Коллективная природа успеха помогает объяснить, почему большинство современных рене фонков не получают признания, несмотря на свои блестящие достижения. Несомненно, признание зависит от того, насколько хорошо мы работаем: никто не вспомнил бы о Красном Бароне, если бы он показывал посредственные результаты. Однако это вовсе не единственный фактор. Можно прекрасно работать, но не получать признания: большинство из нас испытало это на собственном горьком опыте. Как часто нам приходилось наблюдать, как наши конкуренты, демонстрирующие сравнительно скромные или даже в чем-то уступающие нашим результаты, получали признание за свои труды? Человечество видело немало прекрасных художников и мыслителей, достижения которых канули в Лету, потому что современники не сумели распознать их гениальность. Вы можете писать великолепный код, экономить своей компании кучу денег или держать в своем ящике потенциальный блокбастер, но, раз мы не знаем о ваших достижениях, разве мы можем их признать? Если мы не видим, не принимаем и не вознаграждаем вас за результаты вашего труда, если мы – а под «мы» я подразумеваю не только горстку отдельных людей – не считаем ваш проект стóящим, вероятно, он обернется неудачей, впоследствии зачахнет или не сможет даже осуществиться.

* * *

В основе этой книги лежит новое определение успеха. Оно говорит нам, что успех – это коллективный, а не индивидуальный феномен.

Раз за успех отвечает общество, нам нужно изучить социальные и профессиональные сети, в которых рождаются коллективные реакции на индивидуальные результаты. Немногие из нас начинают свой путь на сцене под аплодисменты толпы. Изначально мы оказываем влияние лишь на самое близкое окружение: членов семьи, коллег, друзей, соседей, партнеров и клиентов. И все же порой отголоcки влияния выходят за пределы нашего ближнего круга, широко распространяются и провоцируют общественную реакцию. Самые успешные из нас научились использовать сети, чтобы занять огромное, ценное пространство в коллективном сознании ни о чем не подозревающих людей.

Мозг – неплохой пример подобной полезной сети, а коллективное сознание – неплохой критерий оценки нашего определения успеха. Мы считаем свой мозг отдельной сущностью, способной воспринимать информацию, запоминать ее и размышлять о ней. При этом в мозге действует замысловатая и тесно взаимосвязанная сеть нейронов. Каждая мысль, чувство и ощущение, которое мы испытываем, вызывается не одним нейроном, а последовательностью возбуждений в этой нейронной сети.

Сети, характеризующие успех, не менее сложны. Социальные платформы, такие как Facebook, едва охватывают весь объем нашего взаимодействия с обществом, а обмен визитками – символическое установление связей – представляет собой лишь самый примитивный способ использования поддерживающих нас профессиональных сетей.

В мире сетей мы все – узлы паутины, которая связывает нас с миллиардами других узлов. Чтобы понять, какое влияние вы оказываете на свою коллективную среду, необходимо посмотреть на другие узлы в своей сети и пронаблюдать, как они реагируют на вашу деятельность. Наше коллективное определение успеха напоминает нам, как важно изучать те сети, к которым мы принадлежим, и находить способ использовать их для получения преимуществ в будущем. Ландшафт сети – с шоссе и нехожеными тропами, с пустошами и каньонами – показывает пути к нашим целям.

Вот пример из моей жизни. Я ученый, а потому результат моих трудов один – открытие. Верно? Вот только такой результат обусловлен наличием возможности. Я вырос в Трансильвании – венгерский парнишка в наглухо закрытой коммунистической Румынии, где ездить за границу разрешалось только в страны коммунистического блока. О международных конференциях не стоило и думать. У меня был ограничен доступ к научным журналам. Мне не было даже смысла учить английский, потому что вероятность уехать из Румынии стремилась к нулю. Какие бы надежды я ни подавал на заре своей карьеры, у меня фактически не было доступа к профессиональным сетям, которые питают кислородом науку.

Но летом 1989 года в моем общежитии в Бухаресте раздался телефонный звонок, после которого я собрал вещи и уехал домой в Трансильванию, даже не закрыв сессию. Мой отец, пользовавшийся определенным влиянием директор музея, был одним из последних этнических венгров в румынском руководстве. После этнической чистки, когда из руководства убрали всех представителей национальных меньшинств, его лишили должности и средств к существованию. Сегодня он управлял целой сетью музеев, а на следующий день уже проверял билеты в городских автобусах. Перемена была слишком очевидна и плохо сказалась на тех, кто сместил его. Они устроили очередной заговор, чтобы окончательно избавиться от моего отца. Вот так мы с ним и оказались в Венгрии, став политическими беженцами. Я бы ни за что не выбрал себе такой жизни – в разлуке с мамой и сестрой я был бесконечно одинок. Однако, оправившись от шока, связанного с необходимостью начинать жизнь с нуля на новом месте, где у меня не было ни друзей, ни знакомых, я понял, что узколобые чиновники на самом деле оказали мне услугу: выслав нас из страны, они предоставили мне доступ к профессиональной сети, которая была недосягаема в коммунистической Румынии.

Всего три месяца спустя я стажировался у ученого мирового класса Тамаша Вичека, который вернулся из США, где несколько лет занимался исследованиями. Он пригласил на конференцию в Венгрию самого уважаемого исследователя в моей области – Джина Стэнли, и на приеме, который состоялся дома у Тамаша в Будапеште, я получил возможность попрактиковать свой слабенький английский в разговоре с почетным гостем. Джин пригласил меня в аспирантуру в Бостон и задействовал собственную профессиональную сеть, чтобы меня точно приняли в университет. Ему пришлось подергать за ниточки. Я провалил экзамен по английскому и не набрал нужного балла для поступления, но все равно оказался в Бостоне – Александрии современной науки, где передо мной открывалось великое множество возможностей.

Мне хочется сказать, что все это случилось потому, что я подавал большие надежды, а мой успех впоследствии объясняется лишь усердной работой. Но затем я вспоминаю студентов, которые учились со мной в Бухаресте. Некоторые из них выигрывали олимпиады по физике, когда я даже не проходил в первый тур. Со мной учился Дэн – когда учился в девятом классе, он выиграл Международную олимпиаду по физике, там он победил всех по темам, которые я изучил лишь через три года. Был также добродушный здоровяк Кристиан, которому было под силу объяснить решение любой задачи своим мягким, приятным голосом. Оба они были значительно более образованы, чем я. И все же, не имея возможностей для роста, ни один из них не достиг успеха в нашей профессии. Получается, какие бы надежды я ни подавал, те же самые результаты, которые помогли мне преуспеть в Будапеште и Бостоне, ничего не принесли бы мне в Бухаресте. В одной из последующих глав мы обсудим, как сети одновременно изолируют нас и связывают с миром, незримо определяя наши перспективы. Жизнь в коммунистической Румынии показала мне, какую важную роль сети и коллектив сыграли в моем успехе задолго до того, как я понял их научную основу.

* * *

Красный Барон и Рене Фонк добились успеха по четкому, вполне исчисляемому военному стандарту – количеству сбитых самолетов противника. В сравнении с другими летчиками по обе стороны фронта они были лучшими в своем деле. Однако запомнили их по-разному – и это не связано с результатами их труда. Различия объясняются коллективной природой успеха, а также работой сетей, которые замечают, признают и славят наши достижения, рассказывая о них всему миру.

Красного Барона часто называют бессердечным и предельно тщеславным человеком с холодным и бесстрастным взглядом. Его автобиография фактически представляет собой перечисление всевозможных насильственных действий, описанных с неприглядным самодовольством. И все же, сталкиваясь с ужасами войны, современники вдохновлялись его бравадой. Покрасив самолет в вызывающий красный цвет, он стал символом германской пропаганды, который использовался для поднятия боевого духа населения. Его гордое лицо, на которое падала тень надетой слегка набок фуражки, печатали на открытках. В газетах писали, что британцы формировали целые эскадрильи, перед которыми стояла одна цель – уничтожить Рихтгофена. По этим причинам Красный Барон стал героем-одиночкой. Даже его ранняя гибель в бою – обстоятельства которого были покрыты тайной – помогла создать миф о Бароне, который иначе остался бы одной из историй войны. Барон по рождению и воин до самой смерти, он превратился в несокрушимый символ патриотизма и героизма.

По другую сторону фронта те же факторы должны были прославить Фонка. Во многом так и случилось, по крайней мере поначалу. Во время войны он получил все награды, о которых только мог мечтать настоящий ас. За свои заслуги он даже был избран во французский парламент. Но затем люди отвернулись от него. Первую ошибку Фонк совершил, когда не погиб на войне. Выжив в Первой мировой, он вступил в мутные воды политики в период нацистской оккупации Франции в годы Второй мировой. Он также не справился с первым демонстрационным трансатлантическим перелетом из Парижа в Нью-Йорк и потерпел аварию на взлете.

Однако нет смысла вдаваться в подробности, чтобы назвать главное различие двух асов: один из них был полезен своей сети, а другой – нет. Успех Красного Барона обеспечила социальная и политическая обстановка во время войны, а не количество сбитых им самолетов, его тщеславие или отношение к своим достижениям. Мы помним его сегодня, потому что однажды он был важен для германской пропагандистской машины. Его репутацию поддерживали люди, которым необходим был герой, поднимающий их дух. Реагируя на достижения Красного Барона, публика создала о нем миф, который достигал свои цели. Иными словами, сеть сочла его полезным и решила упрочить его успех.

Законы успеха помогут нам понять, как подогреть общественный интерес, чтобы наши достижения вызывали широкий отклик. Если наша цель состоит в том, чтобы наша работа была важна остальным (а кто этого не хочет?), нам нужно понять, как пробудить коллективный интерес к нашей деятельности через сложные сети, в которых мы состоим.

Сеть Красного Барона создала такую удивительную легенду, что она быстро преодолела линию фронта. Помните комикс, где Снупи отдает честь Красному Барону из падающей будки-самолета, объятого черным дымом? Я считаю, что этот справедливый знак уважения говорит нам о многом. Его противник так хорош в воздушном бою, что даже Снупи, мультяшный пес, который сражается с ним в безграничном мире фантазии, полагает, что у него нет шансов.

Однако, обращаясь к Снупи как к судье общественного признания, важно пояснить, что Красный Барон был не только успешен. Он также был знаменит. И это как нельзя лучше подтверждает его появление в американском комиксе через десятки лет после его гибели. Здесь встает любопытный вопрос: можем ли мы отделить успех от славы? И нужно ли нам это?