Спайри и королева

Космическая война – дело страшно муторное. Сенсоры дальнего действия «Мышелова» унюхали корыто противника два дня назад, и с тех пор мы только и делали, что подползали к нему на расстояние удара. По мне, так мы опять облажаемся. Да и в любом случае пора линять обратно на Тигровый Глаз. Порядок, топливо и мораль стремительно летят к нулю. Пусть другой «аквариум» чистит сектор.

В общем, еще не вполне очухавшись от сна, я не испытывала особой радости, даже когда «Мышелов» принялся нашпиговывать гущу психогенами боевой готовности. Когда пошел сигнал первичной атаки, я всего лишь остановила нейромульт, от которого балдела («Адские кошки Третьей Солнечной войны», если вам интересно), вылезла из гамака и лениво поплыла к мостику.

– Мусор, – прокомментировала я, взглянув на датчики через плечо Ярроу. – Военные обломки или очередной пустой хондрит. Сто процентов.

– Извини, малышка. Все уже проверено.

– Противник?

– Не-а. Судя по выхлопу, наш корабль. Похоже, украденный. – Ярроу провела рукой в сетке по регалиям, обвившимся вокруг ее шеи. – Ну что, нашивки сейчас будешь брать или когда домой вернемся?

– Думаешь, мы наткнулись на крупную рыбу?

– Да точно тебе говорю.

Я кивнула и подумала, что она, может быть, права. Легко. Дезертир или украденные военные секреты не доберутся до роялистов. За такое можно медаль получить, а то и повышение.

Только вот почему во мне проснулись какие-то дурные предчувствия?

– Ладно, – решила я, надеясь похоронить сомнения в рутине. – Когда?

– Ракеты уже отправлены, но корабль в пяти световых минутах от нас, поэтому кряки достигнут цели часов через шесть. Это если наша добыча не решит бежать и прятаться.

– Бежать и прятаться? Это шутка такая?

– Ага, просто животики надорвешь. – Ярроу увеличивала один из голографических дисплеев, пока тот не повис между нами.

Это оказалась карта Воронки с отмеченными зонами, которые контролировали мы и роялисты. Огромный, медленно вращающийся диск первородного вещества – восемьсот астрономических единиц от края до края. Чтобы пересечь его, свету понадобится целых четыре дня.

Все действие происходило в центре, на расстоянии светового часа от Фомальгаута. Непосредственно вокруг этой звезды находилась лишенная материи пустота, которую мы называли Зоной внутренней очистки. За ней начиналась сама Воронка – богатые металлами дорожки пыли, медленно конденсирующиеся в скалистые шарики. Обе стороны хотели полностью контролировать эти планетоформирующие Зоны кормления – настоящий Клондайк для тех, кто выиграет схватку и сможет начать шахтовые разделы. Вот именно здесь в основном и собирались наши огромные армии ос. Мы, люди – как роялисты, так и стандартисты, – держались дальше – там, где Воронка истончалась до скудного на полезные ископаемые ледяного мусора. Даже погоня за предателем не заставит нас подойти к Зонам кормления ближе чем на десять световых часов, а мы уже привыкли иметь дело с большими пространствами. Кроме самого дезертира, здесь не должно было быть ничего.

Но все оказалось не так. На схеме высветился большой объект, всего-то в полуминуте от нашей крысы.

– Ну, на такое расстояние и струя мочи долетит, – заметила Ярроу.

– Близковато для совпадения. Это вообще что?

– Осколок. Ледяной планетезималь, естественно, если тебе нужны технические подробности.

– Физические тонкости с утра… ну уж нет.

Но я припомнила слова одного из наших учителей в академии: осколки – это ледяные глыбы, плевки Воронки. Через пару сотен тысяч лет вокруг Фомальгаута образуется новорожденная планетарная система, но ее будут окружать тучи мусора, всяких остатков, летающих по миллионолетним орбитам.

– Для нас эта хрень бесполезна, – констатировала Ярроу, почесывая полоску черных волос, бегущую от ее бровей к плавнику. – Но по-видимому, крыс там нет.

– А что, если роялисты оставили на осколке припасы? Может, корабль летел туда на заправку, прежде чем сделать прыжок на их сторону?

Меня одарили снисходительным взглядом.

– Хорошо, признаю. Умом я сейчас не блеснула.

Ярроу кивнула с видом записного мудреца:

– Наше дело не задавать вопросов, Спайри. Увидел, выстрелил и забыл. Вот и вся стратегия.

Спустя шесть часов после того, как кряки тихой сапой отчалили от «Мышелова», Ярроу вплыла на мостик, кольцом поджав хвостовой плавник. Моя напарница напоминала перевернутый знак вопроса, и если бы я была суеверной, то посчитала бы это не самым лучшим предзнаменованием.

– Ты меня убиваешь, – с ходу заявила она.

Первой обратилась в сирену, поменяв ноги на хвост, старший пилот по имени Квиллин. Ярроу последовала ее примеру год спустя. По-видимому, в этом был смысл – практически идеальная адаптация к наполненному жидкостью «аквариуму», шастающему по космосу на высоких скоростях с большими перегрузками. Я, конечно, не имела ничего против кардиоваскулярных модификаций, позволяющих дышать гущей, или биомодифицированной кожи, благодаря которой мы переносили холод и вакуум гораздо дольше любого неизмененного человека. Это не говоря уже о демонах размером с молекулу, которые миллиардами курсировали по нашим телам, или о специальной подгонке психики под условия боя… Но вот замена ног на хвост затрагивала какие-то неприятные нотки в моей душе. Хотя решимость Ярроу вызывала во мне только восхищение.

– Не поняла?

– Да эти твои долбаные нейромульты. Тебе что, реальной космической войны не хватает?

– Да нет, хватает, – призналась я, – только мне кажется, дело не в этом. Вот когда кто-нибудь из нас в последний раз смотрел роялисту в глаза?

Она пожала плечами:

– Лет четыреста назад.

– В этом и дело. По крайней мере, в Третьей Солнечной войне было хоть немного крови. Там все происходило на планетарных поверхностях, на Титане, Европе – всех этих спутниках Солнечной системы. Окопная война, рукопашные бои… Ты знаешь, что такое адреналин, Ярроу?

– Как-то без него обходилась все это время. Есть к тому же еще кое-что. Я мало знаю из истории Земли, но Третьей Солнечной войны не было.

– Это гипотеза, – объяснила я. – Да и в любом случае война почти была.

– Почти?

– Дело происходит в другой временной линии.

Ярроу улыбнулась, покачав головой:

– Говорю же, ты убиваешь меня.

– Он сделал ход?

– Кто?

– Дезертир.

– О, да мы никак в реальность вернулись? – засмеялась она. – Извини, это будет не так увлекательно, как Третья Солнечная.

– Еще неизвестно. Я-то думала, мы побегаем за сучкой, отработаем свои денежки. – Пока я говорила, датчики орудий начали пульсировать все быстрее и быстрее, словно кардиограмма трепещущего сердца. – Сколько времени осталось?

– Минута, плюс-минус несколько секунд.

– Хочешь пари?

Ярроу улыбнулась, в красном мерцании сигналов тревоги ее кожа казалась желтой.

– А когда же я отказывалась, Спайри?

В общем, мы сделали ставки. Она поставила пятьдесят тигрожетонов, что крыса в последнюю минуту попытается выкинуть фортель. Ярроу заметила:

– Правду сказать, ничего хорошего это ей не принесет. Но она все равно попытается. Человеческая природа, ничего не попишешь.

Я же подозревала, что наша цель или уже сыграла в ящик, или спит.

– Типа пустой ритуал, да?

– Чего?

– В смысле – атака состоялась в реале минут пять назад. Крыса уже мертва, и мы никак не сможем повлиять на результат спора.

Ярроу закусила никотиновую палочку:

– Ой, вот только философию со мной разводить не надо, а, Спайри.

– Даже и не мечтала об этом. Сколько?

– Пять секунд. Четыре…

Она остановилась где-то между тремя и двумя, когда это произошло. Помню, я подумала, что в действиях дезертира сквозит какая-то надменность. Он намеренно ждал до самого последнего момента, а потом расправился с угрозой наименее энергозатратным способом.

По крайней мере, так это выглядело.

Девять кряков сдетонировали преждевременно, даже не добравшись до зоны поражения. Десятый остался в одиночестве, нацелился на предателя, но просто не взорвался, пока не вышел далеко за радиус поражения. Наступила тишина, мы переваривали происходящее. В конце концов первой подала голос Ярроу:

– Похоже, я только что наварила деньжат.

Появилась голограмма полковника Вендиго. На секунду изображение замерло и вновь задвигалось. Своими слишком ясными и слишком молодыми глазами полковник внимательно оглядела мою напарницу, а затем и меня.

– Разведка ошиблась, – констатировала Вендиго. – Похоже, дезертир сумел подделать записи и скрыл кражу новейшего оборудования. Но вы все равно повредили его?

– Вроде того, – подтвердила Ярроу. – Привод корабля противника сейчас плюется довольно экзотическими веществами, совсем как Спайри после пьянки. Повреждений корпуса не зафиксировано, хотя…

– Оценка действий?

– Он попытается добраться до осколка.

Вендиго кивнула:

– А потом?

– Корабль сядет на ремонт. – Напарница помедлила, затем добавила: – Согласно показаниям датчиков, на поверхности много железа. Наверное, там была схватка ос, прежде чем глыбу вышибло из Воронки.

Вендиго кивнула:

– Согласна, Спайри?

– Да, мэм, – ответила я, как обычно стараясь подавить нервозность, которую неизменно чувствовала в присутствии полковника, хотя все наши контакты до сих пор ограничивались вот такими симуляциями. Ярроу с удовольствием редактировала разговор после сеанса связи, вставляя положенные почтительные обращения, прежде чем отправить результат обратно на Тигровый Глаз. Но я все равно не могла избавиться от подозрения, что Вендиго каким-то образом раскапывает необработанную версию со всеми вопиющими нарушениями субординации.

Не то чтобы кто-то из нас не оказывал ей того уважения, которого она заслуживала. Полковник чуть не погибла во время атаки роялистов на Тигровый Глаз пятнадцать лет назад – той самой, когда убили мою мать. Серьезные нападения на наши противостоящие друг другу кометные базы происходили редко, примерно раз в поколение, и являлись скорее жестами-проявлениями, чем стратегическими акциями. Но то оказалось особенно кровавым: погибла восьмая часть населения, территории размером с город были полностью разгерметизированы. Вендиго попала в самую гущу атаки кинетиков.

Теперь она стала химерой, ее заново сшила кибернетика. Снаружи это было не так заметно, только заживленные части казались слишком безупречными, больше похожими на фарфор, чем на плоть. Полковник не позволила хирургам заново вырастить себе руки. Говорили, она потеряла их, стараясь затащить раненого из открытого шлюза в герметичную зону. Ей почти удалось преодолеть шквал улетающего воздуха, когда какой-то истеричный придурок врубил аварийный контроль двери и переборка отхватила Вендиго руки по плечи вместе с головой того, кого она спасала. Теперь полковник носила протезы, блистающие хромом.

– Корабль доберется туда за день до нас, – доложила я. – Даже если мы врубим двадцать g.

– И скорее всего, окопается к вашему подлету.

– Нам попытаться захватить ее живым?

Ярроу поддержала меня, кивнув:

– Раньше у нас такой возможности никогда не было.

Полковник помедлила с ответом.

– Восхищаюсь вашей преданностью делу, – сказала она после подобающей случаю убедительной паузы. – Но вы всего лишь оттянете смертный приговор. Не лучше ли будет убить дезертира прямо сейчас, а?

«Мышелов» подобрался на дистанцию поражения девятнадцать часов спустя. Мы вышли на широкую псевдоорбиту где-то в трех тысячах километров от объекта. Осколок общей площадью двести четыре квадратных километра был слишком маленьким. На дисплее он казался мерцающим пятнышком, крупинкой сахара на расстоянии вытянутой руки. Но мы и так узнали все, что нужно: топологию, гравиметрию и место приземления корабля. Это оказалось нетрудно. Диверсанту не повезло: посадка у него вышла адская, крыса чуть ли не наполовину зарылась в лед.

– Мне кажется, от места такой посадки далеко не уйдешь, – протянула Ярроу.

– Думаешь, они воспользовались спасательными шлюпками?

– Ну уж нет. – Она ткнула пальцем в увеличенное голографическое изображение корабля. По форме тот походил на обтекаемый конус вроде нашего «аквариума», способного пробиваться через самые плотные газовые пояса Воронки. – Взгляни вот на эти верхние шлюзы. Эвакчелноки на месте.

Ярроу была права. Экипаж не пустил в ход шлюпки, иначе люки остались бы открытыми. В результате такого приземления – даже если принять во внимание гущу – мало кто мог выжить.

Но лучше не оставлять противнику даже малейшего шанса.

Ракеты могли бы решить проблему, но они уже подвели нас один раз. Теперь мы будем действовать наверняка. На вооружении «Мышелова» состояла импульсная батарея, но для ее использования нам пришлось бы подлететь на неприятно близкое расстояние к осколку. Оставались только кротмины, и они идеально подходили для удара. Мы сбросили пятнадцать штук, окутав их облаком двухсот идентичных обманок. Три из пятнадцати должны были превратить в пыль место катастрофы, а остальные двенадцать – зарыться глубже в лед и разнести глыбу на куски.

Такой был план.

Все произошло очень быстро, не как в сонно-замедленной реальности нейромультов. В одну секунду кротмины спустились к астероиду, а уже в следующую просто исчезли. Между двумя мгновениями пронеслась настолько краткая вспышка, что зафиксировало ее, кажется, только подсознание.

– Что-то я уже устала от этого, – прокомментировала наше очередное фиаско Ярроу.

«Мышелов» переварил случившееся. Во время взрыва мин от места катастрофы никаких сигналов не исходило. Вместо этого произошел огромный выплеск энергии по всему периметру осколка. «Импульсное оружие», – отрапортовал корабль. Скорее всего, одноразовые роботы: каждый меньше песчинки, зато в количестве нескольких сотен, а может, и тысяч. Похоже, дезертир выпустил их при нашем приближении.

Но нас не тронул.

– Это было предупреждение, – сказала я. – Нам приказали валить подальше.

– Не думаю.

– Почему?

– Думаю, предупреждение мы получим прямо сейчас.

Я тупо воззрилась на Ярроу, пока не заметила то, что она уже видела.

От астероида по дуге шло нечто слишком быстрое, чтобы его можно было остановить, нечто, от чего наш минимально вооруженный «аквариум» не имел защиты. Нам не дали шанса даже просто улететь.

Ярроу уже приготовилась извергнуть какое-то особенно экзотическое ругательство, которое приберегала именно для такого момента. Потом раздался разрывающий барабанные перепонки удар, «Мышелов» содрогнулся – но мы не оказались в вакууме.

И вот это было по-настоящему плохо.

Существуют две основные разновидности противокорабельных ракет – кряки и споры. После попадания вы можете сообразить, какой именно вас угостили. Если вы еще способны думать, если до сих пор существуете – значит это споры. И значит, ваши проблемы только начались.

«Внутреннее проникновение демонов! – заверещал „Мышелов“. – Воздушный коллектор под угрозой!» В гущу проникло нечто непрошеное. Собственно, в этом и заключается работа спор – доставить враждебных демонов к вам на корабль.

– Мм, – протянула Ярроу, – кажется, пора облачаться.

Вот только наши костюмы находились где-то в минуте хода, в кишках «Мышелова», и путь до них лежал по извилистым проходам, куда уже вполне могла проникнуть зараза. Но выбора у нас не оставалось, а потому мы все равно поплыли. Ярроу настояла, чтобы я шла первой, хотя она и двигалась в воде быстрее. В общем, где-то – понятия не имею, где точно, – демоны до нас добрались, незаметно просочившись из гущи в наши тела. Конкретно момент инфильтрации я вспомнить не могу: никакого резкого перехода от ясности к иррациональности, к власти демонов, не было. Мы с Ярроу и так слишком перепугались. Все началось с легкой агорафилии, жажды покинуть тесные внутренности «Мышелова». Постепенно она переросла в клаустрофобию, а потом в полновесную панику, превратившую корабль в жуткий дом с привидениями.

Ярроу, забыв о костюме, начала скрести ногтями корпус, пока из ее пальцев не потекла кровь.

– Борись! – завопила я. – В твоем мозгу сидят демоны, забавляются с центрами страха, они хотят выбросить нас наружу!

Естественно, я понимала, что разумные доводы тут не помогут.

Каким-то образом я смогла удержаться на грани безумия достаточно долго и успела надеть костюм. Загерметизировавшись, я при помощи очистных систем скафа попыталась вылечить зараженную гущу – но это, конечно, не слишком помогло. Фобия указывала на то, что демоны добрались до мозга и теперь тот пытается успокоить себя хрупкой логикой. Вне корабля мы вновь сможем думать рационально. «Мышелову» понадобится всего несколько минут для нейтрализации инфекции, тогда мы сумеем опять взойти на борт.

Естественно, вся эта цепочка рассуждений была полной иллюзией…

Но в ней имелся смысл.

Когда нечто похожее на рациональное мышление вернулось ко мне, я уже болталась снаружи.

Вокруг ничего. Только я и осколок.