Марианна знала, о каких потраченных силах он сожалел. Не о тех, что понадобились ему, чтобы вновь сплачивать Шервуд, не о тех, которые он и его верные товарищи вложили в отступников, обучая их владению оружием. Речь шла о силах его души, направленных на воспитание стойкости духа и избавление от малодушия. Его наука и он сам были отвергнуты, но он все равно не считал, что потерпел неудачу. Его посевы взойдут – в тех, кто сбежал из Шервуда, или в их детях. Само его имя станет символом сопротивления произволу, достоинства, которое не позволяет упасть на колени. Но, несмотря на это понимание, Марианна чувствовала в нем глубокое разочарование и горечь. Край отринул правителя, выказал безразличие к его судьбе.

«Пусть это отступничество станет последним предательством, с которым тебе довелось столкнуться!» – подумала Марианна, а вслух сказала:

– Жители Руффорда не из боязливых. Они под защитой Реджинальда, они давали мне слово спешить на мой зов, о чем бы я ни попросила, и они обязаны тебе, ведь ты пожертвовал собой, сдавшись Гаю, чтобы Руффорд остался цел. Они придут и помогут.

– Ну что ж! – Робин глубоко вздохнул. – Помощь будет весьма кстати.

Марианна прижалась щекой к его плечу, чувствуя, как ладонь Робина ласково гладит ее по голове.

– Мы с тобой разговариваем так, словно все уже позади, – прошептала она, – а завтрашний день еще даже не наступил!

Его ладонь на миг замерла, он повернулся к Марианне и посмотрел ей в глаза с ласковой и печальной улыбкой.

– Милая, я давно собирался сказать тебе, – Робин немного помедлил, потом договорил, вновь устремив взгляд спокойных глаз в бездонное небо: – Я хочу быть похороненным в Шервуде. Не в Веардруне или еще где-либо – у Рочестеров все равно нет фамильного места погребения! Именно в Шервуде, рядом с друзьями.

– Робин! – протестующе воскликнула Марианна, и он приложил пальцы к ее губам, не дав больше сказать ни слова.

– Просто чтобы ты знала мою волю, и не более того.

Она помолчала, вскинула на него глаза и сказала непреклонным тоном:

– Тогда знай и ты, что я тоже хочу остаться в Шервуде!

Робин рассмеялся, обхватил ее руками и крепко прижал к себе:

– Саксонка! Ты будешь жить долго, очень долго!

– Если ты помнишь, руна предрекла нам одну смерть на двоих, – ответила Марианна, тихонько скользя губами по груди Робина.

– Значит, мы оба проживем еще много лет, – шепнул Робин, дотронувшись губами до уха Марианны.

Тени удлинились, солнце стало медленно спускаться к верхушкам деревьев. Робин и Марианна искупались еще раз и поехали домой. Лошади бежали медленной рысью. Бросив поводья, Робин и Марианна держались за руки и, склоняясь друг к другу, обменивались поцелуями. Последний мирный день Шервуда клонился к закату, неумолимо приближалась ночь, а за ней – утро битвы. Но в сердцах лорда и леди Шервуда царили умиротворение и даже беспечность, с которой они наслаждались каждой минутой уходящего дня.

К их возвращению столы были накрыты, и ужин прошел как обычно. За столами слышались шутки и смех, велись оживленные разговоры, но в них не прозвучало ни одного упоминания о завтрашней битве. Когда ужин закончился, Кэтрин и Мартина убрали со столов, перемыли посуду. Эллен, не сумев понять, согласился ли Робин с ее намерением не покидать Шервуд, на всякий случай еще днем отправилась к себе домой. Аккуратно поставив на полку последнее блюдо, Кэтрин обвела повлажневшими глазами трапезную, вытерла руки и сказала:

– Ну, вот и все!

Джон принес сверток с нехитрыми пожитками, которые Кэтрин и Мартина брали с собой в Шервуд, и два плаща. Набросив на плечи длинный плащ, Кэтрин прошла мимо стрелков и остановилась перед Робином. Он ласково коснулся ладонью ее строгого бледного лица, улыбнулся и поцеловал в лоб. Кэтрин порывисто обняла его и крепко прижалась щекой к его груди.

– Не оплакивай нас заранее, мой милый дружок! – сказал Робин, почувствовав, как под его ладонями дрожат ее хрупкие плечи, и бережно отстранил Кэтрин, добавив с шутливой улыбкой: – И не обнимай меня так горячо на глазах своего ревнивого мужа!

Кэтрин улыбнулась сквозь набежавшие слезы и из объятий Робина перешла в объятия Вилла, потом Алана, а следом за ним – и остальных стрелков.

– И ты не грусти, Марти! – сказал Робин, обнимая Мартину. – Не бери пример с Кэтти!

Мартина, задохнувшись от нахлынувших на нее самых противоречивых чувств, вцепилась в руки Робина и приникла к его груди.

– Не сердись! – прошептала она, потершись щекой о мягкое сукно его куртки, и Робин понял, к чему относится ее просьба.

– Сердиться? Да я сочувствую тебе всем сердцем! – рассмеялся он и повторил слова, которые говорил ей несколько лет назад: – Девочка, ты из огня угодила в полымя!

Расслышав его последние слова, Вилл тоже рассмеялся и принял Мартину в свои объятия.

– Береги себя! – прошептала она, целуя его в щеку.

Вилл поцеловал Мартину в лоб и сказал так, чтобы услышала только она:

– Спасибо тебе, Марти, за любовь и за дочь. Передай Вильямине мое отцовское благословение и перестань ее прятать от меня, привези нашу дочь в Веардрун.

– Но что скажет Тиль? – так же тихо спросила Мартина, с тревогой поднимая глаза на Вилла.

Он усмехнулся и, помедлив, ответил:

– Я объяснюсь с ней, как-нибудь поладим!

Мартина, сдерживая слезы, покивала головой, и Вилл, помедлив, отстранил ее от себя

Марианна по очереди обняла подруг, и Кэтрин на миг прильнула горячей и влажной щекой к ее щеке:

– Храни тебя Святая Дева, Мэриан! А ты сама храни остальных. Мы с Марти будем неустанно молиться за вас!

Джон положил ладонь на плечо жены:

– Время ехать, Кэтти!

Они вышли из трапезной. Дэнис подвел к Кэтрин и Мартине оседланных лошадей, и обе женщины в последний раз оглянулись на старый монастырь, где в распахнутых дверях, в ярком квадрате света, неподвижно замерли силуэты лорда Шервуда и его стрелков.

– Храни вас Бог! – еле слышно дрогнули губы Мартины, и созвучным эхом отозвался возглас Кэтрин:

– Храни Святая Дева вольный Шервуд!

По знаку Робина пять стрелков вскочили на коней, чтобы в пути служить женщинам охраной, и маленький отряд, возглавляемый Джоном, растворился в темноте. В трапезной стало очень тихо, все посмотрели на Робина, и он сказал в ответ на общий безмолвный вопрос:

– Отдыхайте. Времени осталось немного.

Он пошел к себе, Марианна догнала его. Робин замедлил шаг и, когда она поравнялась с ним, положил ей на плечо тяжелую руку.

Она развела в камине огонь, зажгла свечи, и они оба занялись приготовлениями. Марианна нарезала большие куски полотна на длинные узкие полосы, проворно скатывая их и плотно укладывая в сумку. Робин полировал и оттачивал Элбион. Привлеченная игрой света и тени на его лице, хранившем отрешенное и сосредоточенное выражение, Марианна на миг забыла о своем занятии и неотрывно смотрела на Робина.

Шервуд еще только погружался в сон, а Марианне казалось, что и Робин, и она сама уже принадлежат утру, хотя до его наступления оставалось немало часов. Минувший день забрал с собой светлый огонь их недавней близости, а вместе с ним – и магическую силу, невидимой броней защищавшую их обоих. Сейчас они готовились к суровым испытаниям, которые предвещал будущий день, близкие друг другу не как супруги, а как брат и сестра, связанные кровным родством.

Закончив сборы, Марианна подошла к Робину и, обняв его за плечи, прильнула щекой к его спине. Он, не оборачиваясь, улыбнулся и ласково потрепал ее по руке. И вдруг она с острой болью поняла, что он смертен. Смертен, как все люди! Робин услышал глубокий вздох, вырвавшийся из груди Марианны, почувствовал, с какой страстной силой ее руки обхватили его плечи, и без слов догадался о мыслях и чувствах Марианны.

– Любимая, – сказал он ровным негромким голосом, – прошу тебя! Завтра нам предстоит долгий и трудный день, и мы должны прожить его достойно.

– Робин! – только и смогла сказать Марианна, не в силах больше вымолвить ни одного слова.

Он отложил остро наточенный меч и повернулся к Марианне. Заглянув в ее глаза, полные смертельной тоски и тревоги, Робин нежно сжал ладонями ее плечи и приложил губы к ее лбу.

– Чтобы ни случилось, родная, помни, что нас ждет Вечность, где никто не сможет разлучить меня с тобой. Заокраинные земли, луга Одина, беспредельная и бесконечная Вечность. Подумай об этом, и тогда своему желанию удержать этот день ты улыбнешься, как желанию ребенка.

– Мне всегда так хорошо и спокойно, когда ты обнимаешь меня! – прошептала Марианна, закрывая глаза.

Дверь скрипнула, и на пороге появился Вилл.

– Я некстати? – спросил он, окинув быстрым взглядом Робина и Марианну.

Робин выпустил Марианну из объятий и поднялся.

– Входи, Вилл, – ответил он и улыбнулся. – Ты ведь знаешь, что дню битвы предшествует ночь воздержания.

Братья сели за стол напротив друг друга и одинаковым движением положили руки поверх стола.

– Ты возьмешь с собой Дэниса? – спросил Робин.

Вилл отрицательно покачал головой.

– Он останется вместе с Марианной. Заодно будет охранять ее.

– Отец! – раздался с порога возмущенный возглас.

Вилл устало обернулся и бросил взгляд на Дэниса, застывшего в дверях. Тот смотрел на отца с безмолвным негодованием, всем видом протестуя против решения Вилла.

– Нет, мой мальчик, – сказал Вилл мягким, но непреклонным тоном. – Ты обещал слушаться, вот и выполняй данное обещание.

– Ты просто боишься за меня! – запальчиво крикнул Дэнис.

– Конечно, боюсь, – с печальной улыбкой подтвердил Вилл. – Боюсь и хочу уберечь тебя. Ты еще не слишком-то опытный воин, Дэн, чтобы завтра наравне с нами сражаться с ратниками, которые превосходят нас числом.

Дэнис хотел возразить, но Вилл отвернулся, давая ему понять, что продолжать спор бесполезно. Дэнис беспомощно посмотрел на Робина, на Марианну и, прочитав в их глазах полное согласие с решением Вилла, ушел, громко хлопнув дверью.

Марианна вернулась в пустую трапезную, чтобы заранее приготовить для стрелков завтрак. Она расставила по столам блюда с сыром, хлебом, медом и орехами, прикрыв их полотенцами, кружки, а кувшины с молоком решила оставить до утра в холодной кладовой. Когда она вернулась, Робин и Вилл все так же сидели за столом, вполголоса продолжая разговор о завтрашнем дне.

– Ты приказал всем взять щиты, а сам от щита собираешься отказаться? – говорил Вилл. – Может быть, тебе стоит завтра изменить своим привычкам?

– А тебе? – усмехнулся Робин.

– Эдрик еще в юности внушил мне, что второй меч защитит лучше щита и принесет больше пользы в бою, – пожал плечами Вилл.

– Тогда и сам воздержись от советов. Я такой же ученик Эдрика, как и ты.

Они говорили так, словно обсуждали рядовые повседневные дела, и предстоящий день не обещал ничего необычного. Но ведь для них – воинов – ратные дела и были обыденностью. Марианна опустилась на скамью рядом с Робином и заглянула в стоявший перед ним кубок. В нем была чистая родниковая вода – символ воздержания перед битвой.

– Лишь бы не подвел второй меч, – продолжал Робин, кладя ладонь поверх руки Марианны. – За Элбион я спокоен.

– Да, Элбион – отличный меч, – согласился Вилл. – Отец неизменно отзывался о нем с похвалой, хотя за столько лет сталь Элбиона могла устать.

– Элбион – легендарный меч. Конечно, его перековывали, но отец говорил, что впервые он был выкован самим Веландом, – улыбнулся Робин и вдруг спросил Вилла: – Ты никогда не сожалел о том, что передал его мне? Ведь ты имел на него равные со мной права, и неизвестно, кому из нас отдал бы Элбион сам отец.

По мгновенным и одинаково пристальным взглядам, которыми обменялись братья, Марианна поняла, что в казавшемся простом вопросе Робина таилось гораздо больше смысла. Робин спрашивал Вилла, не сожалел ли тот, что, несмотря на старшинство, никогда не пытался стать действительно первым из них двоих. Пусть в юные годы Робина и Вилла законные права первого и старшинство второго постоянно обсуждались в окружении графа Альрика, его сыновья предпочитали не касаться спора о правах каждого из них.

– Отец отдал бы его тебе, – помолчав, уверенно ответил Вилл. – Элбион мне не по руке.

– С самого дня своего рождения я был окружен любовью, заботой, роскошью, – тихо сказал Робин, пряча в глазах волнение. – Сколько я себя помню, для вассалов отца, ратников и слуг я был лордом и общим любимцем, не имея для этого никаких заслуг, кроме права рождения. А ты? Если бы не твоя случайная встреча с отцом, мы могли бы никогда не встретиться с тобой, а ты бы не оказался в Веардруне.

– В котором мне было ничего не надо, кроме отца и тебя, – спокойно перебил его Вилл и сделал глоток воды из своего кубка. – Ты сказал, что незаслуженно пользовался общей любовью? Тогда вспомни, как ты дал отпор Эдрику, когда тот вознамерился определить мое место в Веардруне. Именно в тот момент я почувствовал к тебе приязнь и осознал, что ты – мой брат, а не соперник. Да, ты с рождения имел то, чего был лишен я. Но отец погиб, Веардрун пал, и с каким же достоинством ты принял потерю того, что тебя окружало с детства! А я, в отличие от тебя, всего лишь вернулся в дом своей матери – и только. Не будь тебя рядом со мной, все воспитание, полученное мной в Веардруне, обратилось бы в прах. Но все годы, что мы с тобой прожили в Локсли, меня поддерживал твой пример. Ты, и занимаясь черной работой землепашца, все равно оставался Воином! Я смотрел на тебя и тянулся за тобой, испытывал гордость за тебя, потому что ты не только удержал меня, но и остальных наших друзей поднял вровень с собой. Именно ты после смерти отца помог мне стать таким, что я вправе гордиться тем, какой я есть сейчас. Нет, Робин, Элбион твой по праву. Давай на том и закончим, чтобы больше не возвращаться к вопросу, давно потерявшему смысл. Однажды мы обсудили его в Локсли, и за минувшие годы все осталось неизменным, тем более ты и я. Довольно об этом, мой брат и лорд. К тому же давно пора спать!

Вилл сладко зевнул и поднялся из-за стола.

– Ты у себя один? – спросил Робин.

– Как же! – фыркнул Вилл. – Алан, Мэт, еще пятеро на полу и собственный сынок в придачу.

– Тогда оставайся спать у нас, – предложил Робин, тоже поднимаясь из-за стола.

Вилл бросил взгляд в сторону Марианны и ухмыльнулся:

– Иногда ты даже меня поражаешь своей самоуверенностью, братец! – воскликнул он. – Как я, спящий, могу отвечать за себя?

И все же Марианна видела, что Виллу очень хочется принять предложение Робина. Она рассмеялась и легонько толкнула Вилла в сторону кровати:

– Ложись, Вилл! Если тебе вздумается во сне кого-нибудь обнять, то ты рискуешь получить оплеуху от Робина, в сравнении с которой моя давняя пощечина покажется тебе сладким поцелуем! Я постелю себе возле камина.

Сняв только сапоги и куртки, братья улеглись на низкую широкую кровать и через мгновение уснули крепким сном. Марианна соорудила из двух плащей постель для себя на лапнике, застилавшем пол, и тоже легла.

Когда она проснулась, было совсем темно, но чувство времени подсказало ей, что пора вставать. Она подошла к кровати, недолго смотрела на спокойные во сне и такие схожие чертами лица Робина и Вилла, потом склонилась и разбудила обоих одинаковым прикосновением губ к виску каждого. Приподнявшись на локте, Робин бросил взгляд в окно и молча поднялся. Вилл последовал его примеру. Марианна принесла им воду для умывания и достала из седельной сумки две свежие рубашки из белого тонкого льна.

– Только две? – рассмеялся Вилл, принимая рубашку из рук Марианны, и кивнул на ее сумку. – Или там хватит на весь Шервуд?

– Две, – ответила Марианна и посмотрела на Робина, – для вас двоих.

– Ты у меня умница, – улыбнулся Робин и указал глазами на дверь. – Разбуди остальных.

На пороге она не выдержала и оглянулась. Вилл брился, Робин ждал своей очереди, по привычке закусив найденную на столе сухую травинку. Взгляды обоих стали отрешенными, и Марианна поняла, что и Робин, и Вилл в мыслях уже находятся на лугу, где пройдет сражение.

Она быстро прошла по коридору, замедляя шаг возле каждой двери, тревожа сон стрелков негромким стуком и ласковым окликом. Через несколько минут стены старого монастыря ожили от голосов и звона оружия. Марианна поторопилась к себе.

Вилл, уже полностью собравшийся, стоял возле Робина, который надевал зеленую куртку поверх легкой безрукавной кольчуги.

– Жаль, что не сможем держаться вместе, – сказал Вилл.

– Жаль, но ничего не поделаешь, – ответил Робин, опоясываясь широким ремнем и вкладывая Элбион в ножны. – Как условились: ты отвечаешь за правый фланг, Джон и Эдгар – за левый, я – за центр.

Он окинул взглядом комнату, улыбнулся Марианне и дотронулся ладонью до ее щеки.

– Нам пора, милая, – сказал он так просто, словно собирался на прогулку или на охоту. – Дэнис проводит тебя к холму и останется с тобой.

Марианна молча кивнула, не сводя с Робина блестящих глаз, в которых он прочитал все, о чем она промолчала: пожелание победы, просьбу быть осторожнее и отчаянную мольбу остаться в живых. Робин отнял ладонь от ее лица, обернулся к Виллу и кивнул ему на дверь. Но Вилл остался стоять неподвижно.

– Позволь, брат! – попросил он и повел глазами в сторону Марианны.

Робин молча склонил голову и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Глаза Вилла и Марианны встретились. Вилл подошел к Марианне, медленно поднял руку и нежным невесомым движением очертил кончиками пальцев ее лицо, сжал ладонями скулы Марианны и, не отрывая пристального взгляда от ее серебристых глаз, тихо сказал:

– Я люблю тебя. Все эти годы я любил тебя, Мэриан, тебя одну, не переставая любить ни на час.

– Вилл! – прошептала Марианна, но он тут же прижал ладонь к ее губам, не дав ей больше сказать ни слова.

– Молчи, милая! Я ни о чем не сожалею. Мне было достаточно того, что я мог видеть тебя каждый день, что ты просто была рядом.

Он поцеловал ее в лоб, отнял ладони от ее лица и отступил на шаг, собираясь уйти вслед за Робином, но не выдержал и медленно покачал головой.

– Нет, лгу! – в его янтарных глазах полыхнул глубинный огонь, и Вилл признался: – Всегда мечтал сам расплетать твои косы на ночь! И об одном сожалею – о том, как я жестоко с тобой обошелся в твой первый день в Шервуде. Если бы я тогда знал все о тебе!

Теперь уже ладонь Марианны нежно и властно легла ему на губы, заставив Вилла замолчать. Глядя ему в глаза, Марианна сказала:

– Не сожалей. Поцелуй меня, Вилл. Так, как поцеловал в тот вечер.

Его глаза сузились, устремились вглубь ее глаз. Помедлив, он обнял ее и с силой прижал к себе. Его губы осыпали поцелуями ее лицо, нашли ее губы, и он поцеловал ее так, что у нее перехватило дыхание. Но в этот раз она отвечала на его поцелуй, отвечала так же горячо, как он целовал ее, и обнимала с такой же страстной силой, как он ее обнимал. Задохнувшись от стука собственного сердца, Вилл оторвался от ее губ и, закрыв глаза, крепко прижался щекой к ее виску.

– Милая! Радость моя! – услышала Марианна его глухой шепот и, уткнувшись лбом в его плечо, расплакалась.

Вилл молча гладил ее ладонью по голове и целовал в светлые волосы. Марианна усилием воли подавила слезы, вскинула голову и посмотрела Виллу в лицо.

– Береги себя! – прошептала она. – Обещай мне, что ты вернешься! Вы оба – ты и Робин – должны вернуться!

Он улыбнулся, тыльной стороной ладони бережно стер слезы с ее лица и, глядя в ее распахнутые, влажные серебристым блеском глаза, ответил:

– Обещаю, Мэри.

Заставив себя выпустить ее из объятий, он еще раз поцеловал ее в лоб и сказал уже обычным голосом, которым всегда разговаривал с ней:

– Увидимся после боя. Мне пора, Марианна!

И, не оглядываясь больше на нее, Вилл стремительно вышел из комнаты.

****

Переодевшись в белоснежное платье Вестницы и набросив поверх него плащ, Марианна вышла в трапезную, но та была пуста. Стрелки – собранные и молчаливые – стояли на поляне. Когда Марианна показалась на пороге, все взгляды устремились к ней, как по команде. Она подняла руку, творя магический знак, оберегающий в битве. Робин подошел к ней и, взяв руку Марианны в свою, поднес ее к губам.

– Жди нас с победой, моя леди! – негромко сказал он, но его слова услышали все стрелки, как услышали и ответный возглас Марианны:

– Победа будет на твоей стороне, мой лорд!

Она гордо вскинула голову, улыбнулась и подняла руку, провожая и взглядом, и взмахом руки стрелков, которые уходили, бесшумно растворяясь в темноте. И вот они все скрылись в лесу, а Марианна не могла оторвать взгляд от тропинки, по которой ушел лорд Шервуда – ее Воин, возлюбленный, муж.

За спиной Марианны появился Дэнис. Положив ладонь ей на плечо, он негромко, но настойчиво сказал:

– Леди Мэри, пора и нам! Лошади оседланы и ждут. Пора, леди Мэри!