Цитаты из книг автора «Алайна Салах»

Нейт… Нейт, что происходит… что…Господи – Давай, Тэйлор, – хрипит Нейт в меня. – Дай мне это. Начинаю кричать и дергаться, потому что меня разрывает от безумных ощущений, которые накрывают мое тело. Словно я умираю и возрождаюсь одновременно. Так вот что значит оргазм. Прекрасная штука. Лучше, чем тако и шоколад. Определенно, теперь в моем топе.

Мой личный вклад в благотворительный проект «Чистые простыни».

Ты за кого меня принимаешь, Жданова? – рычит он с негодованием. – Ты во мне рыжую корову с первого канала, что ли, увидела? Делать Игорю Жданову не хер, как свою дочь под чужих мужиков стелить. Да и какая Егор тебе пара? Ты же сожрёшь его вместе с его пидорскими кедами и укладкой. А то, что твой янки долговязый мне не нравится, – это я тебе в открытую сказать могу. И говорю: его импортная рожа в генеалогическом древе Ждановых мне не по нраву.

По дороге в офис меня застаёт звонок Лены, посчитавшей нужным сообщить, что моя помощница самовольно покинула рабочее место, после того как ей позвонил какой-то парень. Вся расслабленность после тренировки моментально исчезает. Во-первых, потому что мой идеальный робот подцепила вирус «Типичная баба» – её программа уже дважды даёт сбой. Первый произошел, когда она пыталась меня убедить, что Александра слишком часто ходит на офисную кухню, чтобы приготовить себе кофе, а это означает огромный расход зёрен и массу впустую потраченного времени, которое оплачивается мной.

этот неулыбчивый манекен с эмоциональным айкью туалетного ёршика всё-таки способен испытывать чувства. Одно, по крайней мере, точно – неприязнь ко мне. Если обычно лицо личного цербера К. Серова похоже на унылую маску из папье-маше, то при виде меня оно становится унылой маской из папье-маше с раздувающимися ноздрями. Интересно, сколько ей лет? Навскидку от двадцати до пятидесяти.

А как ты поняла, мам? – Я по-кошачьи жмурюсь, потому что ласковые руки начинают гладить меня по волосам. – Мы вроде ничем себя не выдали. – Материнское сердце не обманешь, Никуш. Почувствовала я. А, ну и ещё застукала вас в твоей кровати. Ты же вечно себя кондиционером морозишь, думаю, дай позабочусь о дочке и выключу. Захожу, а вы там, голубки, в обнимку спите. От неожиданности я даже голову поднимаю. Вот это палево. Надеюсь, Максим свой бидон не засветил моей маме, а то он обожает скинуть одеяло. Спрашивать о таком я, разумеется, не решаюсь – скромно краснею и ложусь обратно на мамины колени.

Почему Ника мне врёт? В чём причина? Я вытягиваю руку и прошу официанта принести счёт. Настроение стремительно ползёт вниз, и как я ни стараюсь убедить себя, что этой маленькой лжи есть разумное объяснение, помогает слабо. Может, у Бэмби месячные, и она стесняется мне об этом сказать? Нет, месячные у неё были полторы недели назад, и она исправно компенсировала этот пятидневный простой ртом. А в задницу всё никак не даёт, оленёнок упрямый.

Накормила от души, мам. И как дядя Игорь только не растолстел на твоих вкусных харчах? – Плаваю я каждый день и педали кручу, – мгновенно отзывается тот и искоса смотрит на маму. Оу-у-у. Если меня не подводят зрение и интуиция, грозный лев Игорь хочет выглядеть красавчиком в глазах инженера Любы. – Тебя не раскормить, – фальшиво сокрушается мама, всплёскивая кулинарскими руками. – Комплекция у тебя больно атлетическая, Игорь. Повезло с генетикой – такие, как ты, вообще не стареют. Ай да мама Люба, дрессировщица моя львиная. Если бы не наше с Кэпом присутствие, дядя Игорь об её коленки уже головой бы тёрся, судя по довольному виду.

Он уезжает, Лесь. В чём смысл? Лесино раздражённое «Ой, мля» тонет в звуке унитазного смыва. – Придумаете что-нибудь. Родители же его как-то состыковались и даже пятерых отпрысков настрогали. А вы чем, кролики, хуже?

Вылетаю на улицу и оглядываюсь. Черт, надо успокоиться. Драки точно не будет: у Димы, конечно, мускулатура хорошо развита, но до Сергея ему еще лет пять в качалке торчать. Я-то знаю, о чем говорю: все-таки с обоими спала. Уф, не вовремя, конечно, я об этом вспомнила. Да и не станет Сергей драться с сыном. Наверное. Ой, надеюсь только, что Дима не додумается меня денежной подстилкой называть и оскорблять. Вот тогда станет.