Как и в том году десятого сентября, я провожу время рядом с Джоном.
Утром я увидела весь результат своих страданий на лице. Мои глаза и губы опухли от слёз. Я ещё раз убедилась в том, что моя кожа побледнела. Открыв шкаф, я достала чёрные джинсы и чёрный свитер. Свои тёмные волосы я заколола в неряшливый пучок. Достав свой рюкзак, я положила туда ноты для гитары. Ноты, которые написал сам Джон, когда ему было тринадцать. Я подошла к тумбе и взяла подарок, который он подарил мне на четырнадцать лет – гитара. Он расписался на ней: указал год, дату и поставил свою роспись, внизу под своей росписью он написал: Элис и Джон, как одно целое. Я надела на себя рюкзак и взяла гитару.
Сейчас было около шести часов утра. Родители ещё спали в это время. К Джону мне нужно к семи утра. Именно в это время я нашла его в той машине.
Я медленно спустилась по лестнице. Вышла из дома и села в машину. Положив руки на руль, я сделала несколько протяжных вздохов. Я почувствовала, как моя голова закружилась, началась одышка и боль внутри, где сердце. Мне стало не по себе. Я встряхнула головой, пытаясь отогнать всё это. Может, мне всё это померещилось? Я завела двигатель и осторожно выехала.
Через час я прибыла на кладбище. Достав рюкзак и гитару, я двинулась к его могиле. Она была далека от всех и ограждена. Я так попросила. Подойдя к ней, я провела пальцами по выдавленному месту, где было написано его имя, фамилия, дата рождения и дата смерти…
– Привет, Джон, – сказала я тихо-тихо. Я уверена, он меня слышит, он рядом. Сидит и смотрит на меня.
– Я принесла твои произведения, – сказала я и полезла в рюкзак.
Все песни, которые он писал, были по-своему уникальны. Я достала гитару и приготовилась к игре. Эта песня была про жизнь. Неуместно, наверное, играть её здесь. Но она нравилась нам. Так почему бы не спеть её для него.
Я провела пальцами по струнам, и прозвучали минорные голоса.
Я играла и смотрела на него. Рядом с ним мне было спокойно, хоть его и не было здесь рядом.
Я отложила гитару в сторону, и, обняв руками колени, смотрела на него.
– Мне плохо без тебя, Джон. Зачем ты тогда поехал с ними? – тихо спросила я, и слезинки упали с моего лица. – Ты оставил меня одну. Элис и Джон, как одно целое. Помнишь? – новые всхлипы, – Как же мне тебя не хватает, Джон! – крикнула я. – Моцарт заполняет мою боль, но в то же время, играя его музыку, я вижу тебя, чувствую тебя рядом. Но когда я открываю глаза, то не вижу тебя. Музыка теперь красиво убивает меня. Она тянет меня, заманивает меня к тебе и я готова быть там с тобой, – после этих слов я зарыдала новой волной.
– Что ты здесь делаешь? – раздался знакомый голос.
Я резко обернулась. Это был Томас. На его лице читался вопрос.
– Это ты, что здесь делаешь? Ты следишь за мной?!
Он ничего не ответил. Он лишь посмотрел на могилу и прочитал: с двенадцатого июля две тысячи второго года по девятнадцатое сентября две тысячи семнадцатый год. Кто это?
– Не твоё дело, – сказала я.
– Скажи мне, Элис. Поэтому ты так страдаешь?
Я промолчала. Поднялся сильный ветер. Я вспомнила про его ноты, что лежали на траве. Это были его ноты и они были очень ценны для меня. Ветер закружил их в воздухе. Я испугалась, что могу потерять их, и тогда частичка Джона потеряется. Я не могла этого допустить.
Томас понял это и прыгая за листками, поймал каждый и сложил в одну стопку.
– Спасибо большое, – сказала я, забирая у него эти бумаги, и положила их в рюкзак. – Уходи, пожалуйста. Мне нужно побыть здесь без лишних людей.
– Скажи сначала, кто это, – требовал он.
Я снова почувствовала головокружение и я поняла, что еле-еле стою на ногах. Всё перед моими глазами кружилось. Мои ноги подкашивались. Он это понял и подхватил меня. Дальше наступила темнота в глазах. Я не могла пошевелиться и говорить. Определённо я потеряла сознание, как и месяц назад. Томас поднял меня на руки и забрал все мои вещи. Он понёс меня куда-то. Я так и порывалась закричать, но, во-первых, я не могла, а во-вторых здесь не принято кричать просто так.
Он уложил меня в машину. Это я поняла по ощущениям. Через какое-то время я почувствовала спирт и очнулась.
– Ты в порядке? – спросил он, глядя на меня сверху.
– Вроде да, – тихо сказала я.
– Я отвезу тебя домой.
– Нет. Лучше в школу. Не хочу домой.
– Ладно. Как скажешь.
Он выехал с самодельной парковки и выехал на трассу. Это была не парковка, а просто раскатанная колёсами поверхность.
– А как ты здесь оказался? – спросила я.
– Я ехал в школу и увидел тебя.
– Ты живёшь рядом с кладбищем?! – удивилась я.
– Родителям удалось снять домик, который находится в двух километрах от этого кладбища.
Повисло молчание. Было слышно только шум колёс.
– Кто у тебя здесь? Брат?
– Зачем тебе так надо лезть в мою жизнь?
– Мне просто интересно. К сожалению, я очень любопытный.
– Лучший друг, – сказала я и закусила язык, пожалев о том, о чём сказала.
– Что случилось?
– Тебе того ответа недостаточно?
– Нет.
– Пожалуйста, не надо! Это слишком личное.
– Ладно, – тяжело вздохнул он. Но его вздох никак не повлиял на моё решение рассказать ли ему что-нибудь.
Я не буду с кем-то делиться своим горем. О том, что Джона не стало, все узнали сами – я никогда и никому об этом не говорила.
Через час мы подъехали к школе. Выходя из машины, я поймала на себе осуждающие взгляды. В нашей школе слухи расходились со скоростью света. И вот, буквально, через пять минут мы станем парой.
– Больше я никогда не сяду в твою машину, – сказала я и направилась в здание, ловя его вопросительный взгляд на себе.
Прошла неделя. Мы с классом написали небольшой отрывок нашей работы. Это была классика – мнение Томаса не учитывалось. Сегодня нужно было представить свои работы миссис Стоун и услышать её мнение.
– Всем добрый день, – сказала миссис Стоун, заходя в класс. – Надеюсь, что сегодня мне есть, что послушать. Прошу поднять руки, кто приготовил свои работы.
Ребята подняли руки. Сегодня было больше людей, поднявших руку. На лице миссис Стоун проявилась улыбка.
– Что ж, это хорошо. Я обязательно послушаю ваши работы. Теперь другой вопрос. Вопрос к Элис и Томасу: вы решили свой вопрос, возникший из-за разных вкусов в музыке? – её взгляд пристально падал то на меня, то на Томаса.
Ответа не было – мы с ним даже не разговаривали на эту тему.
– Элис? Томас? Я жду вашего решения.
Я обернулась назад и посмотрела на Томаса.
– У меня есть небольшой кусочек моего предложения. Да, это совмещение классики и современной музыки, – сказал он, подойдя к ней.
– Прошу. Я хочу услышать этот кусочек.
Томас открыл свой ноутбук и поставил на рояль, а сам сел за него. Я скептически смотрела на всё это. Мой взгляд передавал лишь ненависть к его музыке.
Заиграли ударные биты, его руки, словно крылья взмахнули над роялем и резко опустились на него. Заиграла громкая музыка, ритмы стали биться всё чаще. Я не могла смотреть на это и повернула голову на миссис Стоун. Я удивилась, когда увидела улыбку на её лице.
Громкая музыка, оглушающая уши, закончилась. Я резко подняла руку вверх, порываясь задать вопрос.
– Да, мисс Уильямс.
– Миссис Стоун, почему вы не остановили его? Такая музыка за рамками наших интересов.
– Нет, вы ошибаетесь. Моя задача – это раскрывать ваши таланты, помогать вам в этом, а не прививать вам тот или иной вкус музыки. Вкус – это выбор каждого. Здесь никто не заставляет выбирать.
Тишина заполнила наш класс после её слов. В этой тишине я теребила брелок от ключей машины. Это было последнее занятие, и впервые в жизни я ждала, когда оно закончится, чтобы вылететь из него. Но в то же время я ждала то самое время, чтобы показать, что мы написали, просиживая здесь всё своё время.
Прозвенел звонок и я вылетела из кабинета, мчась к машине. Я ощутила странную одышку, подойдя к машине. Обычно я нормально дышала, когда так быстро бегала. Что-то мне всё это не нравится.
О проекте
О подписке