства, но уверен, что она прикладывала максимум усилий, чтобы избавиться от них. Не вышло.

– Твои признания не повлияют на мои решения, – говорю спокойно. – Это не исповедь, а допрос.

– Тогда задавай свои вопросы, – ее голос вновь обретает холодную чёткость. Это тон опытного оперативника, умеющего держать удар.

– Катер. Восемь лет назад. Какова была твоя задача? Зачем мой отец приставил тебя ко мне?

– Контроль. Точнее, наблюдение с правом вмешательства. Я должна была обеспечить выполнение маршрута и заодно проследить, чтобы ты не наворотил дел.

– Я, по-твоему, ребенок? – раздраженно цежу сквозь зубы.

– Для него – да, – спокойно отвечает она.

– Ты не предупредила президента, когда катер свернул с курса? – спрашиваю в лоб.

– Нет, – она отрицательно качает головой. – Я не успела, замешкалась…

– Почему? – задаю риторический вопрос.

– Я уже много раз говорила, что верю в тебя. И тогда тоже верила… – она горько улыбается.

Сделав глубокий вдох, я устало тру переносицу, чувствуя себя окончательно вымотанным. Склонность женщин к вере во что угодно, кроме здравого смысла, никогда не перестанет меня удивлять.

– Думаю, твой отец подозревал нечто подобное и корабль Корпорации с самого начала пути следовал за нами, – взяв эмоции под контроль, сухо продолжает Белова. – Радары катера не засекли судно, потому что те глушили сигнал.

– Чушь! – грубо обрываю я. – Мы бы заметили преследование.

– Другого ответа ты от меня не услышишь, – бескомпромиссно заявляет она и в защитном жесте складывает руки на груди.

Молчание между нами затягивается, расположившийся рядом Фостер начинает терять терпение, постукивая пальцами по деревянной столешнице.

– Если у тебя есть вопросы ко мне, ты не стесняйся. Я готов ответить, прежде чем продолжу задавать свои, – щедро предлагаю я. Иногда, прежде чем сделать выводы, необходимо выслушать оппонента.

– У меня нет к тебе вопросов, Эрик, – с грустной ноткой в голосе отзывается она. – Я вижу перед собой мужчину. Сильного, уверенного и не потерявшего горящую внутри искру. Это главное, – ее взгляд падает на кольцо на моем безымянном пальце.

На островах обычай обмениваться кольцами давно стал архаизмом, в то время как жители анклавов придают ему большое значение. Кольцо для них – не просто украшение. Это знак бесконечности, печать вечности, непрерывная связь. Замкнутая линия, у которой нет начала и конца. Мое обещание, данное не только жене, но и себе: остаться человеком в мире, где эмпатия давно обесценена.

– Ты женился? – мягко интересуется Лена.

– Да.

– Это ее я видела в коридоре, когда меня вели сюда?

Я коротко киваю, вряд ли Лена могла встретить кого-то другого. Доступ на этот ярус имеет только Иллана.

– Красивая женщина. Раз увидишь – не забудешь, но ты бы другую и не выбрал. У тебя всегда был чертовски хороший вкус, – улыбка на бледных губах становится чуть шире.

– Ты вообще в курсе того, что происходит? – резко меняю тему, поняв, что допрос скатывается куда-то не туда.

– Война, – качнув головой, с поразительным спокойствием произносит Лена. В ее голосе нет ни сомнений, ни пафоса, просто очевидный факт, отрицать который бессмысленно и слишком поздно.

– Какая наблюдательная, – хмыкает Фостер. – Эрик, ты уверен, что она нам нужна? Зря только тратим время. Может, пристрелить ее и дело с концом?

Я поднимаю руку, приказывая Микаэлю заткнуться. При этом я отлично понимаю его нетерпение и злость. Фостер не просто устал за эти дни, он выгорел. Его цинизм стал единственной формой защиты от того, что он видел и терял. Поэтому и срывается, поэтому и хочет простых решений, поэтому и боится, что Белова – пустая трата нашего времени.

– Что ты делала на эсминце? – спрашиваю, не повышая голоса.

Лена медленно выдыхает, словно подбирает верную формулировку, способную не сорваться в банальное "это сложно". Она смотрит на меня не как пленный на конвоира, а как опытный офицер на равного себе. И всё же в её взгляде появляется нечто иное. То, чего я не видел раньше. То, что не укладывается в протокол.

– Меня направил туда президент, – спокойно отвечает она.

На короткий миг в командном пункте воцаряется тишина, как от взрыва гранаты. Фостер пораженно моргает.

– Повтори, – произношу, не веря собственным ушам.

– Президент. Твой отец. Он приказал мне войти в состав группы сопровождения, – Лена не отводит взгляда. – Цель – передать тебе информацию. Не по защищённому каналу, а лично – из рук в руки.

– Ты издеваешься? – Фостер резко делает шаг вперёд, голос его звенит от негодования. – Президент знал, что корабль попадёт в засаду? Что мы захватим эсминец? Что ты окажешься здесь, в Астерлионе, на допросе у погибшего восемь лет назад при атаке мутантов Эрика Дерби? Он отправил тебя на свидание к призраку? Так получается?

– Это звучит как бред, Лена, – медленно произношу я, соглашаясь с Микаэлем. – Тогда, много лет назад, мой отец приказал расстрелять катер, и тот ушел под воду, унося с собой все улики. Позже он озвучил официальную версию: якобы я погиб при отражении атаки шершней. Про Ариадну не было сказано ни слова. Ни расследования, ни экстренных поисков, ни запроса на подтверждение потерь. Никто меня не искал. Никто не вышел на связь. Все эти годы он поддерживал миф о моей гибели.

– Ты сам сказал, что это миф, – не моргнув глазом, возвращает реплику Белова. – Президент не санкционировал уничтожение. Был дан приказ на предупредительный залп с расчётом на удержание и возвращение. Но метеоусловия и сбой стабилизации сыграли против нас. Ты и сам должен помнить, что катер потопили, когда на борту никого не осталось.

– Удобная версия. Свалить попытку убийства сына на погодные условия, – саркастично бросает Мика.

– Это не версия, а доклад, – жёстко отсекает Лена, – и я прилагаю к нему себя в качестве последнего живого носителя информации. Если хотите, живого компромата.

Фостер, не выдержав, сухо и злобно усмехается, глядя на нее в упор.

– Уж поверь, ты идеально подходишь на эту роль.

– Почему ты? – перебиваю я, сдерживая гнев. – Почему именно тебе поручено передать сообщение, которое по логике должно было быть засекречено и доставлено по внутреннему каналу? Или хотя бы через доверенное командование?

– Потому что я и есть доверенное командование, – без колебаний отвечает Белова.

Мика ухмыляется, но на этот раз воздерживается от прямой агрессии. Осмысливая услышанное, я пристально изучаю сидящую напротив женщину, вглядываясь в каждую линию лица, пытаясь найти ложь, паническую тень, дрожь в зрачках, но вижу только спокойствие и усталость.

– Что именно ты должна мне передать? – прищурившись, уточняю я. Мне больше не нужны обтекаемые формулировки. Только прямые факты.

Не разрывая зрительного контакта, Лена медленно подаётся вперёд, упирая локти в колени. В её движениях ощущается непреклонная твердость, выработанная годами службы.

– Архивный модуль, – отчётливо докладывает она. – Сегмент из внутреннего реестра Улья. Копирование осуществлялось вручную, по протоколу вне сети.

– При задержании тебя досматривали, – рявкает Фостер, ставя под сомнения ее слова. – С полным соблюдением норм. Никаких устройств при тебе не нашли.

Лена чуть склоняет голову, не сводя взгляда с моего лица. Микаэля с начала допроса она упорно игнорирует, чем вызывает еще большее недоверие и предвзятость с его стороны.

– Потому что вы искали не там. Носитель встроен в ампулу термостабилизатора в левое предплечье, ближе к венозной связке. Он незаметен при стандартном сканировании и не вызывает отклика при поверхностной проверке, – ровным тоном сообщает Лена.

Я напряженно сжимаю челюсть. В голове, как по старому картографическому интерфейсу, просчитываются возможные маршруты и последствия.