Глава 5

Передо мной стоит Сашка, мой Сашка. Вернее, когда-то был моим. Сейчас уже, конечно, нет. Давно нет.

Моя первая любовь, вообще во всем первый.

А он изменился. Он всегда был красив и все время притягивал женские взгляд от мала до велика. Он обладал такой притягательной харизмой, был настолько обаятельным, что стоило ему войти в помещение, как все девочки, девушки и женщины разных возрастов замирали. А он как будто не видел, какое впечатление производил на них.

Но если я его запомнила молодым человеком, красивым юношей, то сейчас передо мной стоял возмужавший и уверенный в себе мужчина. С модной и стильной прической, судя по всему, сделанной каким-нибудь элитным мастером. Он смотрел с легким прищуром карих глаз, а легкая небрежная небритость добавляла его облику мужественность и чуточку дерзости.

Практически, как Карлсон – «в полном расцвете сил», хмыкнула я про себя и улыбнулась.

– Смотрите-ка, какого дяденьку к нам каким-то ветром занесло. Спустился со своих дипломатических высот до нас, грешных плебеев? Ты ли это, Александр Ильинский?

– Соболевская, ты как была язвой, так и осталась, – поморщился он, а потом раскинул руки в стороны. – Иди, что ли, обнимемся, столько лет не виделись.

– Я с посторонними мужчинами не обнимаюсь, – отвечаю я и даже отступаю на шаг.

– Да какой же я посторонний, Анька, мы же портвейн на выпуском в школе из одной бутылки пили. Всё, считай, родные, – хмыкает он, сам подходит и подхватывает меня в объятия. Приподнимает и начинает кружить.

– Анька, как я рад тебя видеть! А ты такой же барашек, как и раньше. Только стала еще красивее. И легкой, как пушинка, – он перестает меня кружить, ставит на пол и немного отстраняет от себя, рассматривая. – Какая ты стала…

– Какая? – хмыкаю я, пытаясь за язвительностью и юмором скрыть свою радость и то растревоженное чувство, которое всколыхнулось, когда его увидела.

– Молодежь, мы пить чай будем или как? Плюшки уже изнывают, – кричит из кухни мама.

– Идем спасать плюшки, – широко улыбаюсь я Саше, высвобождаюсь из объятий и практически бегом кидаюсь на кухню.

– Мам, я буду кофе, не хочу чай, – сразу же сообщаю маме.

– У тебя кофе скоро из ушей полезет, – ворчит она.

– Так же как у тебя – табак, – подкалываю ее в ответ.

Входит Саша, какой-то задумчивый и серьезный.

– Ма, где ты его откопала? – указываю глазами на Сашу.

– Он сам откопался. Пришел в издательство с заказом. Наш знаменитый дипломат решил стать писателем. Но так как государственная служба не позволяет, он будет писать под псевдонимом. Но писать он совершенно не умеет, поэтому ему нужен напарник в виде редактора, – объясняет мама, попутно делая мне кофе.

В своей кухне она мне не доверяла варку кофе, поэтому приходилось мириться с тем, как она это делает. Каким-то невероятным образом она умудрялась испортить такой элементарный напиток как кофе. Казалось бы, что сложного – насыпал в джезву кофе, залил водой и поставил на огонь. Всё. Ждешь, когда закипит. Но нет. У мамы он то убегает, то она его не доваривает до нужного состояния, то положит так много кофе, что он ужасно горчит. В общем, получалась бурда, прямо скажем. Сама она всегда предпочитает черный чай, но такой крепости, что он был чернее кофе.

Саша все это время стоит, прислонившись к дверному косяку и, скрестив руки на груди, наблюдает за нами.

– Саш, а ты чего стоишь? Давай, падай радом с Анькой, – кивает мама на место на диванчике рядом со мной.

Он с улыбкой качает головой.

– Удивительно, Зинаида Андреевна, такое чувство, что я как будто никуда не уезжал и не было всех этих лет. Как будто снова оказался дома, – глухо говорит он и смотрит на меня.

И время действительно как будто останавливается и замирает. Я опять вижу перед собой парня, в которого влюбилась сразу же, с первого взгляда. А он, как он потом мне признался, тоже сразу меня заметил и решил, что вот эта смешная девчонка с кудряшками будет только с ним. Мы смотрим сейчас друг на друга сквозь все прошедшие годы. И в этом взгляде всё – первый поцелуй, первый секс, наши сумасшедшие свидания, первая боль от разлуки и осознание, что оказывается, никуда это не ушло, а просто спало все эти годы глубоким сном и было спрятано в самую дальнюю ячейку в сердце. Так далеко, что казалось, больше и нет ничего. Как же мы ошибались.

– Как же я ошибся, Аня, – глухо отзывается Саша, вторя моим мыслям.

Глава 6

Семнадцать лет назад

Урок шел уже пять минут, как дверь распахнулась и в класс вошел директор школы Афанасий Емельянович. Мы встали, приветствуя его.

– Марина Сергеевна, вы позволите? – глубоким, хорошо поставленным голосом спросил он разрешения у нашей англичанки. А когда та кивнула и показала жестом, мол, велкам, прошел в класс. Как оказалось, за ним шел следом парень. А так как Афанасий Емельянович обладал массивной фигурой, то мы его не сразу увидели из-за спины директора.

Парень был высок, красив и обаятелен. Женская половина класса сразу оценила его белозубую улыбку, взгляд карих глаз с легким прищуром, скулы и чувственные губы. Да и фигура у него была атлетическая. Видно было, что он много времени уделяет спорту.

– Класс, познакомьтесь. Ваш новый одноклассник, он поздно присоединился к вам, но я надеюсь, – Афанасий Емельянович сделал упор на это слово, – что вы тепло примите его и поможете ему освоиться в вашем чудесном коллективе.

– О да, – мечтательно выдохнула Оля, первая красавица класса. – Мы, конечно, поможем освоиться…

Последние слова она сказала с таким придыханием и поставила такую красноречивую паузу в конце, что всем сразу стало понятно, как именно она собралась помогать осваиваться. Парни заржали.

– Королева, – с упреком, но не очень строго посмотрел на нее директор. Она была всеобщей любимицей и ей многое прощалось. Еще бы, если папа владелец большого предприятия и регулярно отстегивал, ой, вернее, спонсировал школу.

Я иронично скривила губы. Мне показалось или я одна такая, у кого не капали слюни на новичка?

– Итак, друзья, прошу любить, – на этом слове послышалось хихиканье, – да, да, любить и жаловать – Александр Ильинский. Что ж, продуктивной работы всем вам.

Афанасий Емельянович окинул нас нарочито грозным взглядом, погрозил пальцем Оле и вышел.

– Что же, очень приятно, Александр, – сказала Марина Сергеевна. – Находи свободное место и присаживайся.

Новичок окинул быстрым взглядом класс и, игнорируя отчаянные попытки Королевой привлечь его внимание, почему-то прошел к моей парте. Я сидела одна и не горела желанием обзаводиться соседом. На свободном стуле лежал мой рюкзак.

– Можно? – новичок вопросительно поднял брови, взглядом указывая на стул с моим рюкзаком.

– Занято, – буркнула я. – Найди другое место.

– Соболевская, что у вас за заминка? Саша, не стой, мы не можем продолжить урок из-за вас, – строго сказала англичанка.

Я испепеляюще зыркнула на потенциального соседушку и убрала рюкзак, освобождая стул. И больше не обращала внимания на новичка. А он повозился, достал тетрадь и что-то упорно искал в рюкзаке. Надо сказать, шикарном кожаном рюкзаке из хорошо выделанной дорогой кожи. Я даже на него засмотрелась и подавила завистливый вздох.

– Слушай, у тебя есть запасная ручка? Я свою забыл, – новичок наклонился к самому моему уху, так близко, что я почувствовала тепло его дыхания. Вздрогнула от неожиданности и отстранилась. И постаралась не обращать внимания на мурашки, которые побежали по шее вниз вдоль позвоночника.

Молча всучила ему запасную ручку. Он улыбнулся и кивнул благодарно. А потом стал что-то строчить в тетради. По парте зашуршала пододвигаемая в мою сторону тетрадь. Я скосила глаза.

«Давай знакомиться, колючка. Я – Саша. А ты?»

Я:

«А я – Маша»

Саша:

«Что, правда?»

Я:

«Нет, просто в рифму пришлось :)»

Саша:

«Так кто ты, Прекрасная Незнакомка?»

Я прочитала и фыркнула. В это время Марина Сергеевна, которая не терпела даже малейшие шорохи у себя на уроке, посмотрела на нас и постучала острым наманикюренным коготком по столу, призывая к порядку.

На какое-то время Саша успокоился, и мы внимательно слушали материал. Я снова скосила взгляд на соседа и обнаружила, что слушала только я, а он, оказывается, спал. Ну или просто сидел с закрытыми глазами. У меня от такой наглости чуть глаза на лоб не полезли, и я сильно ткнула его кулаком в бок.

– Ауч, – громко воскликнул он.

– Задняя парта, второе замечание. После третьего уйдете с урока, – грозно произнесла англичанка.

Я втянула голову в плечи. Быть выгнанным с урока сто процентов означало оказаться в кабинете директора. А мне никак нельзя было туда попадать. Слишком часто в последнее время я там была. И что-то подсказывал мне, что терпение Афанасия Емельяновича было на исходе.

Если бы не моя склонность к языкам и лингвистические способности, то меня бы уже здесь не было. Все потому, что у меня не было крутых родителей, которые могли по щелчку пальцев все решить. А была только мама, правда, которую боялся даже наш директор. Боялся, но уважал. И он так и говорил мне: «Соболевская, ты еще в этой школе только потому, что я безумно уважаю твою маму». Оказывается, они были старинными приятелями, и маме поэтому удалось меня пристроить в эту школу с углубленным изучением английского и французского, где учились дети непростых родителей.

Сашу замечание англичанки не впечатлило, и он опять стал что-то строчить в тетради.

«Так как твое имя, Кудряшка?»

Я:

«О, меня понизили? И я уже всего лишь Кудряшка, а не Прекрасная Незнакомка?»

Саша:

«Ты прекрасна, спору нет, но Кудряшка подходит тебе больше:)»

– Мы вам не мешаем? – раздался над нашими склоненными друг к другу головами сухой голос Марины Сергеевны.

– Нет, – машинально и хором ответили мы, продолжая переписываться в Сашиной тетради.

А когда обнаружили вокруг мертвую тишину, подняли головы и вздрогнули. Марина Сергеевна была в бешенстве. И чего она так распереживалась? Я, например, давно уже знала этот материал. Саша, судя по тому, что он пытался спать, – тоже. Но у англичанки все должно было быть идеально. Идеальная тишина в идеальном классе с идеальными учениками идеального поведения.

– Вон, – прошипела она, указывая на дверь. – Соболевская, к директору. Ответишь за срыв урока.

Я поморщилась. Вот почему она меня так ненавидела? И не сделала же ничего. Но с первого взгляда, когда я только перешла в эту школу, я поняла, что мы с ней будем врагами. Я обреченно вздохнула, побросала вещи в рюкзак и, не глядя на Сашу, вышла в коридор.

Он не отставал.

– Не переживай, Кудряшка, я разберусь. И ни к какому директору ты не пойдешь, – уверенно и излишне беспечно, на мой взгляд, заявил Саша.

Но он ошибался. И если бы он знал, к чему приведет его беспечность, как на уроке, так и после, может быть, не был бы таким самоуверенным.