Однако настоящее очарование Зейнеп заключалось в её восприятии мира. Её терпение, проявляемое во время рисования, напоминало диалог с холстом, словно она наделяла его душой. Когда она погружалась в музыку, её лицо становилось дверью в её собственный мир. Эти моменты пробуждали в сознании Арды не только воспоминания, но и волны чувств.

Быть с ней в одной школе, случайно встретиться в шахматном клубе или поймать её взгляд в коридоре – для Арды это были не просто мелочи. Эти встречи переносили его из его собственного мира в нечто совершенно иное. Одним лишь взглядом или жестом Зейнеп могла коснуться его жизни, оставляя глубокие следы в его душе.

В маленьких городках редко встречаются многогранные или глубокие личности. Это не зависит от географии, а рождается из борьбы в их душах. Человек растёт только тогда, когда находит в себе смелость исследовать свои границы. Зейнеп это знала. Городки могли ограничивать, но широта человеческой души не измерялась размером места, где он живёт. Даже в огромных городах человек, неспособный расширить свою душу, мог застрять в узком лабиринте бесконечных улиц.

Когда Зейнеп смотрела на Арду, она видела в его страсти к мотоциклам и стремлении к свободе нечто вроде обычного приключения. Но что-то было. Глубина, скрытая сразу под поверхностью, что-то, что нелегко было заметить. Возможно, Арда был той душой, которая стремилась оставить позади пыльные дороги, чтобы однажды встретиться с собой, границами городка и, что важнее, с судьбой, которую ему уготовило время.

Городки малы, это правда. Но мир внутри человека – это целая вселенная, ожидающая своего открытия. Может быть, Арда был странником, исследующим эту вселенную, а его мотоцикл – телескопом, направленным к звёздам. Увидит ли это Зейнеп? Понять людей возможно лишь тогда, когда смотришь на них без осуждения, когда способен заглянуть за пределы одного лишь взгляда. И, возможно, Арда был самой этой тайной, ждущей, чтобы её разгадали.

Арда искал разные способы показать своё внимание к Зейнеп. Каждая возможность, связанная с поездками Зейнеп на школьном автобусе до лесного хозяйства, превращалась для него в шанс. Он направлял свой мотоцикл по маршруту автобуса, а иногда вместе с другом Оканом устраивал небольшие трюки, чтобы привлечь её внимание. Быстро вращающиеся колёса, мотоцикл, парящий в воздухе под углом, пусть и немного неуклюже, но с энтузиазмом, превращали узкие улицы городка в своеобразное шоу. Пока Арда ждал, когда Зейнеп посмотрит в его сторону, его возбуждение и адреналин только усиливались. Однако Зейнеп явно показывала, что ей это не нравится.

Каждый раз, когда она смотрела в окно автобуса, её взгляд избегал Арды. Когда она отворачивалась, казалось, что она хочет не замечать его присутствия, будто этих усилий никогда не было. Холодность в её взгляде заставляла Арду задуматься ещё глубже. Тем временем младшая сестра Зейнеп, Дидем, тоже с заметным, хотя и молчаливым недовольством реагировала на эти представления. То, что начиналось как безобидная попытка развлечься и привлечь внимание в пределах маленького городка, в глазах Зейнеп и Дидем превращалось в источник раздражения.

Несмотря на то, что Арда пытался выразить свои чувства через такие жесты, отстранённое поведение Зейнеп и её безразличие только углубляли пустоту внутри него. Со временем он начал понимать, насколько бессмысленны эти усилия. Привлечь внимание означало лишь вызвать поверхностный интерес. Арда осознал, что подлинный способ достучаться до Зейнеп не заключается в том, чтобы добиться её взгляда. Возможно, важнее было не впечатлить Зейнеп, а найти смысл в своей собственной жизни. Возможно, шаг назад и сосредоточение на своём внутреннем мире были необходимы не только ради Зейнеп, но и ради него самого.

Мысль о поступлении в университет начала занимать его именно в этот момент. Преодоление границ Позанты стало для него способом приблизиться как к Зейнеп, так и к самому себе.

Позанты стал сценой, где пересекались две параллельные, но никак не соприкасающиеся жизни Арды и Зейнеп. От спокойных склонов Таврских гор до узких улиц городка и школьных парт, обсыпанных пылью, всё служило фоном для их внутренних путешествий. Каждый из них был погружён в свой собственный мир, но рутина городка тихо и настойчиво подталкивала их друг к другу. Быстрые проезды Арды на мотоцикле по улицам городка оставались лишь далёким взглядом в глазах Зейнеп, но казалось, что однажды их дороги неизбежно пересекутся.

Позанты был не просто местом; для Арды и Зейнеп это было путешествие к самопознанию. Прошлое городка, укоренившееся в его земле, напоминало им не только о прошлом, но и о будущем. Пока Арда рос с мечтами о выходе за пределы этого места, Зейнеп искала себя в границах этого маленького городка. Ещё до того, как их пути пересеклись, их жизни каким-то образом уже соприкасались. Пустоты, которые они носили в своих сердцах, несмотря на спокойный и размеренный ритм городка, вызывали глубокий отклик, словно сама тишина этого места усиливала их внутренние эхо.

И вот, возможно, со временем эти две разные дороги пересекутся. Каменные стены Позанты, старые платаны на площади городка – всё это станет свидетелями этой истории. Это было не просто соединение, но начало прикосновения двух разных душ. Арда и Зейнеп, возможно, отправятся в путешествие, маленькое, как сам городок, но великое, как целая жизнь. Когда этот момент настанет, всё приобретёт смысл – нечто, что всегда чувствовалось, но никогда не было сказано вслух. Городок станет не просто местом, где они выросли и сформировались, а тихим, но упорным учителем, который поможет им познать себя.

Позанты был сценой, где эти два разных характера встретились. Он напоминал магический момент в театральной пьесе, когда свет софитов идеально падает в нужную точку. Но это был лишь старт; занавес только приоткрыт, актёры заняли свои места, а настоящая история начнёт формироваться по мере того, как будет развиваться действие на сцене.

Зейнеп и Арда, каждый из которых был потерян в своём собственном мире, были двумя параллельными фигурами этой сцены. Зейнеп напоминала первый мазок кисти на холсте – неясный, но полный надежды. Арда был как эхо шагов по каменному полу, ищущих направление из прошлого в будущее. Позанты со своими каменными стенами и узкими улицами станет и границей, и бесконечностью этой истории.

Может быть, эта сцена была началом драмы. Каждый исполнит свою роль, но время само напишет настоящую историю этих ролей. Потому что смысл сцены раскрывается только тогда, когда гаснет свет и закрывается занавес. Тихие каменные стены Позанты, словно свидетели, хранящие каждое мгновение, будут нести эхо этой истории двух молодых людей.

В начале школьных лет Арда был одинок. Он терялся в толпе школьных коридоров; его присутствие ощущалось не больше, чем тень. Во время обеденных перерывов он находился где-то в углах столовой, словно растворяясь в шуме голосов. Для окружающих он казался замкнутым. Но в мире Арды был кто-то особенный: Зейнеп.

Зейнеп вступила в школьный театральный клуб и с первого же дня на сцене привлекла к себе всеобщее внимание. Её глаза сияли, каждое её движение излучало уверенность. Казалось, она касалась жизни каждого вокруг, наполняя их мир яркими красками. А Арда, наблюдая за ней издалека, с каждым днём ощущал, как пустота внутри него становится больше. Голос, смех и взгляды Зейнеп оставляли в его сердце невыразимую пустоту, которая обретала смысл только благодаря её присутствию. Однако Арда боялся даже попытаться приблизиться к ней, не говоря уже о том, чтобы выразить свои чувства.

Эта платоническая любовь к Зейнеп стала самой заветной мечтой Арды. Каждый день он хотел сделать шаг ближе, но смелости ему всегда не хватало. Его амбиции, страхи и неопределённость держали его в ловушке. Бремя этого тайного чувства, которое он никому не мог открыть, стало его собственной, тщательно хранимой тайной.

Школьные годы Арды проходили в одиночестве и тишине. Он чувствовал себя социально изолированным, но эта изоляция приносила ему своего рода покой, возможно, как отражение его чувств к Зейнеп. В своих мечтах он часто терялся, и единственным образом, появляющимся в них, была Зейнеп.

Однажды в школе он увидел объявление о встрече театрального клуба, который набирал участников на новый сезон. Услышав, что Зейнеп будет играть на сцене, сердце Арды замерло. Её актёрский талант, природная элегантность и уверенность глубоко поразили его. Это была возможность быть ближе к Зейнеп, узнать её лучше. Однако вместе с этой возможностью на поверхность вышли и его внутренние страхи.

Интерес Арды к театру возник не внезапно. Ещё в начальной школе он участвовал в пьесе Джевата Фехми Башкута «Пайдос». Тогда, будучи ребёнком, он испытал невероятное волнение от выхода на сцену. Под светом софитов, зная, что на него устремлены взгляды зрителей, он чувствовал себя свободным. Все страхи и волнения исчезали, как только поднимался занавес, уступая место особому эмоциональному подъёму. В пьесе, посвящённой драме рабочего класса, Арда старался выразить свои мысли каждым своим движением, и даже в таком юном возрасте он начал осознавать социальные проблемы. Эти моменты стали первыми шагами его связи с театром.

Однако со временем этот первоначальный восторг исчез, и Арда стал всё больше уходить в себя. Годы юности, наполненные тишиной и одиночеством, отдалили его от сцены. Многое изменилось; свобода и волнение, которые он чувствовал на сцене, уступили место застенчивости и страху. Но теперь, наблюдая за Зейнеп на сцене, он чувствовал, что этот старый восторг может вернуться. Её естественность на сцене напоминала ему о тех первых, искренних эмоциях, которые он испытывал в детстве.

Мысль о вступлении в театральный клуб не покидала Арду. Выйти на сцену, выступить перед зрителями – эта идея казалась почти невозможной в его состоянии. Но желание наблюдать за Зейнеп, быть ближе к ней, становилось всё сильнее и побеждало его страхи. В конце концов Арда принял решение. Он присоединится к театральному клубу, чтобы использовать любой шанс увидеть её. Для этого он предложил своему другу Окану пойти с ним.

Арда и Окан, набравшись смелости, направились в кабинет физрука Исмаила Ходжи, который также был куратором театрального клуба. Исмаил Ходжа был учителем, которого в школе уважали и любили. Ученики видели в нём одновременно строгого и дисциплинированного наставника, но и весёлого, лёгкого в общении человека.

Когда они вошли в кабинет, Исмаил Ходжа просматривал какую-то папку. Увидев их, он поднял голову и с улыбкой сказал: «Ну что, новые актёры?»

Окан сразу взял инициативу в свои руки: «Учитель, мы хотим записаться в театр. Арда тоже будет играть, мы вам приведём будущую звезду!»

Арда, немного смущённый, сказал: «Да, учитель, мы тоже хотим присоединиться к театральному клубу». Его волнение, хотя и было скрыто внешне, всё же отражалось в блеске его глаз.

Исмаил Ходжа подтолкнул очки к переносице и, вставая из-за стола, сказал: «Ну что ж, хорошо. Но сначала вы должны это доказать. Театр – это не так просто. Я хочу увидеть ваши способности».

Арда и Окан, переглянувшись в замешательстве, спросили: «Какую именно демонстрацию, учитель?»

С улыбкой Исмаил Ходжа ответил: «Вы должны сыграть сцену, конечно же. Что вы думали? Но не бойтесь, это что-то простое. Мне нужна лишь немного серьёзности и немного веселья. Ну что, кто хочет попробовать?»

Арда, немного стесняясь, начал мямлить: «Но, учитель, мы… мы просто хотим участвовать, сцена… это…»

Исправляя свои очки с серьёзным выражением лица, Исмаил Ходжа сказал: «Вот именно для этого вы выходите на сцену. Участие – это не всё, нужно показать себя и играть!» Он отложил папку в сторону и продолжил: «Ну что, покажите, на что вы способны».

Поначалу оба молчали, нервничая, но, словно подхваченные течением, решили попробовать свои силы на сцене. Окан тут же предложил: «Давай сыграем сцену из “Гамлета”! Ведь недостаточно просто любить Гамлета, нужно быть как он!»

Услышав предложение Окана, глаза Исмаила Ходжи засветились. «Да, именно этого я и ждал! Вы будете играть сцену из “Гамлета” в пьесе “Американец в Харпуте”. Здесь есть и драма, и комедия. Ну что, покажите мне, какие вы Гамлеты?»

Окан сразу начал исполнять знаменитый монолог Гамлета «Быть или не быть» с небольшим преувеличением в интонациях и движениях. Арда сначала немного стеснялся, но затем присоединился к шутливому исполнению, пытаясь найти себя в трагическом монологе. Исмаил Ходжа, наблюдая за их действиями, серьёзно, но с лёгкой улыбкой смотрел на них.

«Прекрасно, прекрасно! Вот это то, что я ждал!» – сказал Исмаил Ходжа. «Вы пришли не просто присоединиться к театральному клубу, но и показать себя на сцене. Готовьтесь, мы начинаем с “Гамлета” из “Американца в Харпуте”.»