Еще один прочитанный внушительный томик по истории Рейха, на сей раз это масштабная монография английского историка Адама Туза в оригинале вышедшая в 2006 году под названием The Wages of Destruction: The Making and Breaking of the Nazi Economy. Спустя двенадцать лет ее издали в России, но глядя на огромное число ссылок на немецко- и англоязычные труды по экономике и обществу Рейха, я понимаю, что это только дошедшая до нас верхушка айсберга. Книга охватывает период по крайней мере с середины 20-х и по конец войны для Германии, преимущественно концентрируясь на периоде 1933-1943, с момента начала перестройки экономики на военный лад и до апогея промышленного производства в стратегически уже проигранной войне. Мой отклик в любом случае не способен раскрыть даже половину из затронутых в монографии мыслей, поэтому это одна из книг, которые обязательно рекомендуются к чтению, а не суждению по рецензии. Я, пожалуй, сосредоточусь только на неочевидные и неизвестные лично мне до этой книги вещи.
Все двадцатые годы над Германией дамокловым мечом висели 2.5 млрд марок ежегодных репараций по итогам проигранной войны. Выплаты эти обеспечивались весьма заковыристой кредитной каруселью, при которой Германия и США взаимно открыли свои рынки, американцы стали главными кредиторами страны, и на взятые в займы деньги немцы платили репарации французам и англичанам, которые платили из них по военным долгам опять же американцам. Немцы словно "ушли под крышу" заокеанского партнера, который не позволял Антанте воплотить принцип "боши заплатят за все" буквально. Эту схему нарушил избранный в 1928-м Герберт Гувер, в основу своих предвыборных обещаний положивший курс на протекционизм в экономике и изоляционизм в политике. Разразившаяся год спустя Великая Депрессия окончательно похоронила сложные трансатлантические связи, оставив Германию без главного торгового партнера и источника инвестиций. К концу 1931-го в Германии резко ухудшилось экономическое положение, 6 млн. безработных молча наблюдали, как государство прибегает к национализации банков и крупных предприятий, чтобы не допускать их банкротства по принципу too big to fail. Так обещания выборщикам на Среднем Западе повлияли на резко возросшие националистические настроения в Веймарской республике и привели к власти нацистов.
Еще один неочевидный момент. Германия конца 20-х была страной с еще не завершившейся урбанизацией. До четверти трудоспособного населения страны или 13 млн человек работали в еще слабо механизированном сельском хозяйстве, и представляло влиятельное аграрное лобби тоже нацеленное на ограничения во внешнем импорте для поддержки национального производителя. Голос аграриев был последним доводом для Гинденбурга, тоже крупного лендлорда, дать власть коалиции НСДАП и НННП, чей председатель Альфред Гугенберг стал первым министром экономики. Более того, образ фермера-бауэра на немецкой земле был для нацистов одной из священных коров идеологии Blut und Boden, и после прихода к власти была затеяна аграрная реформа со своеобразным майоратом неделимости семейных участков и неотчуждаемости их за долги. Под эту программу попадали участки от 10 до 100 га, но стремлению уравнять всех и создать социальный слой примерно равновеликих фермеров мешали объективные причины, в Германии не было столько пахотной земли, чтобы нарезать поровну. Отчасти именно аграрное перенаселение и стало классической причиной как мировых войн, так и множества других конфликтов во все времена (см. неомальтузианские труды Сергея Нефёдова), и в идеологии Третьего Рейха, лишенного колоний и источников дешевого сырья, требования Lebensraum im Osten были последним всплеском европейской колонизации, только устремленные не на легко пресекаемые заморские земли, а расположенные по соседству и имеющие континентальные связи. Германия с грехом пополам могла прокормить себя сама, но зависела от иностранных кормов для животноводства, и опыт Первой Мировой с голодом, вызванным блокадой был подспудной причиной расширения обрабатываемых земель за счет соседних народов. Только отличия между устремлениями в войнах было то, что нацистам нужны были чужие земли, а не чужое население на них. Вот это стремление к сельскохозяйственной автаркии было одним из причин завоевательных теорий и войн. Аналогичные сырьевые требования были по железу и нефти, после потери Эльзаса и Лотарингии лучшую руду Германия получала из Швеции потенциально уязвимым морским маршрутом, нефть поблизости можно было взять только на Балканах. Автор приводит удивительные примеры диспропорций цен во внешней торговли в 1938-м году, когда за импорт хлопка-сырца из Египта Германия платила по мировым ценам, его же из Британской Индии импортировала на 15% дороже мировых, из США - на 28%, из Бразилии - на 47%, из Перу - на 72%. В чем такая причина любви к перуанцам? Потому что они продавали Германии нефтепродукты всего лишь на 19% дороже, чем мировые цены, а нефть немцам в 1938-м была важнее хлопка. Аналогично торговля с Румынией, переплачивали на 27% за пшеницу, на 48% за кукурузу, зато румыны были рядом и поставляли нефть.
В плену диспропорций
Узники концлагеря Дора-Миттельбау, работающие на сборке радио-электроники ракет «Фау-2» на подземном секретном заводе Mittelwerke в горном массиве вблизи Нордхаузена. Июль 1944-го. Массовое использование подневольного труда позволило промышленности Германии продержаться так долго.Еще один неочевидный аспект немецкой экономики времен WWII - это диспропорция экономических нужд и выгод захваченных территорий. Завоевав земли по всем сторонам света немцы столкнулись с тем, что для использования экономического потенциала подневольных территорий нужно было не только брать, но и давать, хотя бы кормить население. А весьма часто оккупированные государства сами были импортозависящими в продовольствии, вроде Норвегии или Греции, и точно также нуждались в сырье и топливе. Пример откинутой в XIX век Франции с уровнем обеспечения бензина в 8% (!) от дооккупационного уровня был весьма ярким, подобное совершенно убивало все экономическую активность на местах, не случайно немецкие экономисты оценивали производительность труда на французских предприятиях вдвое ниже немецкой, поэтому предпочитали вывозить французских рабочих вкалывать на земле Рейха, когда за ними стоит немец с палкой, а не размещать заказы непосредственно на французских предприятиях. Но самым трагическим и для нашей страны, и для населения Европы стал кризис 1940-го года, когда одновременно проявилась нехватка топлива, удобрений (азот шел на взрывчатку), мобилизованной в армию и на стройки рабочей силы, и природный неурожай во Франции, Германии, Венгрии и Югославии. Чуть лучше был 1941-й, но все равно зерновые запасы сократились до критического минимума, а война на Восточном фронте шла полным ходом. Отсюда массовая гибель советских военнопленных и еще отсюда отчасти катастрофа Холокоста, когда было принято решение избавляться от всех лишних едоков. Вот тогда заработали газовые камеры и к концу 1942-го вопрос судьбы европейских евреев был окончательно решен, вермахт перевели на снабжение из местных источников, а дальние окраины вроде Греции вообще бросили на произвол судьбы. Если бы в 1942-м был бы еще один подобный неурожай, то следующими на очереди вымирания по планам были бы экономически неактивные поляки, но природа смилостивилась.
Любопытным примером стала сама милитаризация промышленности Германии, потому что ее всегда нужно осуществлять за чей-то счет. В Советском Союзе еще с 20-х годов на добровольно-принудительной основе деньги из населения на индустриализацию и оборону выколачивали займами, это был в целом стандартный инструмент времен Первой Мировой, использовавшийся всеми сторонами. Идеологам Третьего Рейха такой путь показался не надежным после провала очередного правительственного займа на фондовом рынке. Простым решением стало ограничение потребления, для чего естественным образом стало резкое сокращение производства товаров длительного пользования, бытовой техники, одежды и так далее. Это, кстати, заодно и прибило разрекламированные программы по "народному автомобилю" или жилью. Заработанные деньги можно было тратить только на черном рынке, с которым боролись путем расстрела спекулянтов, или просто относить в местные сберегательные кассы, откуда их уже тихо использовало государство. Плюс увеличение налогов на юридических лиц, во всей экономической политике Третьего рейха по отношению к собственно немецкой рабочей силе нацисты старались прислушиваться к настроениям населения, и пока война не была объявлена тотальной, соблюдать видимость достатка. После катастроф первой половины 1943-го (Сталинград, Тунис, Атлантика) начали уже резко завинчивать гайки, на важнейших производствах танков и самолетов был введен 72-часовой рабочий день в две смены, или 12 часов в день, но в то же время пропаганда начинает обращаться к советскому опыту передовиков производства и премировать ударников путевками, одеждой, пайкой. Волнения среди рабочих жестоко подавлялись вплоть до виселиц прямо на заводах. Вместе с тем, уже в 1941-м году Рейх достиг мобилизационного предела среди немцев, и все последующие мобилизации сводились к подмене немцев на заводах и фермах военнопленными и прочими подневольными работниками, занимавшимся всем, вплоть до сборки Фау-2, как на картинке сверху. Потребность в рабочей силе в 1943-45 годах отражает ту удивительную расточительность людских жизней в предыдущие годы, но тогда производство было сосредоточено в одних руках, а за уничтожение отвечали другие из СС, и эти силы пока не пересекались. Больший процент выживших в Холокосте венгерских евреев по сравнению с другими странами объясняется поздней организацией процесса депортаций в середине 1944-го, когда СС уже действовали в тесной связке со министром Шпеером и уполномоченным Заукелем, которые сразу рассортировали свыше 400 тысяч человек на пригодных к труду и уничтожаемых непродуктивных едоков.
Весьма много, может даже излишне много автор удели разоблачению мифов про Альберта Шпеера. Не гениальный технократ, но упертый и безжалостный нацист, воспользовавшийся инвестициями в средства производства в 1939-41-х годах и заработавшие в полную силу как раз к моменту его прихода к власти, то есть отчасти присвоивший себе достижения предшественников именно в росте мощностей. По мысли автора Шпеера нельзя рассматривать в одиночку, подобной же фигурой в авиапромышленности был Эрхард Мильх, поэтому правильно говорить о связке Шпеер-Мильх. Они переустроили все управлением промышленностью, по сути организовав принудительное докартелирование того, что нацисты не укрупнили еще в 30-х, поставив во главу угла увеличение производства вооружений любой ценой для достижения максимального эффекта экономии на издержках. Если с танковой промышленностью немцы успели запустить в крупные серии качественно превосходящие танки, то с авиацией стремление Мильха к максимизации на основе проверенного обернулось технической отсталостью перед союзниками уже к 1943-му (есть прекрасный пример в мемуарах Йоханнеса Штейнхофа Мессершмитты над Сицилией), и Рейх как встретил войну на Me-109 и Ju-88, так на них и закончил. После 1942-го, когда победы на фронтах закончились, немцы перенесли упор внутренней пропаганды на достижения промышленности, что с такими рабочими и объемами наш Вермахт непобедим, и вот эта двухлетняя пропаганда неразрывно переплетенная с фигурой Шпеера сказывается на работах историков до сих пор. Хотя после начала широкомасштабных бомбардировок Рурской англомерации прирост производства сильно замедлился, и только непостоянство союзников хаотично меняющих цели с промышленных объектов то на городское население, то на Большой Берлин, то на транспортные узлы, помогало немцам что-то успеть восстанавливать или выводить из-под ударов.
Окидывая взглядом труд можно отметить что автор только чуток затронул отдельные интересные темы, вроде транспортной ж/д сети, хронически обделяемой инвестициями в 1920-30-е года, когда только захват подвижного состава в 1939-40-х годах позволил расшить его нехватку. Или номенклатуру внешней торговли, импорта и экспорта в 1930-е, чуть ли не единственными цифрами подобного были примеры полученных из СССР поставок нефти и металлов в общем потреблении Рейха. Но все равно, это мегаобъемный труд на 850 страниц, не перегруженный цифрами или графиками, но дающий представление как заданное направление милитаризации экономики достигшее в 1944-м невиданных цифр в 60% на оборонку в сочетании с идеологией и стратегией готовности воевать со всеми приводит к тотальному краху, потому что на каком-то этапе процесс становится необратимым, эффект от мобилизации надо использовать либо сейчас, либо никогда.