Глава 1

Месяц спустя

– Быстрее, не отставать! Держать строй! Кирби, шевелись, ты задерживаешь группу, – команды сержанта Синга сыплются одна за другой, подстегивая меня двигаться быстрее.

Яростно сцепив зубы, я подтягиваюсь на торчащей над головой балке и забираюсь на металлическую ржавую лестницу, вмонтированную в бетонную стену. Добравшись до самого верха, пробегаю по узкой скользкой перекладине, стараясь не смотреть вниз. Держу равновесие, балансируя над обледенелым оврагом. Пронизывающий ветер так и норовит сбить с ног, обжигая тело даже сквозь утепленную экипировку. Мышцы горят, дыхание рваное, будто я глотаю осколки льда. Тяжесть брони усиливает нагрузку и замедляет скорость, но я с этим почти свыкся.

Впереди возникает еще один уровень высотой около пяти метров, но задача усложнена тем, что вместо лестницы на конструкции видны только покрытые льдом выступы. Это некритично. На перчатках имеются острые шипы, предусмотренные как раз для этих целей. Резво вскарабкавшись на преграду, осматриваюсь по сторонам, выискивая следующую цель. От вбитого в камень крюка до низкой части конструкции тянется толстая веревка. Расстояние внушительное и, разумеется, никакой страховки. До конца полосы доберется только тот, кто выдержит этот спуск.

– Дерби снова первый, – спустя пару минут звучит в наушниках высокий голос инструктора по выживанию. – Берите пример, сосунки. Если он делает, значит, и вы можете.

Рухнув коленями в снег, я зажимаю горящие ладони и пытаюсь отдышаться. Слышу, как один за другим рядом падают остальные инициары. Подняв голову, по привычке начинаю считать. Десять, пятнадцать, тридцать, сорок шесть. Облегчение накрывает согревающей волной. Сегодня никто не сорвался. И вчера. Если сравнивать с первым днем пребывания на Полигоне, я бы сказал, что потери среди рекрутов пошли на убыль.

– Ты как? Живой? – спрашиваю у задыхающегося Томаса Кирби, которого Синг нещадно прессует со дня прибытия на Полигон.

Том из Гидрополиса, одного из ресурсных островов, где мобилизация проходит непрерывно и поэтапно. Как и большинство новобранцев, Кирби попал в ряды «инициаров» недобровольно. Его выбрал УРК – Управление Рекрутского Контингента, входящее в Экваториальный комитет. Этот орган отбирает тех, кто может быть полезен системе, и бросает их в жерло Полигона, как дрова в топку. Критерии для дополнительных призывников включают в себя ряд обязательных параметров, которые в сумме определяют пригодность того или иного кандидата. Возраст, физическое здоровье, психологическая устойчивость, генетические данные – всё это собирается и анализируется системой УРК. Им важно не просто найти сильных и выносливых, а тех, кто сможет адаптироваться к экстремальным условиям Полигона.

Том явно не из тех, кто угодил сюда благодаря выдающимся данным. Скорее, ему выпала весьма сомнительная и смертельно опасная лотерея. Он принес бы Корпорации гораздо больше пользы, если бы остался в Гидрополисе и получил должность на очистной станции, где работает его отец. Я всегда считал подобный подход к мобилизации неправильным. Кирби, как и многие другие, – винтик в огромной машине Корпорации, который сначала используют до полного истощения, а затем списывают.

– Вроде, живой, – через силу улыбается парень, пытаясь храбриться.

– Перекур закончен. Встали и бегом три километра по прямой, – приказывает сержант.

– Перекур? Да он издевается, – бурчу себе под нос, поднимаясь на ноги. – Покурить тут можно только во сне.

– Береги легкие, Дерби, – криво усмехнувшись, бросает Диего Сантес, «загорающий» под зимним солнцем рядом с Кирби. – А то выплюнешь ненароком на следующем испытании.

– Не мечтай, придурок, – отзываюсь я, разминая пульсирующие мышцы и готовясь к старту.

Три километра по прямой. Ха. Это звучит проще, чем есть на самом деле. Мы выходим на трассу, засыпанную снегом, под ногами хрустит ледяная крошка, а впереди – серый горизонт, который лишь создает ощущение бесконечности. Дыхание срывается уже на первом километре, но я заставляю себя бежать. Мы все заменяемы. Остановиться здесь – значит потерять всё: место в группе, уважение и в конце концов жизнь.

Кирби плетётся где-то сзади. Я слышу, как он пытается дышать, превозмогая боль. Том тяжело и надрывно пыхтит, издавая при этом звук работы старого мотора, который вот-вот заглохнет. Может, у Кирби и нет особых проблем со здоровьем, но он слишком щуплый, чтобы выдерживать серьезные физические нагрузки. Мика тоже был невысоким и худощавым, но в нем горела внутренняя сила, тот самый стальной стержень, что помогает с минимальным уроном выбраться из любой заварушки.

– Кирби, не останавливайся, – бросаю через плечо. – Беги, черт тебя побери!

– Я… пытаюсь… – отвечает он с натугой, но его голос звучит так, словно Том вот-вот рухнет.

Неугомонный Сантес, бегущий чуть позади, не упускает возможности поддеть:

– Эй, Дерби, может на руках его понесёшь, раз такой сердобольный?

– Закрой рот, Сантес, – оглянувшись, огрызаюсь я. – Лучше под ноги смотри, а то ненароком сам растянешься.

Ехидная усмешка Диего тает в морозном воздухе. Больше не обращаю на него внимания. Пошел к черту. Споры и конфликты работают тут против нас, и рано или поздно до Сантеса дойдет эта простая истина.

Мышцы ног горят, легкие едва справляются, но я не сбавляю темпа. Нельзя давать себе ни малейшей поблажки. Потому что, если прекращу движение, – мне конец, а я не собираюсь становиться еще одним именем в списке погибших. Буду переть к цели до последнего, даже через не могу.

Пока я на верхней строчке рейтинга по показателям выносливости, мои шансы выше, чем у остальных. То, что я справляюсь с нагрузками – не просто везение. Скорее, закономерность. Как бы я ни относился к отцу, его жесткое воспитание сыграло мне на руку. Он с ранних лет заставлял меня по три часа в день заниматься смешанными единоборствами и общей физической подготовкой.

Тогда мне казалось, что таким образом он демонстрирует свою власть, лепит по своему образу и подобию, потому что в рукопашном, да и любом другом бою, – отцу нет равных. Мне хватило пары-тройки совместных тренировок, чтобы это понять и почувствовать себя жалким червяком, то и дело норовящим растянуться на мате.

Здесь, на Полигоне, я на собственной шкуре осознал, что на самом дело стояло за его действиями, интерпретированными мной, как целенаправленная жестокость и желание сломить. Хотя нет, я понял это еще раньше. В тот день, когда отец принес мне приказ о зачислении в ряды инициаров. Почти месяц назад…

«Он зашел в мою соту бесшумно – это всегда было его отличительной способностью. Приблизился к столу, за которым я резался в приставку. Рывком развернул кресло, сверля меня тяжелым взглядом. На его лице не отразилось ни единого намека на удивление или гнев. Даже не знаю, чего я ожидал – жесткого выговора, категоричного запрета или молчаливого разочарования?

Но отец, как обычно, играл по своим правилам.

Он протянул мне документ выверенным механическим жестом.

– Значит, Полигон, – произнес без особых эмоций. – Давно ты решил?

– Целый год живу с этой мыслью, – ответил максимально прямо, стараясь говорить внятно и уверенно.

Голубые глаза президента потемнели, утратив свою непроницаемую прозрачность. В тот момент мы оба понимали, что именно толкнуло меня на этот шаг, но я все-таки добавил:

– Мне нужно понять, кто я, если вычесть из уравнения нашу семью и этот проклятый остров.

Он промолчал, продолжая сканировать своими глазами мое лицо. Затянувшаяся пауза стала почти невыносимой, но я все продолжал смотреть на отца и не отвел направленного в его сторону взгляда.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Ты сделал выбор. Я уважаю его.

– Уважаешь? – недоверчиво напрягся я. – Почему я уверен, что в твоих словах скрывается подвох?

– Потому что знаешь меня, Эрик, – усмехнулся отец уголками губ.

– Это не так. Тебя никто не знает. Даже мать.

– Главное – самому понимать, кто ты, – его голос был холоден и точен, как лезвие. – Это самое важное, Эрик. Но запомни, на Полигоне твоя фамилия ничего не будет значить. Ты станешь равным среди рекрутов, и никто не будет тебя спасать и прикрывать, если вдруг передумаешь, захочешь домой или проявишь слабину. Никаких привилегий, никакого покровительства. С этого момента ты – обычный инициар, а не сын президента.

– Именно этого я и хочу, – с вызовом бросил я.

Он иронично приподнял бровь, слегка склонив голову.

– Не переоценивай себя, Эрик, – медленно произнес он. – Слабость на Полигоне равносильна смерти. Ты можешь быть смелым, можешь быть упорным, но одного желания недостаточно. Полигон – это не игра, это поле боя. И если ты действительно хочешь стать сильнее, будь готов заплатить цену.

– Я готов, – ответил я, чувствуя, как упрямство сдавило грудь. – Это мой выбор.

Он коротко кивнул, протягивая мне документ:

– Запомни, сын. Настоящая сила – не в умении сражаться, а в способности выживать. Будь хладнокровным, рассудительным и никому не доверяй.

Он развернулся и направился к выходу. Уже стоя в дверях, отец, не оборачиваясь, добавил:

– Ты идешь в ад, Эрик. Не позволь никому и ничему себя сломить. Преврати свой страх в оружие. Стань лучшим среди сильнейших.

– Стану, отец, – глухо отозвался я, ощущая предательское жжение за грудиной.

– Я в этом не сомневаюсь, – бросил он и покинул соту, оставив меня в полнейшем смятении.

Меньше всего я рассчитывал на благословение президента, но получил именно его».

Выбросив из головы мелькнувшее воспоминание, я, не снижая скорости, продолжаю бег. На последнем километре нас ждет заключительное препятствие. Вместо ровного, хоть и скользкого пути перед нами появляется отвесный склон с закреплёнными цепями. Мы называем его «зуб дракона». Тонкие металлические канаты свисают с покрытой льдом поверхности, а под ногами – мокрый, усыпанный обломками камней снег. Один неверный шаг, неосторожное движение и можно с лёгкостью поскользнуться и улететь вниз. Кто-то из предыдущей группы уже сорвался – вон на снегу остались следы крови. Я стараюсь не смотреть слишком долго. Сейчас главное – добраться до вершины.

Подтягиваюсь на руках, чувствуя, как шипы на перчатках впиваются в промёрзшие стальные звенья. Мышцы горят, но я двигаюсь вверх, не позволяя себе остановиться.

– Быстрее! – надрывается в наушниках голос Синга. – Если кому-то не удастся подняться, будете ночевать на открытой площадке!

Распинается и вопит он чисто для устрашения. Слабых отбраковывают другими методами – я это понял ещё во время первой недели, когда троих новобранцев отправили на ночное патрулирование, с которого они не вернулись. Потом таким же образом наши ряды покинули еще двое рекрутов и трое два дня назад.

Двигаюсь быстрее, чувствуя, как от холода и напряжения немеют пальцы рук. Цепь скрипит, раскачивается под весом ещё троих новобранцев, карабкающихся чуть ниже меня. Поднимаюсь через силу, каждый новый рывок тяжелее предыдущего. Рядом, как всегда, тихо матерится Сантес.

– Не расслабляйся, Дерби, – выплевывает он сквозь зубы. – Если упадёшь, угробишь тех, кто под тобой.

– Не дождешься, – отвечаю я и, сцепив зубы, быстро переставляю руки, взбираясь все выше.

На вершине – узкая площадка из обледенелого бетона. Добираюсь первым и сразу же начинаю вытаскивать остальных. Вытягиваю девушку из нашей группы, Жанет Локвуд, миловидную и миниатюрную брюнетку с грустными серо-зелеными глазами и меланхоличным выражением лица, которое не меняется даже в минуты сильнейшего стресса.

Она кивает, не глядя мне в глаза, и тут же отходит в сторону, чтобы уступить место Карле Лейтон. Высокой и яркой кареглазой шатенке с вызывающим дерзким взглядом и аппетитной фигурой. Несмотря на внешний контраст, девчонки сдружились с первого дня и стараются поддерживать друг друга на испытаниях. Точнее, Карла старается, а Жанет смиренно принимает ее помощь. На меня обе смотрят с опаской, насторожённостью и периодически проскальзывающим любопытством. Впрочем, как и все остальные инициары.

Не скажу, что я изгой, но предвзятое отношение рекрутов ощутил в полной мере еще на корабле, доставившем нас на Полигон. Только я здесь не ради того, чтобы получить их одобрение. Неважно, что они обо мне думают. Отправляясь сюда, я ставил перед собой конкретную задачу: пройти все испытания, сдать проходной экзамен и стать лучшим бойцом Полигона. И от своих целей отступать не намерен.

Когда очередь доходит до Кирби, тот едва может говорить, задыхаясь от усталости и изнеможения. Лицо бледное, губы посинели от холода, зубы стучат.

– Молодец, Том, – говорю я, хлопая его по плечу и отгоняя возникший в голове образ Микаэля.

Все-таки есть между ними некое сходство, но исключительно внешнее. Мика продержался здесь всего месяц, хотя внутренней силы в нем было в разы больше, чем у меня. Никогда не поверю, что он сдался или оказался слабее других. Скорее всего, причиной его смерти стала нелепая ошибка, от совершения которых никто из нас не застрахован.

А Кирби… Кирби словно намеренно себя закапывает. И мне чертовски тяжело дается наблюдать за всем этим.

– Молодец? – язвительно передразнивает Диего. – Если он доживет до экзамена и сдаст его, я неделю буду отдавать ему половину своего пайка, – заявляет он, стирая пот со лба и демонстративно разминая широкие плечи.

– Я запомнил. Лично прослежу, чтобы ты сдержал слово, – хмуро бросаю я, хотя глубоко внутри понимаю, что Сантес отчасти прав. Кирби не дотягивает, и если так пойдёт дальше, то в скором будущем он попадет в списки «выбывших».

– На сегодня с тренировками всё, – снова раздаётся в наушниках голос Синга. – После ужина проверка теории в учебном корпусе. Кто завалит тест – утром ждите новых сюрпризов.

В столовой как всегда шумно и многолюдно. Почти все столы заняты, но меня это мало заботит. Места освобождаются быстрее, чем движется очередь за едой. Мягко говоря, питание тут так себе, но многие, особенно те, кто прибыл из Гидрополиса (а это практически подавляющее большинство), довольны. Я тоже потихоньку привыкаю. В первые дни было трудно пересилить рвотный рефлекс, но спустя неделю стало легче. С голодом, как говорится, не поспоришь. Выбора один хрен нет, а для того, чтобы выкладываться по полной на тренировках, жизненно необходимы калории.