Дружественность и любовь в семейных взаимоотношениях всё же не могли создать обстановку былого полного единодушия, недомолвки и разного рода натянутости не могли не проявляться временами очень заметно. «Я теперь чужой дома, – писал Николай Гаврилович в дневнике, – я не вхожу ни в какие семейные дела, всё моё житье дома ограничивается тем, что я дурачусь с маменькой, и только… Я даже решительно не знаю, что у нас делается в доме»