3

Все любят подарки – подарки даже самые непрактичные, ненужные и пустяковые.

Важен сам факт: о тебе помнят, о тебе думают, для тебя стараются.

Джоан Кловер в дни рождения Энни не баловала взрослеющую дочь разнообразием: дарила сугубо утилитарные вещи.

Портативный компьютер – чтобы дочь овладевала навыками серфинга по Интернету.

Мобильник – чтобы дочь всегда находилась под контролем.

Самоучитель по составлению писем.

Металлический кейс, плоский, с кодовым замком и жесткой пластмассовой ручкой.

Сборник законов штата.

И прочее, прочее, прочее, без чего не может обойтись ни один помощник ни одного партийного функционера.

И конечно, речи быть не могло о станковом рюкзаке, облегченном ледорубе, страховочном шнуре или ботинках с шипами.

Подарки других приглашаемых на торжество тоже не имели никакого отношения к альпинизму, скалолазанию или горному туризму.

Друзья семьи, близкие и дальние родственники, коллеги покойного шерифа и избранные представители политического бомонда, как правило, не напрягали ни воображение, ни финансы, прибегая к традиционным приношениям.

Флакон духов – почему-то непременно французских, но произведенных в Китае.

Толстая книга в переплете с нудным романом давно почившего классика.

Диск с последним блокбастером из жизни мутантов.

Набор для вышивания гладью.

Последних у выросшей Энни набралось штук десять, но она так и не сделала, даже на пробу, ни одного стежка.

И в день своего двадцатилетия Аннабел не ждала ничего из ряда вон выходящего.

Образцовая и послушная дочь еще с вечера заранее готовилась к вымученной кислой улыбке и короткому чмоканью в щеку партийной матушки.

Утро радостного и торжественного дня не предвещало экстраординарных событий.

Если не считать того, что Аннабел проспала лишних целых три минуты – впервые с того дня, как пошла в школу.

Проснувшаяся чуть позже обычного именинница первым делом поздравила отца с круглой датой.

Под лучом солнца, прорвавшегося сквозь жалюзи, темно-зеленые глаза на траурной фотографии на мгновение ожили.

Тускло блеснула шестиконечная звезда на левой груди.

Аннабел тяжко вздохнула – у нее всегда перехватывало гортань при воспоминании о героической безвременной смерти обожаемого блюстителя порядка.

Будь шериф жив – непременно бы огорошил дочь потрясающим сюрпризом.

Затем, как всегда для поднятия настроения, Аннабел пару минут помедитировала, впившись взглядом в гения сольных восхождений.

Этот человек собственной судьбой каждое утро напоминал, что в жизни можно добиться всего.

Ну, а вместо разминки с упражнениями на растяжку мышц рук, ног и шеи девушка, вступившая в третий десяток, пару раз качнула боксерские перчатки, висевшие в изголовье.

Эта спортивная реликвия, доставшаяся от покойного отца, в самые трудные моменты и непростые ситуации выручала зеленоглазую крошку.

Аннабел привыкла изгонять злость, отчаяние и зависть коротким раундом в спарринге с кожаным болваном, набитым опилками. Натянув огромные, тяжелые и грубые бойцовские аксессуары, мисс Кловер выдавала серию неумелых хуков и апперкотов. Потом весь день ныли суставы пальцев и побаливали бицепсы, но зато настроение было если не чемпионское, то близкое к призовому.

Мама не возражала против кожаного болвана и перчаток. Правда, вкладывала в занятие совсем другие мотивы.

– Терпеливо ловить момент, когда противник расслабится, и бить сразу, коротко и точно – закон победы, моя дорогая девочка! – вдохновляюще произносила она всякий раз, когда случалось застать дорогую девочку за боксерским экзерсисом.

Вот и этим утром, в день своего двадцатилетия, Аннабел Кловер захотелось первым делом не почистить зубы, не принять душ, не застелить постель, а нанести безликому манекену не меньше сотни ударов.

Потому что трудно описать гремучую смесь чувств, которые испытала Энни, не обнаружив даже намека на подарок.

Не было ничего перевязанного розовой ленточкой, ничего упакованного в серебристую бумагу.

Но Аннабел ограничилась тем, что отвесила подушке кулаком правый крюк.

Джоан Кловер, несмотря на свою партийную загруженность, не могла забыть о подарке, не могла! Этого бывало за всю историю.

А может, подарок слишком малого размера и уместился в миниатюрной коробочке?

Но тщательный обыск, с дотошностью, унаследованной от знаменитого шерифа, не дал результата.

Нет, ни среди косметических принадлежностей у зеркала, ни в ящиках стола, ни на полке рядом с куском гранита не оказалось ничего похожего на футляр, в котором скрываются драгоценности.

Фантазии о бриллиантовых сережках, колечке с бирюзой или хотя бы изумрудной брошке развеялись, как утренний туман над кукурузными полями.

Аннабел вдруг припомнила вчерашний намек матери о каком-то счете, который отец открыл сразу после появления малютки Энни на свет.

А может быть, подарок, наоборот, элементарно не вмещается в комнату?

Сердце набрало запредельные бешеные темпы.

Жалюзи у окна, выходящего на улицу, с треском взлетели к потолку.

И снова разочарование.

Увы, у крыльца не сиял новеньким кузовом автомобиль полуспортивного класса, на котором можно было рвануть в даль, за тоскливый линейный горизонт, рвануть к горам, подпирающим небо.

Не было даже велосипеда для маунтбайка, с усиленной рамой, рифлеными шинами и сорока пятью скоростями.

Аннабел метнулась к окну, глядящему на внутреннюю лужайку.

Именинница обрадовалась бы и простой одноместной палатке – с тамбуром, навесом от дождя и карманами для одежды. Но ни маленькая, ни большая палатка не проглядывалась в траве, которую когда-то шериф заботливо прихорашивал любимой газонокосилкой.

Аннабел, возвращаясь обратно в постель, мимоходом отвесила безучастному кожаному манекену высокий пинок, но финт не удался, лишь тапок совершил продолжительный кульбит и замер подошвой вверх в дальнем углу.

Аннабел зарылась в одеяло, накрыла голову подушкой и предалась негромким причитаниям.

Как будто двадцать лет исполняется каждый день.

Сейчас казалось, что даже коробка пластмассовых цветных скрепок сошла бы за приличный подарок.

Все-таки это лучше, чем ничего.

Выплакавшись, Аннабел резко скинула подушку, сбросила на пол одеяло, живо соскочила с постели и, проскакав на одной ноге за тапком, срочно направилась в ванную, смывать непрошеные слезы.

Вдруг Джоан Кловер заявится и узреет неприличную печаль наказанной дочурки?

И праздник продолжится очередным разбирательством.

А то, что мать наказала двадцатилетнюю Энни, как неразумное дитя, стало совершенно очевидно.

Проводя привычный комплекс водных процедур, она пыталась понять, чем же могла разгневать грозного домашнего политика?

Норма по рассылке писем перевыполнена.

В доме наведена чистота.

– Ч-ч-черт!

Аннабел взглянула в туалетное зеркало и выдула из пенной зубной пасты белесый мятный пузырь.

– Ч-ч-черт!

Лишь одно событие тянуло на столь суровое наказание: неудачный визит Огдена Хакена.

Правда, миновал целый месяц…

Припомнилось лицо матери, узнавшей о произошедшем: сощуренные глаза, складки у губ.

И холодное молчание, не сулившее ничего хорошего.

– Ч-ч-черт!

Аннабел запустила зубной щеткой в зеркало, и паста разлетелась по кафелю отчаянными брызгами.

Полный мрак: остаться на двадцатилетие без единого подарка.

Аннабел отрешенно присела на край ванны.

– Это похлеще любого фильма ужасов!

Аннабел всадила ногти в розоватый обмылок.

– Может быть, и торжество отменяется?

Аннабел метнула обмылок.

– И никто, никто, никто не придет?..

Аннабел попыталась всплакнуть, но все слезы остались в спальне на подушке.

– И никто, никто, никто не поздравит…

Если бы сейчас на крыльце возник Огден Хакен, то вряд ли ему удалось бы отделаться легким испугом…

4

Безответная любовь – наверное, самое обидное, что может быть на свете.

А для мужчины в особенности.

Хоть из штанов выпрыгивай, хоть звезды с неба доставай, хоть лезь в огонь и воду, хоть разорись на цветах и подарках, а все равно бесполезно.

И никто не может понять, почему вполне приличный с виду, исключительно порядочный внутри соискатель зачисляется в разряд отверженных.

Но неудача Огдена Хакена складывалась из целой массы независимых друг от друга причин.

Заезжий рохля был самый невзрачный, самый нерешительный из тех, кто пытался приударить за дочкой Джоан Кловер.

В школе Энни не везло на мальчиков, и виновата в этом была не отталкивающая внешность и не резкость характера, как случается порой.

Просто все ученики знали, что вдова шерифа, ударившаяся в политику, порвет глотку любому, кто посмеет испортить ее безукоризненную репутацию.

Шашни с дочерью одной из ведущих демократических функционеров – слишком рискованная авантюра, у которой мог быть лишь один логический конец: официальный брак и предельно правильная, невыносимо однообразная семейная жизнь, без обильной выпивки, дешевых проституток, бейсбольного стадиона, ежевечерней партии в ковбойский покер и прочих приятных мужских развлечений.

Но выросшая Аннабел, несмотря на затворничество, тотальный контроль и рабский труд за компьютером, начала пользоваться успехом у большой части холостяцкого контингента и даже части женатых мужчин.

Как-то незаметно дочь погибшего шерифа превратилась из худенькой невзрачной малолетки в девушку какой-то нездешней, даже пугающей красоты.

Темно-зеленые глаза, которые местный поэт в своем блоге окрестил русалочьими.

Блестящие каштановые волосы – идеальные для рекламы любого престижного шампуня.

Стройные ноги – хоть сейчас на подиум.

Мужчины городка и его ближайших окрестностей дрогнули.

Но непреодолимым барьером, непроходимым заграждением стояла на пути потенциальных женихов непреклонная мать и образцовая вдова, придававшая главное значение правильному выбору мужа.

Слишком дорого заплатила она за собственный неудачный выбор, так рано став вдовой человека, посвятившего жизнь ежедневному риску.

Единственная дочь не повторит ее ошибку. Дочери должна достаться золотая середина. Но где ее найти?

Мужа подобрать намного сложнее, чем мебель для гостиной или вечернее платье для светского раута, считала Джоан Кловер. Намного сложнее. Поэтому этот вопрос следует всесторонне и тщательно обдумать.

Все более и более встревоженная непрошеной красотой дочери, Джоан, как и во всех других делах, принялась выстраивать четкую схему, по которой следовало действовать.

Для начала она составила оценочный реестр потенциальных жеников, куда входили многие параметры, включая профессиональную деятельность, уровень интеллекта, социальный статус, образование, состояние здоровья и наличие счета в банке.

Хотя некоторые из этих пунктов никак не стыковались между собой.

Отсутствие диплома престижного колледжа никак не влияло на мужские достоинства.

Мужские достоинства, в свою очередь, никак не хотели совпадать с кредитной историей.

А занятие бизнесом не зависело впрямую от склонности к облысению и ожирению.

Но главным критерием отбора для партийной активистки оставалась приверженность ухажеров к демократическому ослу.

Поклонники республиканского слона отметались без раздумий и прикидок.

Прочая политическая мелочь игнорировалась полностью.

Материнские расчеты не были секретом для Аннабел. Наоборот, эта тема обсуждалась за каждым ужином.

Ограничиваясь короткими невнятными поддакиваниями, Аннабел мрачно терзала серебряным ножом жилистый бифштекс, ясно сознавая, что если не удастся, судьбе вопреки, хотя бы ненадолго выбраться в горы, то настырная матушка отыщет в конце концов жениха на свой вкус и лад.

Но пока, к радости девушки, никто из претендентов на Аннабел не смог набрать у привередливой вдовы необходимую сумму баллов.

Неожиданно на кукурузном горизонте объявился приезжий защитник экологической чистоты пищевых продуктов: двадцатипятилетний мистер Огден Хакен, рыжеволосый веснушчатый мужчина с прекрасной родословной – и мгновенно пал жертвой роскошных каштановых волос, зеленых глаз и стройных ног.

Начинающий партийный функционер прибыл в городок с миссией представителя экологического фонда, занимавшегося выяснением конкретного влияния геномодифицированных початков на рождаемость детей, беременность женщин и мужскую потенцию.

Эти темы мистер Хакен обсуждал так горячо, словно неприятности с беременностью грозили ему самому.

Впрочем, Огден Хакен вообще близко принимал к сердцу человеческие неприятности и готов был помогать любому делу, которое считал добрым.

Весьма скоро к нему прилип титул «председатель Всемирной лиги милосердия».

Авторство приписывалось меткому красноречию миссис Кловер, после первой аудиенции, которой она удостоила юного чиновника.

Сам Хакен слышал о прозвище, но не возражал и не проявлял ни малейшей обиды.

Тем более что через несколько дней после аудиенции Джоан Кловер внезапно взяла молодого человека под неусыпную опеку и даже, на удивление местной общественности, ввела рыжеволосого функционера в свой дом, куда после гибели шерифа не допускался ни один мужчина.

Вскоре, однако, стало известно, что Джоан Кловер все рассчитала правильно. Оказывается, у заезжего умника, вознамерившегося понизить доходы фермеров неумеренной борьбой против геномодифицированной кукурузы, у городского хлыща, не знающего, как пахнет навоз и откуда берется молоко, у сноба, злоупотребляющего пугающими научными терминами, у наивного резонера отец был кандидатом то ли в Сенат, то ли в Конгресс – разумеется, от демократов.

Партийный блондин полностью оправдывал доверие вдовы.

И хотя по всем признакам угадывалось, что Огден Хакен был прикован сильнее к темно-зеленым русалочьим глазам, чем к сонму стеклянных осликов, но он не проявлял чувства слишком очевидно, не засиживался, не пытался остаться с хозяйской дочерью наедине.

Аннабел поначалу встретила появление нового лица на своей территории довольно благожелательно.

Угостила гостя чаем и тостами.

Немного посидели за компьютером, составляя проект речи для выступления миссис Кловер на конференции под руководством мистера Хакена.

На удивление гостя по поводу изобилия горной тематики в девичьей комнате Энни проговорилась о мечте непременно отправиться на покорение заоблачных вершин.

А Огден Хакен был покорен тут же. Без малейшего сопротивления.

И без всякого намерения со стороны Аннабел.

Джоан Кловер все прочитала по первому взгляду мистера Хакена, брошенному на дочь. Добрые глаза хлопали рыжими ресницами так красноречиво, что ничего лучшего не оставалось желать.

Браки заключаются на небесах, но готовятся на земле.

Совсем иначе отнеслась потенциальная невеста к порядочному джентльмену с благопристойными повадками.

Огден Хакен с первого же дня раздражал Аннабел вызывающей правильностью, костюмом с иголочки, выглаженным носовым плотком в нагрудном кармане, со вкусом подобранным галстуком и даже полуботинками из буйволовой кожи на толстой подошве и высоком каблуке.

Костюм наверняка присоветовал не кто иной, как сам папочка Хакен, безукоризненно выглядевший и на обложке глянцевого таблоида, и на эране телевизора.

Над платком явно потрудилась фамильная прислуга, вывезенная еще из Англии времен короля Эдуарда.

Насчет галстука мог дать консультацию партийный имиджмейкер, которому приписывали несколько подвигов на ниве создания харизматических образов.

К тому же Огден Хакен брился дважды в день, использовал лучший дезодорант от пота и не страдал перхотью.

В общем, за этого болванчика, совокупного творения моды и традиции, могла выйти только девушка, рвущаяся или в большую политику, или в высший свет.

Аннабел Кловер не желала себе ни того, ни другого.

На примере собственной мамочки она давно и наглядно убедилась, что политика весьма дурно влияет на женский характер, уродует женскую внешность и калечит не только судьбу соискательницы, но и ее ребенка.