Потерянные следы

Впервые мне попался такой роман – не роман, а водопад описаний. Карпентьер описывает всё подряд. Особенно много –и часто - музыкальные произведения. То разбирает, как развивается 9-я симфония Бетховена, то берётся за «Зигфрида» Вагнера и рассказывает, как там вступает валторна и другие инструменты. Добавляются размышления о женщинах вообще, о буржуазках и жительницах сельвы. Описание католических похорон в Латинской Америке, сельвы утром и в сумерки, днём и ночью, обрядов и церквей, жизни индейцев и их божеств. Это опять прерывается философствованием о музыке, например, времён палеолита. Потом снова рассказ о сельве. Потом снова о зарождении первобытной музыки и греческих мифах. Много слов о смешении форм. Речитативы, как возникает мелодия и как главный герой написал бы речитатив. А ещё как бы он написал кантату «Прометей освобождённый». Порассуждав, где и на чём делать музыкальный акцент, ГГ сожалеет, что книги Шелли у него нет с собой. Зато у него есть «Одиссея» и теперь в подробностях будет рассказано, как эту кантату надо написать и чем «украшает первый голос» и «двойное движение восьмых и шестнадцатых». И снова описание сельвы и нравов индейцев, а также потомков колонизаторов. И ещё много слов о самом разном. Нет, конечно , есть и собственно художественная линия. Она то возникает, то исчезает под давлением вышеперечисленного. Что-то из жизни главного героя, человека без имени, автор предпочитает опустить, хотя это «что-то» интересно и важно для него. Наверное, не знал, как достоверно выкрутиться из ситуации, в которую поставил персонажей? Сократи он хотя бы, «музыкальную» часть, роман только выиграл от этого. Но размышления и сведения о столь многом задавили сюжет. Печально, но и финал абсолютно предсказуем.  Главные персонажи - плоские. Живая только сельва, из-за нее рука не поднялась поставить "неуд".

«Потерянные следы» меня не впечатлили. Я ждал магического путешествия – яркого, сочного, густого, балансирующего между самым смелым вымыслом и чем-то глубоко живым и настоящим. Замерившим в экзотических картинках, рассмотрев самобытность которых, останавливаешься от то, что «понял». Сложно даже описать, что именно, но тепло и волнение подсказывает, что это было наверняка. Здесь такого не случилось.

Наверное, во многом это вопрос ожиданий. Я сравнивал Карпентьера с Астуриасом и ждал, что он заговорит не менее мощно. Но нет. Он говорил по-другому, и это хорошо. Но только не цепляло, а поэтому – разочарование.

Подводя итог после последних страниц, главное, что мне понравилось – это критика обывательской жизни. Потерявшейся между ненужных дел, ролей, понятий, событий. В противовес ей выступает что-то дикое, самобытное, глубокое, вневременное. Но только то, что просто так не охватишь. Потому что, убивая порывы, цивилизация укрывает мягким одеялом внешнего комфорта, ласкает повторяемостью привычного. Дурманит тем, к чему стремится слабое тело и слабый дух. Объясняет, что лучше спокойное и накатанное, чем то, где можно запросто пропасть. Не поняв ничего по-настоящему – остаться глупцом, чужаком. Зачем же тогда?

Но это только малая толика книги. В остальном нас ждет долгое описание очень странного путешествия в сердце сельвы. И, честно сказать, если бы я не знал, что Карпентьер многие годы провел в Венесуэле, я бы подумал, что в книге талантливый поэт описывает свои фантазии на тему тропического леса. Громоздит образы чистого вымысла, слабо связанные с действительностью.

Сказочное путешествие не становится сказкой вполне, не может оседлать волну фантазии, оплодотворенную богатым содержанием мифов, историй, духом описываемых мест. Поэтому все время вспоминается та сельва, которую видел я. И она другая. Не менее восхитительная, страшная, загадочная, - но другая. Хотя бы потому, что там нет такой пестрой череды смены ландшафтов. И дышит она по-другому. И бесчисленные легионы жизни называются и существуют не так. В переходных горных поясах – возможно, но не в сердце сельвы.

Да и горы там на самом деле другие.

Но все это ерунда, вкусовщина, разный опыт. Если бы Карпентьер смог увлечь и унести с собой. Это иногда получалось, когда, например, он рассказывал про странные древние католические обряды. Но потом падало под гротеском описаний «каменного века». Да и так бы было неплохо.

Но здесь примешивается раздражение, растущее от страницы к странице, раздражение, переполняющее по отношению к главному герою. Не получается его понять. С его волочением за женщинами, с его изменами, чрезвычайной чувственностью сменяемой черствостью. Человек, которого мечет между самыми крайними эмоциями, воспринимается как оболочка, которая за пышными словами не имеет их вообще. Потому что он как-то пустоват, легковесен и, на самом деле, не интересен. Другие персонажи в книге любопытнее.

Ну и последнее. К сожалению, я довольно невежественен в музыке. Я просто не понимаю, о чем говорится в «музыкальных частях». Наверное, любителям и специалистам это может быть интересно. Но для широкой публики – избыточно. И непонятно, зачем нужно в принципе. Слишком специфично и глубоко. Хотя… может, музыка – как раз то недостающее скрепляющее звено, которое заставило бы заиграть книгу, если бы я смог понять в чем дело.

Увы, так не вышло. И к Карпетнтьеру возвращаться пока желания нет.