Глава 1
Приготовление супа

Есть факт, верный для любых мест и любых эпох: чем вы богаче и образованнее, тем больше вещей вы будете выбрасывать. В Соединенных Штатах состоятельные люди покупают не только больше вещей, но и больше утилизируемых вещей – например, металлических банок, бутылок и коробок, где находятся нужные им товары. Вот почему, если вы в день сбора мусора проедете по району, населенному обеспеченными и образованными людьми, то увидите зеленые и синие контейнеры, переполненные аккуратно рассортированными газетами, коробками от айпадов, винными бутылками и банками от диетической колы. Если вы отправитесь в бедный район, то и баков, и вторсырья обязательно будет меньше.

Люди в более богатых районах, рассортировавшие мусор, хорошо распорядились своими отходами. Однако у них не было бы шанса стать хорошими распорядителями, не будь они одновременно хорошими потребителями (бедняки не собирают столько вторсырья, в частности, из-за того, что они меньше покупают). Вот статистическое подтверждение такого наблюдения: между 1960 и 2010 годами (последняя дата, для которой Агентство по защите окружающей среды США предоставляет данные) объем вторсырья, собранного американцами в своих домах и на рабочих местах, вырос с 5,6 до 65 млн тонн. Но общий объем произведенных отходов утроился – с 88,1 до 249,9 млн тонн. Несомненно, американцы стали лучше перерабатывать свои отходы, но не менее успешно они стали их и производить. Чем больше росло население, чем оно становилось богаче (а время с 1960 по 2010 год было периодом интенсивного увеличения благосостояния), тем больше оно производило отходов. Фактически за последние пять десятилетий единственное значимое годовое снижение общего количества созданных отходов было после финансового кризиса 2008 года.

Корреляция между доходами и переработкой устанавливалась в течение десятилетий. Рассмотрим, например, округ Хеннепин (Миннесота) с населением 1,168 млн человек. Я родился в Миннеаполисе, крупнейшем городе Хеннепина, и на 2010 год уровень переработки в моем родном городе был на 36-м месте из 41 общины округа: среднегодовой сбор вторсырья на одно домохозяйство составлял 388 фунтов (176 кг). Между тем в расположенном к западу от Миннеаполиса богатом приозерном городе Миннетонка-Бич годовой сбор отходов с одного домохозяйства составлял 838 фунтов (380 кг), обеспечивая городу первое место в этом рейтинге. Почему? Одна из причин в среднем доходе: медианный^[7] доход на одно домохозяйство в Миннетонка-Бич в 2010 году равнялся $168 868, а в Миннеаполисе, где имеются бедные районы, – только $45 838. Естественно, играют роль и другие факторы (например, на момент сбора вышеуказанных данных от жителей Миннеаполиса требовали сортировать вторсырье на семь различных категорий, что раздражало и занимало много времени, а в Миннетонка-Бич обходились одной), но трудно не отметить факт: места наподобие Миннетонка-Бич дают куда больше пригодных к переработке белых коробочек от айпадов и воскресных выпусков The New York Times, чем многоквартирные комплексы в Миннеаполисе.

Когда я жил в Соединенных Штатах, у меня были синие и зеленые контейнеры, и я ощущал этическую потребность заполнять их – и при возможности заполнять их больше, чем выбрасываешь в мусорную корзину. В один контейнер шла бумага, в другой – все остальное. Затем я оставлял их на обочине, однако – благодаря детству, проведенному на семейной базе-свалке, – я чувствовал, что надул сам себя. Алюминиевые банки продавались на вес; во время летних школьных каникул мне часто поручали взвешивать банки, проданные бродягами, студентами и бережливыми гражданами нашему семейному бизнесу. Моя бабушка, выросшая в эпоху Великой депрессии, когда у нее в семье знали цену всему, пригодному к повторному использованию, продолжала настаивать на том, чтобы ее скромное количество банок шло в бизнес, а не отдавалось бесплатно муниципальным программам по утилизации.

Кто работает с отходами, выброшенными из наших домов? В Соединенных Штатах и в других развитых странах это чаще всего не подростки, а города и горстка крупных корпораций, занимающихся переработкой. В некоторых случаях у них нет выбора, и им приходится брать выброшенное в контейнеры. Будь у них выбор, они бы брали только вещи, которые можно с выгодой продать – например, банки, которые не хотела отдавать им моя бабушка. Вещи, которые можно продать с прибылью, – это, как правило, те вещи, которые легко переделать. Из алюминиевой банки легко сделать новую алюминиевую банку; однако кожаный чемодан трудно превратить во что-то другое.

Иногда, когда я еду по какому-нибудь району в день сбора мусора, я вижу контейнеры, забитые вещами наподобие таких чемоданов, которые выложены из-за безосновательного, но праведного убеждения: компании должны поступить правильно и «переработать» их тоже – что бы это ни значило. Но перерабатывающие компании сопротивляются не шансу поступать правильно. Они просто не нашли рентабельного способа отделить, например, пластик, из которого сделана ручка, от пластика другого сорта, из которого состоят сами сумки и чемоданы. Работу такого рода должны делать люди, которые могут найти в ней выгоду, и этого до сих пор не поняли крупные перерабатывающие компании, собирающие содержимое синих и зеленых контейнеров. Однако они начали понимать, как забраться в ваш мусор поглубже и добыть те вещи, которые можно с выгодой переработать. Работенка не самая гламурная, и о ней не говорят политики и экологи, когда обсуждают «зеленую работу»^[8]. Однако для подходящего человека здесь есть не менее бесконечные возможности, чем в придумках Кремниевой долины.

Алан Бакрак – именно такой подходящий человек. Он работает в Waste Management Corporation – крупнейшей в Северной Америке компании, занимающейся переработкой домашних отходов, и является директором по утилизации в южном Техасе. Его профессиональный интерес к переработке основан на стремлении к получению прибыли. Как и многие его коллеги в индустрии переработки, он выглядит моложаво, что не соответствует его возрасту. Но еще лучше свидетельствует о его молодости радость при виде машин, которые сортируют мусор. Если и есть люди, которым стыдно работать в отрасли, занимающейся отходами других людей, то Алан Бакрак не из таких. Он любит свою работу.

Мы встречаемся в начале 2012 года в помещении для посетителей нового перерабатывающего завода компании Waste Management стоимостью в $15 млн и размером с гипермаркет Walmart. Бакрак сыграл главную роль в проектировании этого сооружения, а сейчас отвечает за его эксплуатацию. Однако даже во время нашего разговора глаза Бакрака сосредоточены не на мне, а на том, что происходит по другую сторону стеклянного окна двумя этажами ниже: быстро двигающиеся валы пластиковых бутылок, картона и бумаги по поднимающимся и опускающимся конвейерам, вверх и вниз, снова и снова – пока не предстанут в виде идеально отсортированных и связанных стальных скобками блоков бутылок, картона и бумаги размером с тюк сена. «Вы либо любите это, либо ненавидите, – говорит он мне о тех, кто работает в его отрасли. – Вы либо уходите через шесть недель, или даже раньше, либо остаетесь навсегда».

В каком-то смысле мы в Зеленом Раю – месте, где заканчивает свой путь весь домашний утиль, выставленный в день сборки мусора, – с любовью собранные бумага, бутылки и металлические банки. Алан Бакрак – не совсем святой Петр у врат, но он определенно среди тех, кто отвечает за управление. Но если хьюстонский завод по переработке отходов считать Зеленым Раем, то сам Хьюстон – скорее Зеленый Ад; по крайней мере в том, что происходит с бытовыми отходами.

Цифры говорят сами за себя. В 2010 году Соединенные Штаты переработали примерно 34 % своего «твердого бытового мусора». Таким образом, 34 % мусора, произведенного домами, школами и офисами (но не промышленными предприятиями, строительными площадками, фермами и шахтами), попали не в захоронения, а на какое-то предприятие, которое дало отходам новую жизнь путем повторного использования. С точностью до нескольких процентов эта величина справедлива для Нью-Йорка, Миннеаполиса и других городов страны с долговременными утилизационными программами. А что же Хьюстон? Совсем недавно, в 2008 году, Хьюстон умудрялся перерабатывать всего 2,6 % своего твердого бытового мусора. А остальные 97,4 %? Преимущественно захоронены на свалках. С 2008 года доля поднялась до «шести или семи процентов», по словам сконфуженного Алана. В таком положении вещей нет ничего хорошего по любым меркам. Как это объяснить?

У людей, которые живут в местах вроде Сан-Франциско, где степень переработки превышает 70 %, популярно объяснение, что «деревенщины» не любят переработку. Это не только чванство, но и глубокое непонимание, как и почему в Сан-Франциско обрабатывается такая значительная доля мусора.

Несомненно, культура, образование и доход играют определенную роль в том, сколько отходов перерабатывает конкретный человек или район. Но по моему опыту, ни одна культура не способствует высокой степени переработки так, как культура бедности. Суть проста: если вы можете себе позволить мало, вы будете стремиться использовать многое повторно. Поэтому в Сан-Франциско стеклянная банка из-под томатного соуса для брускетты^[9], скорее всего, отправится непосредственно в мусорный бак; в трущобах Мумбая та же самая банка – если бы кто-нибудь мог себе ее позволить – может стать кухонной утварью. Обитатели трущоб в Мумбае отличаются гораздо более высокой степенью утилизации, чем жители пригородов Сан-Франциско, потому что: а) они меньше потребляют (например, им не надо утилизировать коробки из-под айпада), и б) постоянное выживание требует бережливости. Но вне зависимости от того, насколько бедным или экологически сознательным является конкретное население, степень переработки главным образом зависит от того, может ли кто-нибудь извлечь экономическую выгоду из повторного использования отходов. В Мумбае выгода в основном заключена в личной экономии; в богатом Сан-Франциско, где мало кто из жителей считает центы, которые можно получить от стопки газет, ответ на вопрос, есть ли выгода от собирания чужих отходов, должна искать перерабатывающая компания.

Хьюстонцы, как и большинство американцев, не разделяют бережливость в мумбайском стиле. Это создает давление на перерабатывающие компании; быть рентабельными для них, к сожалению, оказалось очень трудно. Проблем несколько. Во-первых, Хьюстон – крупный город, но плотность населения очень мала – примерно 1300 человек на квадратный километр. Напротив, в Сан-Франциско плотность составляет 6560 человек на квадратный километр. То есть с демографической точки зрения на каждом квадратном километре в Сан-Франциско будет больше мусорных контейнеров, чем в Хьюстоне, поскольку там больше домохозяйств на каждый квадратный километр. Следовательно, грузовик перерабатывающей компании должен проехать по Хьюстону гораздо большее расстояние, чем по Сан-Франциско, чтобы собрать полтонны газет. Другими словами, перерабатывающая компания в Хьюстоне должна активнее работать и потратить больше денег, чтобы получить доход, аналогичный доходу компании в Сан-Франциско.

Один из способов решить проблему – субсидии на переработку от местных властей, и в некоторых городах так и делают. Но в Хьюстоне, питающем отвращение к налогам и сборам, это непросто, особенно по той причине, что техасские тарифы для захоронений – среди самых низких в Соединенных Штатах. Разумные налогоплательщики – не говоря уже о политиках – могут спросить, почему их просят платить больше за переработку, если можно за куда меньшие деньги просто захоронить тот же мусор.

Другой способ решить проблему – поощрять домохозяйства Хьюстона собирать больше отходов, чтобы каждая забранная порция была потенциально полезнее для перерабатывающих компаний. Верьте или нет, но это действительно нетрудно сделать (причем сделать, не поощряя увеличения потребления). Вот так: уберите два, три, а иногда и семь мусорных контейнеров, по которым американские домохозяйства должны раскладывать потенциальное вторсырье, и замените их одним большим баком, куда можно сваливать все сразу. Такая обработка называется однопотоковой (в отличие от двухпотоковой обработки, когда в один бак складывается бумага, а в другой – все остальное). В сообществах, где ее опробовали, уровень утилизации вырос сразу на 30 %. А почему бы и нет? Даже экологически сознательные люди иногда слишком заняты, чтобы сортировать свой мусор по контейнерам (мне нравится называть это «игрой с мусором»). Поэтому компания Waste Management несколько последних лет разворачивала в Хьюстоне однопотоковую обработку. Но если домохозяйства в городе не сортируют весь лишний утиль, попадающий в грузовики Waste Management, то каким образом компания Waste Management предполагает извлекать отсюда выгоду? И вот тут на сцене появляются Алан Бакрак, группа инженеров и $15 млн.

В старших классах некоторые подростки идут работать в McDonald’s, а некоторые рады стричь газоны. Алан Бакрак был не из таких. В нем билась предпринимательская жилка: он искал то, что можно продать дороже, чем купить. Он нашел две такие вещи: перфокарты для компьютеров, которые до конца 1960-х годов были основным способом подачи данных для вычислительных систем, и бумагу непрерывной подачи для компьютеров. И то и другое прекрасно продавалось за наличные в пунктах приема макулатуры, где их готовили к превращению в новую бумагу. Поэтому Алану в школе хватало карманных денег. Подозреваю, на деле у него было больше денег, чем у большинства школьников.

«Мне очень повезло, – говорит он мне, когда я спрашиваю его о том, почему его привлекла перерабатывающая отрасль. – Она хорошо соответствует моим способностям и моим СДВГ и ОКР»^[10]. Как и у многих молодых предпринимателей, рано нашедших свое призвание, карьера Алана в колледже длилась недолго, и после ухода он пошел работать в компанию друга, занимавшуюся перевозкой мусора. Там он познакомил мусорщиков с потенциальной выгодой продажи макулатуры, и следующие три десятка лет посвятил утилизации отходов бумаги и картона, которые производят предприятия (не дома) в районе Хьюстона. Однако все изменилось в 2008 году, когда Waste Management, искавшая фирмы, согласные помочь обеспечить бизнес по переработке домашних отходов в Хьюстоне, решила поручить дело Gulf Coast Recycling – компании, где почти три десятилетия проработал Алан. Это было вовремя. Алан хотел, чтобы Gulf Coast перешла на переработку домашних отходов, однако у нее не имелось доступа к большим объемам вторсырья.

– Их собирают мусорные компании, – объясняет он. – И поэтому трудно оправдать оборудование на 15–20 миллионов долларов, когда у вас нет гарантированных материалов для него.

– Вам нужен масштаб, – говорю я.