4. Нулевой уровень – активация

После шести вечера Макс уже перестал пристально вглядываться в улицу, разглядывая девушек, семенящих по разбитому асфальту. Он упорно гнал от себя мысль о том, что Катя вообще могла остаться ночевать у своего нового парня. Пытаясь сосредоточится на том, зачем он сюда пришел, он вспоминал недавние слова Тома.

– Эта штука является контроллером оператора передней поясной коры, а также префронтальной коры головного мозга. Простыми словами – это пульт управления человеком. Фиг его знает, как это работает, но что-то связано с регулировкой окситоцина, который влияет на ассертивность. Не заморачивайся, короче. Ты выбираешь объект, я подготавливаю его и – вуаля!

– И как же ты подготавливаешь объект? – спросил Макс. И через секунду получил ответ, который заставил его поморщиться и окончательно убедиться, что он ввязывается во что-то уж очень незаконное. И сейчас в сквере Максу вдруг пришла в голову мысль, что все это мог быть чей-то жестокий розыгрыш. В голове у него вспыхнуло нечто похожее на инсайт, который периодически испытывает каждый легковерный человек. Что если Том, который должен был «подготовить объект», введя аккуратно усыпленной Кате микрочип под кожу на шее, сейчас просто выйдет из-за угла с микрофоном и попросит его посмотреть куда-то в кусты, где затаился оператор со скрытой камерой? Ну, конечно! Как он мог поверить в такую чушь?! Какой микрочип? Какой, на хрен, пульт?! Конечно, он не стал вдаваться в подробности, как работает эта штука. В его положении любое чудачество, дарующее надежду, принималось на ура. Отчаянные люди ходят к колдунам, к гадалкам, астрологам и ворожеям. Как человеку, тяготеющему к точным наукам, вариант с пультом показался ему чем-то более реальным, и он Макс переплюнул по идиотизму их всех, поверив в какой-то там пульт управления человеком!

«Скорее всего, – подумал Макс, – Том подготовил мою девушку совсем по-другому, введя ей не микрочип под кожу, а кое-что макро и поглубже. А потом, откинувшись на подушках и раскурив одну на двоих сигарету с чем-нибудь веселым, они полночи ржали надо мной».

Он уже начал озираться по сторонам со злобной улыбкой, ища глазами камеру. Но тут его взгляд упал на девушку, шедшую по тротуару вдоль подъездов дома. Он не успел разглядеть ее лица. Но даже исчезающий под его углом зрения профиль заставил проснуться в его животе электрического ската, поселившегося там около года назад. У этой девушки была другая прическа, кожаную курточку сменило незнакомое Максу весеннее полупальто, а на плече висела никак не характерная для Каниного стиля сумка вместо рюкзачка за спиной. Но глаза влюбленного, даже так часто принимающего похожих людей за свой предмет вожделения, никогда не ошибутся в утвердительном вердикте, если перед ними действительно та самая. По подъездной дороге шла Катя.

В этот самый момент, так называемый пульт, который он держал в руках, завибрировал, подобно телефону на беззвучном режиме. А экран из оранжевого сделался синим. На сенсорном дисплее замигала кнопка «активировать», означающая, что объект находиться в радиусе действия прибора. Где-то в глубине души Макс осознавал, что его действия со стороны можно расценить только, как сумасшествие. Но в его положении он был готов на любую авантюру, да и медлить было нельзя, потому что девушка уже подходила к своему подъезду. Макс нажал на кнопку.

Секунду-другую ничего не происходило. Затем девушка оступилась и едва не упала, в последний момент удержавшись за капот припаркованной на тротуаре чьей-то «семерки». Ее руки метнулись к ушам и закрыли их, а сама она едва согнулась. Поза напоминала человека, у которого вот-вот лопнет голова от сильного шума. Только вот шума никакого не было.

Макс застыл на скамейке. Сейчас он хорошо видел Катю. И она могла его увидеть, если бы вдруг обернулась. Но Катя не обернулась. Их разделяли какие-то тридцать метров. Мало-помалу она пришла в себя, как человек после панической атаки, а затем вошла в подъезд и скрылась из виду.

– Ну ни хуя ж себе! – выругался Макс, вызвав на себя огонь суровых взглядов двух мамаш, выгуливающих своих чад в колясках.

* * *

Этим же вечером Макс и Том снова встретились, на этот раз в баре.

– Послушай, Том… Но ведь все это как-то… Аморально… – Макс отпил виски и покосился на собеседника с надеждой, что тот прогонит призрак его совести.

– Я расскажу тебе, что такое «аморально», мужик. – Том поставил свой стаканчик на барную стойку и целиком повернулся к Максу, смотря тому прямо в глаза. – Аморально всю жизнь быть нищим, жрать одни пельмени и стоять на автобусной остановке в дождь и в слякоть, будучи забрызганным грязью от проезжающих машин, но при этом, мечтая когда-нибудь так же кого-то забрызгать грязью на своем нафантазированном Bentley. Аморально гонять лысого втайне от уродины жены, которая когда-то согласилась на неудачника, так как другим она не нужна. Аморально пускать слюни, смотря на шикарную женщину, зная, что с ней никогда ничего не светит и ненавидеть ее за то, что вместо нее приходится потреблять нечто совсем неебабельное. Аморально трахать тех, кто никогда не присутствует в вечерних фантазиях, когда дергаешь шкурку перед сном. Вот это – аморально. А тот сервис, который предоставляем мы – это всего лишь способ исправить хотя бы часть всей этой аморальности.

* * *

«Теперь эта сука будет полностью моей!» – Подумал Макс, лежа в своей постели. Вся нежность, которую он испытывал при воспоминаниях о поцелуях в щеку, куда-то исчезла, уступив место какому-то странному предвкушению плантатора, который вот-вот собирался приобрести на рынке молоденькую рабыню. С этими мыслями он провалился в сон.

5. Итак, начнем. Уровень первый

На следующий день он ждал Катю прямо у здания консерватории, предварительно узнав через знакомых, что репетиция у нее заканчивается в три часа дня.

Часы на его телефоне показывали уже пятнадцать десять, когда на парадном входе с надписью «большой зал» появилась группа студентов. Выдался теплый майский день, и Катя спускалась по ступенькам в легком темно-синем платье на широких лямках с открытыми плечами и без пояса, подол которого заканчивался чуть выше колен. Ее сандалии светло-коричневого, почти телесного цвета с высокой греческой шнуровкой подчеркивали линии идеально стройных ног. На ступеньках она попрощалась с молодым парнем, который поцеловал ее руку. Макс знал его. Это был тенор, с которым она пела. Безобидный гей. Но сейчас Макса окатило ревностью, заставляющей его ненавидеть даже стоящий неподалеку памятник Чайковскому, который при жизни тоже не прочь был поиграть задницей, оставаясь равнодушным ко всему женскому. Макс почему-то считал, что искусство вообще редко обходится без сексуальных отклонений.

После того, как Катя попрощалась с напарником, ее взгляд, как и рассчитывал Макс, упал на него, сидящего слева от ступенек на полукруглом возвышении из красного гранита. Немного постояв в нерешительности, Катя подошла к нему сама, не спеша и смотря себе под ноги.

– Привет, Макс, – сказала она, качнув вперед-назад прекрасной смуглой коленкой. Интонации в ее голосе говорили: «Ты опять решил преследовать меня, рукоблуд?» Но ее взгляд, а также то, как она убрала копну волос от лица, выказывали еще и удивление с заинтересованностью.

– Привет, – Макс старался изо всех сил, чтобы не выдать дрожь в голосе, которая происходила скорее от тряски всего тела. Он улыбнулся.

– Какими судьбами? – сейчас она смотрела на него, как на непристойного нарушителя понятно очерченных для него границ, которые он, Макс, не имел право пересекать, как и все отвергнутые в этом мире.

– Заказ есть от руководства «консервой».

– Правда? И что же это за заказ?

Учитывая, что два месяца назад Макс не давал Кате прохода, нотки в ее голосе были объяснимы. С такой интонацией как-то раз в детстве мама Макса спросила его, почему сына не спит, подозревая, что тот научился играть своей штучкой. Запах Катиных духов только усилил внутреннюю тряску. Ему необходимо было придумать достаточно серьезный повод, чтобы снова начать общаться с ней. Только так он мог начать использовать пульт. Единственное, чем можно было подкупить Катю – это разговоры о музыке. И Макс, сделав над собой неимоверное усилие, поведал ей выдуманную историю о том, что он по заказу консерватории создает интерактивный портал о музыке для детей.

По части классической музыки он был полный профан. Поддерживая дальнейший разговор лишь междометиями по типу: «Ну, вот, в принципе, в общих чертах, почитываю википедию», – он готовился нажать в кармане на кнопку, чтобы отправить заранее набранную им команду: «Предложи свою помощь». Макс молился только о том, чтобы в этой ситуации, данная команда оказалась в зеленом секторе, так как дисплея он видеть не мог. Как бы там ни было, но уже через пятнадцать минут они шли по направлению к уютной кафешке, которая располагалась напротив консерватории.

* * *

На тот вечер у Макса были огромные планы… Которые соперничали с сильными позывами в туалет.

6. Рыбка в аквариуме

Среди разложенных на столе листов плотной блокнотной бумаги стояли два открытых ноутбука. Один принадлежал Максу. Другой, тот, что поменьше, был Катин. Посетители почти отсутствовали. Редко кто сюда заходил в пятницу после обеда. Прошло уже три дня с того момента, как они встретились у здания консерватории, и тень подозрительности во взглядах Кати, как отметил для себя Макс, окончательно улетучилась.

Сейчас она с оживленным интересом рассказывала о расцвете гармонии в период барокко, характерных интервалах в музыке Генделя, хорошо темперированном клавире Баха и о настоящем музыкальном художнике Вивальди, который при помощи набора инструментов так точно изобразил все четыре времени года с их оттенками. Макс делал заинтересованный вид, но боковым зрением, натренированным годами езды в общественном транспорте, он с мечтательной тоской следил за движениями бедер, едва прикрытых короткой юбкой, меж которых был шанс хоть мельком увидеть трусики. Глаза у Кати горели, и несмотря на всю ее внешнюю сексуальную одаренность, она производила впечатление той, которой вряд ли на ум может прийти что-то более пошлое, чем постоять голой под душем вместе с парнем, умиленно заглядывая ему в глаза, как в старом кино.

Как-то давно, классе в пятом, сосед по парте поведал Максу о том, что подавляющее большинство женщин в мире когда-либо держали во рту мужской член. Поведал он это посреди урока литературы и абсолютно неожиданно. Совсем не понятно, к чему или зачем. И забыл об этом. А Макс не забыл. И с того момента он теперь пристально вглядывался в лицо каждой женщины, которую видел. Будь-то строгая учительница по пению, или добрая продавщица билетов в детском театре, некрашеная машинистка трамвая, или врачиха в поликлинике с красной помадой на губах, бабушка, ведущая под руку своего мужа, или завуч в школе, периодически отчитывающая его, Макса, за неуспеваемость – все они невольно проскакивали через фильтр того образа, который однажды внезапно обрушил на его богатое воображение однокашник.

Но сейчас, сидя напротив Макса, Катя казалась такой непорочной, какой могла быть только весталка. Она говорила о сольфеджио, дуэте, трио, квартете и квинтете. Но в ее глазах отсутствовал даже намек на мысль о минете. Макс не мог этого не видеть, поэтому все команды, с которыми он экспериментировал, сводились лишь к: «улыбнись, поправь прическу, закажи себе еще чаю, почеши щеку» и тому подобному. Пульт работал. В этом у него не было уже никаких сомнений. Однако, как только Макс пробовал вводить в поле что-то типа «поцелуй меня», как поле для ввода загоралось красным. Отчаявшись, он даже пару раз рискнул отправить эти команды, минусуя с трудом заработанные очки. В такие моменты он чувствовал себя котом, который облизываясь, тщетно пытается поймать рыбку, царапая шар аквариума.

Однажды, разглядывая островки гладкой кожи сквозь кружева Катиной кофты, Максу пришла в голову отчаянная идея. Отлучившись в туалет, он пробрался на задний дворик кафешки и умудрился вывести из строя мотор системы кондиционирования, закоротив катушки реле. Делал он это, постоянно озираясь по сторонам и проклиная себя за то, что у него хватает смелости на такой идиотский поступок, вместо того, чтобы просто сорвать с нее эту чертову кофту и прижать к себе ее круглые плечи. Благо, кроме бармена никого из персонала в это время дня в кафе не было, поэтому его диверсионный подвиг остался тайной для всех. И когда через десять минут воздух в кафе достаточно сильно прогрелся под лучами майского солнца, Макс ввел в поле текст: «Сними кофту». На ввод этой команды дисплей отреагировал желтым цветом. Отослав команду, Макс уставился на Катю с такой надеждой в глазах, с какой он в детстве заглядывал в глаза своей бабушки каждый раз, когда они проходили мимо лотка с мороженым. Катя задумалась на секунду, а потом встала, чтобы подойти к стойке бара и попросила для себя холодного чаю. Том предупреждал о непредсказуемости действий акцептора в желтом секторе. И Катя просто выполнила другое логичное действие в ситуации, когда было жарко.

В другой раз в желтом секторе оказалась команда «прикоснись ко мне». Макс был вне себя от счастья и едва не кончил, сидя прямо на стуле в полупустом кафе в тот момент, когда Катя обхватила его запястье обеими руками, эмоционально рассказывая о том, как Бетховен постоянно редактировал свои произведения в сторону упрощения. В тот момент он позволил своему воображению забежать далеко вперед, не скупясь на нескромные образы, которое оно рисовало для его изголодавшегося вожделения. Но два последующих раза, как бы он не подстраивал ситуации, ничего не вышло. «Шкала власти» показывала жалкие пять процентов, а Макс горел от похоти уже на все сто.

– Блядь, да сними ты уже с себя эту кофту, тупая ты афца! – Он рывком притянул к себе офигевшую Катю и поцеловал в засос. Рука его, прошмыгнув снизу под топ, нагло ухватилась за упругую, но нежную грудь…

* * *

– Ты отключаешься и не слушаешь меня, мудвин! – Катя со смехом кинула карандаш в залипшего в свою фантазию Макса. Еще через минуту наваждение окончательно прошло, и Макс вернулся в кислую реальность.

Через четыре дня активной работы над выдуманным проектом, он окончательно убедился, что у Кати появилась новая подружка в виде него самого. Пытаясь как-то мотивировать себя, он мысленно иронизировал по поводу того, что и подружки иногда шалят. Но, видимо, тем из них, которые обсуждают творчество Ремарка и позднего Гумилева некогда познавать всех радостей дружбы организмами.